Прошлое должно умереть

– Отомстив, я обрету свободу.

– За тобой все равно будут гоняться.

– Помпилио будет гоняться за мной до самой смерти, а остальные скоро устанут, – объяснил Ричард. – Адигены не станут убивать всех, кто мне помогает, постепенно перестанут жестоко давить на Омут – ведь исчезнет тот, кто заставляет их давить, – и в конце концов мы вернемся к старым добрым временам, когда я был просто Огнеделом, а не злейшим врагом самого известного адигена Герметикона. Жизнь снова станет прекрасной.

– Что тебе не нравится в нынешнем положении?

– Соскучился по цивилизации, – честно ответил Огнедел. – Хочу в большой город, хочу автомобиль, театр, свежую газету, пройтись по улице… Даже колокольный звон хочу – потому что давно не слышал. К тому же меня приводит в бешенство тот факт, что изгнание – не мой выбор. Я вынужден прятаться и больше всего на свете хочу это изменить. – Он помолчал, сообразил, как прозвучал его неожиданный монолог, и добавил: – Но мы все равно останемся друзьями, Тайра, просто я стану чуть свободнее.

– Я прекрасно понимаю твои чувства, – помолчав, произнесла ведьма. – Ты слишком силен для клетки.

– Спасибо.

Она чуть склонила голову, принимая благодарность, и продолжила:

– Как видишь, я не мешаю тебе строить планы мести… и осуществлять их. Несмотря на опасность, которую таит твое желание для нашего общего дела.

– Если все пройдет успешно…

– Если… – эхом прошелестела Тайра. – Если…

Мааздук сдержал грубое ругательство, прекрасно понимая, что допусти он хоть намек на невежливость – в лучшем случае придется долго и униженно извиняться, и кивнул:

– Риск есть.

– Главный риск в том, что тебе недостаточно просто убить врага.

– Я хочу сделать его несчастным, – согласился Огнедел. – Я порвал ему душу однажды – порву еще раз. Мне доставляет невыносимое наслаждение наблюдать за его страданиями. Я…

Он осекся, перехватив очень странный взгляд ведьмы, и усмехнулся:

– Я кажусь сумасшедшим?

– С самой первой минуты нашего знакомства, – не стала отрицать Тайра.

– Ну, в общем, я не особенно скрываю свое безумие, – рассмеялся Ричард. – Но меня угнетает, когда другие относятся к нему без понимания.

– Мы оба знаем, что я тебя понимаю едва ли не лучше всех.

– В этом вы правы, синьора.

– Я всегда права.

Он вежливо промолчал, но не позволил паузе затянуться до оскорбительного предела.

– И все-таки, почему вы хотите лично захватить Помпилио?

– Захватить, а потом убить, – уточнила ведьма.

– Не сразу, – напомнил Мааздук. – Он нужен мне здесь. А вы…

– Я сделаю так, как обещала, – медленно ответила Тайра. – Сначала я задам ему несколько важных для себя вопросов, а потом расплачусь по старым счетам. В твоем присутствии.

– Когда он успел так сильно вам нагадить? – поднял брови Ричард.

– Успел.

– Вы ничего об этом не рассказываете.

– Маленькое личное дело… – Она задумчиво повертела в руке бокал, вернула его на столик, поднялась, заставив Огнедела сделать то же самое, подошла к грубым деревянным перилам террасы, положила на них руки и, глядя на океан, улыбнулась: – Жди, Огнедел, скоро твой злейший враг будет мертв.

* * *

Окажись Помпилио на любой другой планете, он бы ни за что не остановил выбор на мотоциклете и постарался захватить для бегства лошадь. Лошадь надежна, поскольку знаешь, чего от нее ждать, лошадь пройдет там, где застрянет даже мотоциклет, для лошади всегда есть под рукой топливо, достаточно ее стреножить и отправить пастись. Другими словами, на неосвоенных или малоосвоенных планетах лошадь – это первое, о чем должен думать беглец, но Фоксвилль окружали бескрайние мегатагеновые леса, и это обстоятельство делало шумный, воняющий нефой и непредсказуемый мотоциклет предпочтительнее. Гигантские, поднимающиеся на сто метров к небу мегатагены создавали мощную переплетенную крону – зеленую крышу, поддерживаемую высоченными столбами. Света и тепла сквозь нее проходило не очень много, и земля у подножия невероятных деревьев была плотной и сухой, с чахлой травой да невысокими кустами. Земля прекрасно подходила для поездок на мотоциклете, и Помпилио сумел оторваться от преследователей. Но адиген прекрасно понимал, что первая оторопь уже прошла, нападающие покинули Фоксвилль и понукаемый галанитом констебль обязательно устроит поиски по всем правилам, в том числе – на мотоциклетах и автомобилях. Возможно, с применением цеппелей. Местность они знают намного лучше, исход погони предсказуем, поэтому нужно взять паузу и подумать, что делать дальше.

