Мифриловый крест

Я кивнул, огляделся по сторонам и обнаружил, что нахожусь на сеновале, а вокруг снуют крестьяне и купцы. Я сделал усилие над собой и встал на ноги. Пошатнулся, но устоял, хотя для этого пришлось облокотиться на Сидора. Пистолет системы Стечкина незаметно перекочевал из-под полы моей дубленки под полу дубленки Сидора. Он присвистнул:

– Ты точно ничего не перепутал? Ты дал мне тот, который больше.

– Не обольщайся, – улыбнулся я. – Он предназначен для опытных бойцов, а для нас с тобой это просто пугач. Когда будешь из него стрелять, будь готов к тому, что промажешь.

– Понятно, – ухмыльнулся Сидор. – А я уж подумал, что ты с похмелья добрый… Афонька! Ты где пропал?

Афонька притащил рассол, и мир стал заметно четче.

7

Первое препятствие ожидало нас у выхода с постоялого двора. Перед воротами выстроился десяток стрельцов в полном вооружении, сзади маячили черные рясы монахов. Путешественники толпились посреди двора, лошади ржали, люди нервничали.

– Запомни, – сказал Сидор, – ты идешь с нами от самого Харькова. Потребуют клятву, скажешь так: клянусь, что сопровождаю сей караван с начала похода. Понимаешь, – он хихикнул, – наш поход на самом деле только начинается.

– Что ты имеешь в виду? – не понял я.

– То, что мы везем из Харькова, гораздо менее ценно, чем ты и твои игрушки. Поэтому можно считать, что поход начался только что.

– Понятно. Монахи подумают, что я говорю одно, а на самом деле будет совсем другое. Здесь так часто делают?

– Постоянно. А ты что, раньше никогда не приносил обманные клятвы?

– Никогда. А это точно подействует?

– Подействует, не сомневайся.

Строй стрельцов покачнулся, вперед вышел монах в высоком клобуке и с большим золотым крестом на груди. Видать, не простой монах.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – пророкотал он хорошо поставленным басом, прямо как генерал на параде. – Всем, владеющим словом, повелеваю выйти вперед.

Я обратился к кресту, и, к моему удивлению, он легко ответил. Я спросил, можно ли считать меня владеющим словом, – крест хихикнул и заявил, что это спорный вопрос. Я уточнил: могу ли я принести смертную клятву, что не владею словом? Крест на мгновение задумался, а потом сообщил – могу, надо только твердо решить для себя, что сам я словом не владею, а владеет им крест, и тогда можно смело приносить любую клятву.

Я не вышел вперед, и никто не вышел. Сидор толкнул меня в бок, но я посмотрел на него уверенно: знаю, что делаю, говорил мой взгляд. Сидор отвернулся.

– Всем, имеющим пищали и кулеврины, также повелеваю выйти, – продолжил монах.

Стрельцы дружно сделали шаг вперед, монах обернулся и досадливо произнес:

– К вам это не относится.

Стрельцы сделали шаг назад, пряча на лицах довольные улыбки. Наверное, в любом мире нет для солдата большей радости, чем точно исполнить дурацкий приказ командира – и чем глупее приказ и нелюбимее командир, тем больше радость.

Я наклонился к Сидору и прошептал ему на ухо:

– Эта штука правильно называется автомат. Если потребуют, можешь смело клясться.

– Потребуют, можешь не сомневаться, – кисло процедил Сидор.

Никто не вышел, и монах приказал принести клятвы. Процедура затянулась почти на час, по истечении которого наша странная компания покинула двор в полном составе. Никто не умер – ни среди нас, ни среди других посетителей.

8

Погода точно сошла с ума. Кажется, что с каждой минутой становится чуть-чуть холоднее. К полудню температура упала градусов до десяти ниже нуля, и мороз продолжает крепчать. Мои попутчики в один голос утверждают, что причиной этому колдовство, случившееся прошедшей ночью: дескать, после освобождения таких сил погода всегда чудит.

Стали известны кое-какие подробности происшествия в бляжьей слободе. Вчера вечером в самых зловонных трущобах засекли двоих чернокнижников. В самом деле, где же им еще прятаться, как не в зловонных трущобах? К счастью, в городе находилась полусотня монахов, остановившихся на ночлег. Поднятые по тревоге монахи выставили оцепление, но проклятые исчадия ада учуяли присутствие светлых сил и пошли на прорыв. Один чернокнижник погиб, второй сумел вырваться и сейчас наверняка бродит в лесу в обличье волка или медведя-шатуна. Кое-кто говорит, что это были не простые чернокнижники, а рыцари смерти, потому что многие видели, как над слободой разлетались ошметки ангела, которого эти твари убили. Но здравомыслящие люди не верят в такие глупости, потому что если два рыцаря смерти способны играючи расправиться с настоящим божьим ангелом, то тогда с ними вообще не сладит никто и никогда. Никаких рыцарей смерти не бывает – это такие же сказки, как теневые демоны, пылевые демоны, Кощей Бессмертный и святой мальчик Игорь, гончаров сын.

