Фата застонала.
– Но ты можешь ему об этом не говорить.
Фата всхлипнула и немного поплакала, надеясь растопить сердце закусившего удила конца. Безуспешно надеясь, поскольку за свою долгую жизнь Пифуций видел столько слез, что ими можно было без труда наполнить Южно-Китайское море. И даже два.
Он хладнокровно подождал окончания рыданий и как ни в чем не бывало продолжил:
– Давай скажем, что я твой брат?
– Мой кто? – изумилась Роксана.
– Брат, – повторил Пифуций. – С челами такое прокатывает.
– Дамир – шас! Он знает о Тайном Городе и тебя, конца, знает.
– То есть можно ему ничего не говорить?
– Мы не можем ему ничего не говорить, потому что он сразу все поймет!
– Между прочим, шасы не такие уж умные, как ты пытаешься представить, – заметил конец и вызвал второй приступ слез, продолжавшийся не менее пяти минут. Но тоже ни к чему не приведший.
Пифуций стоял на своем.
С трудом дотерпев до окончания рыданий, конец отобрал у подруги и трусики, и лифчик, и принялся жарко убеждать в своей правоте. Меньше, чем через два часа утомленная фата со вздохом согласилась, что спутник из Пифуция получится замечательный, а Дамир ничего не заподозрит.
– Мне нужно побывать там, где я никогда не был и никогда больше не буду, – объяснил конец, ласково обнимая смирившуюся с происходящим Роксану. – Я должен побывать в чудесном Новосибирске или сойду с ума…
Глава 2
1926 год, Алтай, Чуйский тракт, 756 верста.
Крестьянский труд тяжел не объемами работы, не отупляющим однообразием, а сезонностью. Всю весну и лето ты занят, работаешь не покладая рук, осенью собираешь урожай, готовишь его к сохранению и приумножению, сушишь или маринуешь то, что было собрано или подстрелено на горных склонах и в лесах. А когда выпадает снег… ты валяешься на печи и дуреешь от безделья.
Снег покрывает и мир, и тебя…
Выручают торговля, охота и «подряды» на устранение неугодных, которые четырехрукие хваны, с истинно крестьянской основательностью, исполняли за пределами Алтая. Как по заказу жителей Тайного Города, так и для сторонних челов, способных оплатить дорогостоящие услуги высококлассных убийц. Охоту же хваны, которым даже медведи уступали дорогу, воспринимали как рутину, лишнего не били, в первую очередь выбирая слабых и больных животных. Но при этом зорко следили за «своими» землями, не позволяя челам на них куражиться. Что же касается торговли, то мужчины ею не занимались вовсе, а женщины предпочитали перепоручать коммерцию ушлым шасам, которые периодически наведывались в алтайское селение четырехруких за шкурами и прочим товаром. А главное сокровище хванов – легендарный Золотой корень, который они выращивали для Тайного Города, – до унции забирали Великие Дома и платили за него с королевской щедростью.
Вот и получалось, что от скуки хвана могли спасти только «подряды». А если их нет? А если возраст еще таков, что серьезные заказчики предпочитают обращаться к другим специалистам, проверенным? Тогда оставалось нарабатывать репутацию в тех редких случаях, когда старшие соглашались брать на «подряды» учеников, а руки набивать в нечастых, и только с дозволения старших, шалостях на Чуйском тракте.
– Караван прошел?
– Давно уже.
– Сколько?
Дарг посмотрел на конский навоз, прищурился и выдал:
– Полчаса.
– Успеем! – приободрился Терс.
– Нет…
– Если бегом, успеем.
Но Дарг уже принял решение и подчеркнуто остался на месте, когда его нетерпеливый друг побежал по дороге.
Терс остановился и недовольно обернулся:
– Ну?
– Мы его догоним точно у постоялого двора.
– Ну?
– Что «ну»?! – окрысился Дарг. – Будто сам не знаешь, что дядя Вахр запрещает шалить рядом с заведением.
– Ну?
Дарг прищурился.
– Ты проспал, – негромко произнес Терс.
– И что?
– Лентяй.
– Возьмем их завтра, после ночевки…
Вместо ответа Терс засветил другу ногой в голову, и не отпрыгни Дарг назад, валяться бы ему в пыли оглушенным. Терс хоть и был на целых пять лет младше двадцатитрехлетнего друга, но нравом отличался вспыльчивым, и силушкой его Спящий не обидел, поэтому бой затянулся на целых десять минут.
Затем друзья отряхнули одежду от пыли и неспешно потащились вслед за караваном, на ходу обсуждая, стоит ли наловить рыбы и сварить уху, благо до утра все равно делать нечего, или же потратиться на ужин у дяди Вахра? Решили потратиться, потому что в противном случае строгий хозяин постоялого двора мог не разрешить остаться на ночь.
Вахр, для челов – Вахромей Атаманов, – по причине возраста и полученного в боях с людами ранения отошел и от «подрядов», и от тяжелого крестьянского труда в родной общине и основал весьма прибыльное заведение на тракте. Чистые комнаты, отличная еда – жена Вахра была превосходной стряпухой, – баня для желающих, настойки собственного изготовления… Постоялый двор славился, и многие купцы специально подгадывали путешествие так, чтобы оказаться в гостях у Вахра.
И уезжали с твердым обещанием вернуться.
Однако на этот раз, как выяснили Терс и Дарг, едва пройдя через ворота, на постоялый двор пожаловали не торговцы.
– Экспедиция то, – сообщил приятелям Тыц, один из старших сыновей Вахра, но какой именно, неизвестно, поскольку старик и сам иногда в них путался. – Батя сказал, что челы, но опасные. Лучше их не потрошить.
Тыцу выпало поить лошадей, и, рассказывая неудачливым грабителям новости, он неспешно качал ручным насосом воду из колодца: затем она по трубам попадала в поилку.
– Не потрошить, потому что нищие? – решил уточнить Терс.
– И потому тоже, – кивнул Тыц. Тут же замолчал, подробнее обдумывая вопрос приятеля, и через несколько секунд покачал головой: – Хотя у них наверняка есть припасы… Снаряжение… Лошади, опять же…
И юные хваны, не сговариваясь, взглянули на пьющих зверей. Те подняли головы и с опаской посмотрели на юных хванов.