Лейтенант Магу. Раскаленная пустыня

– А в самом Зафаре? В Гохаре?

– Никогда не видел.

Впрочем, в этом нет ничего удивительного, в Гохаре и Зафаре есть ремесленники. Там всю оставшуюся от солдат Каурбарса бронзу и олово давно переплавили в более полезные для местных жителей вещи, а здесь они никому не нужны. Алекс решил дождаться возвращения солдат, отправленных на поиски артефактов.

Для того чтобы обшарить небольшой караван-сарай, много времени не потребовалось. Буквально через полчаса все уже были в сборе. Находки выложили перед лейтенантом. Два десятка оловянных солдатских пуговиц разной степени затертости. Бронзовые цифры, видимо, с солдатских погон и офицерских эполетов. Попадались только двойки, четверки и семерки. Шесть солдатских пряжек от поясных ремней, две с нацарапанными на обратной стороне инициалами. Две большие и четыре малые бронзовые с изображением гранат с горящим фитилем.

– Маленькие с киверов, большие с подсумков, – высказал предположение Ивасов.

Алекс согласно кивнул. Но главная находка досталась унтеру Хмылову – старая солдатская полусабля без ножен с истончившимся от многочисленных заточек клинком.

– Они ею щепки кололи, – пояснил нашедший, – даже отдавать не хотели.

На клинке все клейма стерлись, зато на гарде без труда можно было разобрать «4Гр.П.6р.». Расшифровка клейма для Алекса труда не составила.

– Четвертый гренадерский полк, шестая рота. А двойка и семерка с погон – двадцать седьмой пехотный полк. Именно эти полки входили в отряд Каурбарса.

Недолго подумав, лейтенант заявил:

– Миссия наша, в общем, закончена, с Каурбарсом все понятно. Как и я, он плохо представлял, что такое пустыня, нахрапом хотел проскочить. Никакой секретной тропы через пустыню нет и колодцев тоже нет. Отряд генерала шел именно здесь. Через Габат и Сфаган. Идущим первыми полкам вода еще досталась, но колодцы в Габате и Сфагане они вычерпали насухо. Шестой гренадерский и двадцать седьмой пехотный, думаю, шли замыкающими. До Габата у них еще были силы и запас воды, а вот после… Они-то в основном здесь и легли.

Ивасов первым стянул с головы кепи, остальные последовали его примеру. С минуту длилось тягостное молчание. Первым нарушил молчание Фелонов:

– Что дальше делать будем?

– Ничего. Ждем еще восемь дней, пока не придет письмо из Гохары. Надо же узнать, что произошло с остатками отряда Каурбарса в Гохаре. После этого возвращаемся обратно. Все ясно?

– Так точно, господин лейтенант, – откликнулись солдаты.

Торчать в грязном, запыленном караван-сарае еще восемь дней никому не хотелось, но другого выхода не было. Солдатам пришлось напомнить некоторые обстоятельства.

– Бдительности не ослабляем. Помните, до Зафара всего сто верст, два дневных перехода. Уже послезавтра они будут знать, что мы здесь.

Алекс прекрасно понимал, как разлагает солдат безделье, но ничего, кроме ежедневной чистки оружия, придумать не мог. Не строевой же подготовкой заниматься посреди двора на потеху местным. В конце концов, они сейчас вроде как путешествуют инкогнито, и не стоит выставляться всем напоказ подразделением регулярной руоссийской армии. Но то ли близость противника не давала расслабиться, то ли наличие трех унтеров на одиннадцать солдат поддерживало бдительность на должном уровне, поэтому опасность, возникшая на шестой день, была обнаружена вовремя.

– Господин лейтенант, там с сегодняшним караваном из Зафара компания одна появилась, не нравятся они мне.

Сам унтер-офицер Хмылов Алексу тоже не нравился, солдаты его откровенно боялись, но не уважали. Однако личная неприязнь – не повод проигнорировать сигнал об опасности.

– Пойдем, посмотрим на эту компанию, – поднялся Алекс. – Где они?

– Туда, где лепешки пекут, пошли.

– Заодно и мы свежих лепешек прикупим. Винтовку на всякий случай заряди.

Надо сказать, что пребывание в Сфагане обходилось недешево, уж больно дорогой была местная вода, а верблюды тоже нуждались в ней. Хотя пока казенные суммы, выделенные на эту экспедицию, покрывали затраты. Но когда закончится взятое с собой продовольствие, Алексу точно придется все финансировать из своего кармана.