Помпилио плавно надавил на тормоз, остановил мотоциклет, прислушался, убедился, что преследователи действительно далеко, слез с седла и прошелся, с удовольствием разминаясь и вдыхая прохладный воздух. Затем извлек из седельной кобуры карабин, оказавшийся неплохим, по меркам пограничных миров, «Карбю», однако Помпилио, привыкший к лучшему оружию Герметикона, осмотрел карабин без восторга. Вытащил магазин, поморщился, увидев, что осталось всего три патрона, проверил ствол, убедился, что прежний владелец не увлекался его чисткой, поморщился еще раз, приставил карабин к стволу и занялся мотоциклетом.

В первую очередь его интересовало топливо. Поскольку Фарха была планетой не особенно цивилизованной, каждая машина в обязательном порядке снабжалась канистрой с его запасом, и на мотоциклете она, к счастью, не пустовала. В баке оставалось больше половины, тем не менее Помпилио заполнил его до отказа, после чего перешел к изучению седельной сумки, обнаружив в ней аптечку, флягу с водой, три банки консервов и запасные патроны, к сожалению, не к «Карбю», а к пистолету. А поскольку само оружие отсутствовало, патроны оказались ненужными.

Закончив осмотр, Помпилио вскрыл ножом жестянку с мясом, уселся на землю, развернул карту и задумался, изучая местность, где ему предстояло играть в «кошки-мышки».

///

Никогда раньше лес не казался констеблю настолько чужим и враждебным. Тот самый лес, в котором Дребренди вырос и который знал с детства. В который бегал играть с друзьями, в котором потом работал, помогая отцу на лесопилке, а теперь присматривал за порядком. Констебль знал лес как свои пять пальцев и любил его, иногда, когда был один, ложился на спину и долго любовался видом неба сквозь плотную зеленую крону. Умел выживать, знал, как поймать птицу без оружия и как избавиться от хищника. Умел все. Мегатагеновый лес был для Дребренди родным домом, однако сейчас он боялся его до колик. И все остальные парни нервничали. Но они просто нервничали, как всегда бывало при поиске опасного преступника, а констебль именно боялся, потому что, в отличие от помощников, точно знал, за кем они идут: за бамбадао. За тем, кто способен прострелить человеку голову, ориентируясь лишь на запах или едва уловимый шорох. За тем, кто довел Искусство достижения цели до совершенства. Кто ухитрился сбежать с виселицы и теперь, явно недовольный, поджидал их где-то в лесу.

И лес стал для Дребренди чужим.

Разведчики бросились в погоню на мотоциклетах, констебль задержался, формируя команду, и теперь ехал следом на небольшом грузовике, в кузове которого сидело шестеро надежных парней. Плюс он и водитель. Плюс трое разведчиков.

Но все равно, кажется, мало.

Да еще неизвестный цеппель… После нападения на Фоксвилль корабль ушел, однако Дребренди не сомневался в том, что он болтается поблизости и тоже высматривает беглеца. И сидящие в нем парни наверняка нападут, если он схватит Помпилио.

«А может, позволить им встретиться? Пусть парни с цеппеля захватят бамбадао, который явно этого не хочет, и подохнут? А мы останемся в стороне…»

Это был бы идеальный выход из положения, но, увы, невозможный, поскольку директор Фактории распорядился догнать и обязательно убить адигена. А противиться Спесирчику констебль не мог.

«Он во всем виноват!»

Заставил схватить брата лингийского дара, а когда не удалось его повесить – сбежал, отказавшись преследовать Помпилио.

«Конечно! Галанит не дурак, чтобы связываться с бамбадао…»

Дребренди хотел выругаться – громко и с чувством, – но водитель указал на появившегося вдали мотоциклиста:

– Это Гас!

И стал сбрасывать скорость.