Поводыри на распутье

– Я тоже так думаю.

Ник Моратти, плотный, большеголовый, большелобый, с круглыми, чуть навыкате глазами и внушительных размеров носом, чуть улыбнулся.

Он был типичным функционером-карьеристом, грамотным, напористым, умным и хватким, и никто не удивился тому, что он сумел прорваться на вершину. Офицер СБА в третьем поколении, Ник поступил на Службу семи лет от роду – родители записали его в специальную школу, за которой последовал особый факультет Университета и направление в элитное подразделение СБА. Молодой офицер правильно женился, выбрав в спутницы жизни дочь одного из начальников, и в тридцать с небольшим уже руководил управлением в филиале СБА Франкфурт. Но не следует думать, что карьере Моратти способствовала исключительно мохнатая лапа. Корпорации, вкладывающие миллиарды в независимые территории, жестко требовали от СБА отдачи и не потерпели бы случайного человека на серьезной должности. Для бестолковых детишек, племянников, зятьков и прочих «своих», но непутевых ребят едва ли не официально предусматривались синекуры – бессмысленные отделы с неплохими окладами. Родственникам и землякам не давали умереть с голоду, но высоко не поднимали, не позволяя семейным связям портить отлаженный механизм. А бал в СБА правили умные, энергичные и жесткие. Такие, как Моратти.

Поработав во Франкфурте, Ник перешел в Цюрих, возглавив специальное оперативное управление, призванное решать боевые задачи в любой точке земного шара. И именно на этом посту Моратти совершил свой самый яркий подвиг: блестяще провел спасательную операцию в Иркутске. Ник лично занимался эвакуацией каперов во время Второго Восточного Кризиса, участвовал в боях с китайцами, а затем полгода провалялся в госпитале, лечась от ранения в грудь и последствий распыления реактала. После этих событий Моратти стал своим для нюхавших порох вояк, а поскольку связи с элитой СБА он не потерял, то дальнейший рост карьеры был, как говорится, делом техники. Через несколько лет Ник возглавил Франкфурт, получил опыт повседневного управления филиалом СБА, четыре года провел в заместителях президента, а затем возглавил Службу.

Опытному интригану удалось продержаться на вершине восемь лет – два срока, и Моратти не без оснований рассчитывал сохранить кресло за собой и на следующие четыре года, однако недавние события поколебали его уверенность.

– Не могло получиться так, что Базаревич специально забрасывал удочку, чтобы вызвать тебя на откровенность? Или выведать настроения среди московских верхолазов?

– Не тот он человек. Энди отличный менеджер, но никакой разведчик.

Собеседником, с которым Моратти разговаривал по сети, был Максимилиан Кауфман, директор московского филиала СБА. Худощавый, даже сухой, лет шестидесяти на вид, в черном костюме, темно-синей рубашке спортивного покроя и черных кожаных перчатках, он выглядел… обыкновенным. Невыразительное лицо, серые волосы, голубые глаза, крючковатый нос. Переодень его, и получишь клерка, неотличимого от тысяч других, что вливаются по утрам в небоскребы корпораций. И репутация у Кауфмана под стать: ограниченный служака, способностей которого хватало лишь на грамотное исполнение полученных из центра приказов. Таким видели Максимилиана обыватели, таким его видели верхолазы, таким, до недавнего времени, его видел Моратти. И лишь несколько месяцев назад Ник понял, как сильно ошибался. Прикрываясь репутацией солдафона, Кауфман сумел превратить московский филиал СБА в неподконтрольную Цюриху систему, с целью… А вот тут у Моратти зиял пробел. Он не знал, для чего московскому директору потребовалось прятаться от центра, однако был полон решимости выяснить это. И по возможности скорее, до выборов, ибо чувствовал старый интриган угрозу. Чувствовал и собирался драться.

– Ладно, до выборов еще есть время. – Моратти дружески улыбнулся. – Макс, хочу поздравить тебя с успехом в борьбе с Консорциумом. Столь крупную партию «синдина» СБА давно не перехватывала.

– Мы хорошо поработали, – признал Кауфман.

– Не скромничай – великолепно поработали. В последнее время тебе сопутствуют сплошные удачи.

– Пытаюсь оправдаться за прокол с Фадеевым, – попытался отшутиться Максимилиан.

Или не отшутиться? Или нарочно напомнил о самом большом провале Службы за последние десять лет? Моратти немедленно посерьезнел:

– Новых фактов в расследовании не появилось?

– Увы. Но мы продолжаем копать.

– Я надеюсь на тебя, Макс, крепко надеюсь. Если до конференции появятся хоть какие-нибудь проблески, мой отчет верхолазам станет менее унылым.

– Пятно лежит на нас обоих, – вздохнул Кауфман. – Мне бы тоже хотелось почистить мундир.

– Вонючий ублюдок, – выругался Моратти, выключив коммуникатор. – Скотина!

– Наши подозрения оправдались?

– А ты так не считаешь?

– Я хотел услышать ваше мнение, патрон.