Они успели вовремя. Мужик, который занимался лепешками, куда-то исчез, и сейчас его продукция подгорала, наполняя небольшое помещение характерным запахом. Зато тут хватало другого народа. Большая печь и узкие проходы не давали возможности для маневра. Зажатый между печью и стеной Шохад выставил вперед окровавленный нож с узким, чуть изогнутым клинком. В паре шагов от его ног корчился один из нападавших, зажимая рану в левом боку. Остальная компания, так не понравившаяся унтеру, сгрудилась перед раненым, не решаясь напасть. Пока не решаясь. У караванщика была порезана левая рука, кровь уже капала на пол, но вроде ничего серьезного, а вот его оппоненту здешняя медицина уже вряд ли поможет.

Недолго думая, Алекс вытащил из кобуры «гранд», взвел курок и выстрелил в потолок. Грохот выстрела, пороховой дым и выбитая пулей пыль ошеломили гохарцев, но ненадолго. Здоровенный, почти не уступающий размерами Фелонову детина с кривым ножом в руке шагнул к лейтенанту и начал что-то гневно ему выговаривать на своем языке. Двое продолжали зажимать караванщика, а еще трое встали за вожаком, готовые напасть в любой момент.

– Смелые какие, – констатировал лейтенант. – Все равно ни черта не понимаю.

Алекс, почти не целясь, пальнул здоровяку в бедро. В ответ раздался оглушительный вопль раненого. На этот раз компанию проняло по-настоящему. Дернулись было, но тут же замерли перед направленными на них стволами. Снаружи донесся дружный топот сапог, солдаты спешили на помощь.

– Шохад, переведи им, что если сейчас они отсюда не уберутся, то все здесь и останутся.

Видимо, караванщик сумел подобрать нужные слова, а может, вид двух раненых или стоявших в дверях солдат подействовал успокаивающе, но вся компания дружно спрятала все острое железо, подхватила подельников и потащила их за ворота караван-сарая, оставив на полу две кровавые лужи. Только один задержался на выходе и попытался прошипеть что-то угрожающее в адрес Алекса. Дошипеть не успел, Фелонов левой рукой – в правой был револьвер – взял грозного кочевника за шиворот халата и выдернул наружу. Донесся глухой звук удара, короткий вскрик, еще удар, и все стихло.

– Это по твою душу?

– Скорее, за моей головой. Хотели получить эмирское золото.

– Понятно. Ивасов, перевяжи его.

Пока унтер перевязывал руку караванщика, Алекс прикидывал, что делать дальше. Дальнейшее пребывание в Сфагане становилось опасным, следующие охотники за эмирским золотом могли оказаться удачливее, а остаться без караванщика в трех сотнях верст от Руоссии не хотелось. Да и судьба отряда Каурбарса уже была ясна. С другой стороны, надо бы узнать все окончательно и получить подтверждающее письмо.

– Шохад, когда твой друг должен прислать ответ?

– Сегодня или завтра.

«Если вообще пришлет», – домыслил Алекс.

– Послезавтра с утра выступаем обратно. Готовьтесь.

Однако расчет караванщика оказался верным. Вероятно, письмо ему передал кто-то из пришедшего вечером каравана. Во всяком случае, через четверть часа после его прихода Шохад появился в комнате лейтенанта со свернутым в трубочку свитком.

– Вот ответ.

Лейтенант взял письмо и приказал:

– Принесите лампу.

Глиняную лампу принес сам Хмылов, после чего как бы невзначай присел рядом, так, чтобы иметь возможность все слышать. Алекс хотел было его прогнать, но передумал. Пусть сидит, ничего секретного в письме быть не может. Офицер решительно сорвал печать и развернул свиток. К его удивлению, это была не бумага, а пергамент. Пробежав письмо глазами, лейтенант протянул его караванщику.

– Переведи.

Пергамент был исписан какими-то крючками, завитушками и загогулинами с точками. Караванщик взял список и начал переводить.

– Эти события произошли сто три года назад. В одиннадцатый день месяца… – Шохад закатил глаза вверх, вычисляя нужную дату, – по-вашему это был девятнадцатый день десятого месяца…

– Октября, – подсказал Алекс.

– Да, октября. К Гохаре неожиданно подошло большое руоссийское войско. Город не был готов к обороне, и им удалось захватить одни из городских ворот до того, как их успели закрыть. Эмир испугался и согласился впустить руоссийцев в город.

На этих словах караванщик замолк.

– Что было дальше? – потребовал лейтенант.