Единственным человеком, который присутствовал при разговоре президента СБА и директора московского филиала, был Стефан Дрогас, официально являющийся одним из десятка советников Моратти, а на деле – ближайшим его помощником. Квалификация Дрогаса позволяла ему претендовать на пост начальника специального оперативного управления – его боевому опыту и таланту мог позавидовать любой служака, но Стефан предпочел роль серого кардинала, человека, улаживающего щекотливые дела президента.

Стефан расположился с другой стороны стола, так, чтобы не попасть под камеры коммуникатора, и заговорил лишь после того, как Ник отключил связь.

– Я не верю Мертвому, – после короткой паузы произнес Моратти, назвав Кауфмана его кличкой. – Двадцать лет он искусно водил всех за нос, прикидывался исполнительным дуболомом, а сам прибирал к рукам Анклав. В настоящее время Москва вышла из-под контроля Цюриха. Я не имею там власти… – Снова пауза. – Нет, не так: СБА не имеет там власти.

– Если мы сообщим об этом, признаем, что выпустили ситуацию из-под контроля, верхолазы потребуют отставки Кауфмана и добьются ее, – негромко произнес Дрогас. – Но и нам не удержаться. Корпорации такой вопиющий прокол не простят.

– Ты думаешь, я этого не понимаю?

– Извините, патрон, я размышлял вслух. – Стефан побарабанил пальцами по столешнице. – У нас есть компромат на Кауфмана?

– Увы.

Святых среди директоров СБА не водилось – слишком много возможностей предоставляла высокая должность. Директора присваивали выделенные филиалам средства, оказывали незаконные услуги верхолазам, обкладывали данью работающие в Анклавах фирмы: мало, что ли, способов поднять с земли лишнюю копеечку? Зарывались директора редко, корпорации скорее мирились с этим злом, чем боролись, но если президент вытаскивал на свет грязные делишки неугодного подчиненного, тот всегда отправлялся в отставку.

А вот на Кауфмана у Моратти компромата не было. Никакого.

– Его родители давно умерли, детей нет, жены нет, любовницы постоянно меняются. Акций нет, на личном счету только накопления, складывающиеся из официальной зарплаты.

– Неправедные сбережения на открытых счетах не хранят.

– Тем не менее служба собственной безопасности за все эти годы ничего не накопала. Даже Чинча оказался бессилен, а уж какой был профессионал.

– В таком случае выход у нас один: бороться с Мертвым его же методами, – подытожил Дрогас.

– Тайными операциями?

– Совершенно верно. Мы должны продемонстрировать, что Кауфман не соответствует занимаемой должности. В этом случае поддержка со стороны москвичей станет выглядеть подозрительно, и они его сдадут.

Моратти потер лоб.

Предложение Дрогаса было не лишено смысла. Если провести несколько громких акций, вызвать народное ворчание и неудовольствие верхолазов, то Мертвого можно убрать еще до выборов: ну, не справился директор с должностью, перестал отвечать высоким требованиям, размяк, постарел, с кем не случается? Почетная пенсия, красивый дом в заповедном уголке, ловля форели, а через пару месяцев или внезапный инфаркт, или несчастный случай. Кому интересны отставники? Однако существовали на этом пути и подводные камни. Моратти, опытнейший интриган, поднаторевший в бюрократических играх и подковерной борьбе, опасался выходить на поле, на котором Кауфман уже продемонстрировал блестящие способности. Бороться в тайных операциях с гением тайных операций? Полагаться только на Дрогаса? Трудно решиться. Впрочем, атаковать проще, чем обороняться, а другого выхода, судя по всему, нет.

Стефан не мешал президенту размышлять и лишь после того, как взгляд Ника вновь сфокусировался на нем, спросил:

– Кауфман может выставить свою кандидатуру на пост президента?

– Исключено, – махнул рукой Моратти. – Мертвый прекрасно понимает, что его уважают, но не любят. А верхолазы и вовсе считают солдафоном. Репутация играет против него, так что сам Кауфман на выборы не пойдет. Но обязательно выставит кого-то из своих.

– Кого?

– У него не так много друзей, – протянул Ник. – Скорее всего, это будет Игнасио де ла Крус из Анклава Рио. Но и у него нет шансов.

– Вы с Макферсоном порвете любого, – кивнул Дрогас.

– Именно.

Моратти был слишком хитер, чтобы идти на выборы в лоб, без подспорья. На роль «пристяжного» – заведомо слабого кандидата, нужного для обеспечения «демократичности», «альтернативы» и отбора голосов у настоящих конкурентов, – Ник выбрал Шона Макферсона, директора эдинбургского филиала СБА. Человеком Шон был авторитетным, но не очень известным, к тому же в истории с Фадеевым он тоже замазался, так что придавить его, в случае необходимости, не составит труда. Переговоры с Макферсоном прошли спокойно, Шон согласился поиграть в выборы в обмен на гарантии сохранения должности, так что к конференции Моратти шел во всеоружии.

Если бы не проблема Мертвого.

– От Кауфмана можно ждать любых неприятностей, – проворчал Ник.

– Именно поэтому вопрос нужно решить до конференции. Он знает, что мы готовимся к выборам, и не ждет удара. Он считает, что мы слишком заняты борьбой за власть, а его оставим на потом, так что самое время атаковать.

– Каким образом?