Как бы то ни было, в бляжьей слободе имела место истинно могучая волшба, в результате которой там, по слухам, полегло все живое. И это хорошо, потому что ту слободу давно пора было сровнять с землей, ибо никакой пользы от ее обитательниц нет уже пятый год: пятый год эти бабы поголовно больны заморской напастью люэсом – с тех пор, как там пережидали метель немецкие купцы, которые, как говорят, вовсе и не купцы были, а лазутчики, что перед войной военные тайны выведывают да всякие подлости учиняют. В общем, как ни крути, все, что ни делается, делается к лучшему. А монахов ночью строилось вовсе не две сотни, как показалось Афоньке, а неполных четыре десятка.

Коротая время в пустых разговорах, мы неспешно двигались к Москве. Караван включал в себя всего две двуконные подводы, доверху заполненные мешками с сахаром. Мне показалось, что девять человек, включая меня, – слишком много для сопровождения такого груза, но мои новые товарищи дружно ухмылялись и с загадочными улыбками говорили: мол, сахар нынче в цене.

– Опиум, что ли, везете? – спросил я, не выдержав, и по вытянувшимся лицам понял, что попал точно в цель.

Сидор загадочно посмотрел на меня и поинтересовался, как я догадался, если не владею словом? А если владею словом, то как остался жив, произнося смертную клятву? Я ответил, что, сравнив ценность груза и количество сопровождающих, нетрудно сделать определенные выводы, и для этого не нужно владеть никаким словом. Сидор с подковыркой спросил: владею ли я все-таки словом или вчера наврал?

– Как посмотреть, – ответил я. – Вот если когда… ну, когда магию творишь, так сказать… так вот, если при этом ни одного слова не произносишь, можно ли считать, что ты словом воспользовался?

Сидор рассмеялся.

– Интересный подход, – сказал он. – А можно без молитвы твоей магией пользоваться?

– Почему бы и нет? Чем вообще молитва отличается от… ну, скажем, от хорошего стихотворения?

Никто не знал, что такое хорошее стихотворение, и я продекламировал «Спокойную ночь», «Белеет парус одинокий», «Красное на черном», а на десерт «Алюминиевые огурцы». Кажется, мой авторитет поднялся на недосягаемую высоту.

9

Следующую ночь мы провели в Бутове. Это еще не Москва и даже не пригород – это захолустная деревенька в дне пути от столицы. Главной достопримечательностью деревни является огромный – в сравнении с остальными домами – постоялый двор с круглосуточным трактиром, борделем и бильярдной для благородных.

Вместе с нами коротали ночь человек пять монахов, но они заперлись в комнатах с девицами легкого поведения, в то время как мы ютились на холодном сеновале, прижавшись друг к другу, как щенки в конуре. Оказывается, местные монахи пользуют этих девиц на совершенно законном основании – ведь в Священном Писании сказано о безбрачии, но не о целомудрии, и не нужно путать два разных понятия.

В этом мире настоящий рай для монахов. Они бесплатно пользуются услугами гостиниц и ямов, в любом трактире их бесплатно кормят и поят – лишь самые дорогие яства составляют исключение. Монах имеет право потребовать любую женщину, и ни одна женщина не вправе отказать монаху. Я спросил, как насчет государыни императрицы. Мои товарищи задумались и через несколько минут оживленной дискуссии пришли к выводу, что государыня императрица все-таки является исключением. Также я узнал, что за хулу на императорский двор здесь рубят голову, а за хулу на Святую Церковь сжигают живьем на костре. Почему-то это меня не удивило.

Сидор где-то разжился табаком и пригласил меня покурить на крыльце. Когда мы вышли на улицу и отошли в сторону, он спросил:

– Откуда ты взялся, Сергей? Ты ничего не знаешь о мире, ты говоришь странными словами, у тебя невиданное оружие, и ты знаешь неслыханные молитвы.

– Это не молитвы, это стихи, – поправил я.

– Любой стих – молитва, – отрезал Сидор. – Откуда ты, Сергей? Где ты родился, как ты стал тем, чем стал, откуда у тебя такие пистолеты, в конце концов?

Я глубоко вздохнул и начал рассказывать. Я сообщил почти все – только не называл имен и умолчал о планах на будущее. Но Сидор и так понял.

– К митрополиту идешь сдаваться… – понимающе протянул он. – Может, ты и прав, когда на тебя такая облава идет… Постой, так ты что, и есть тот самый чернокнижник?

Я скромно потупился.

– Я не чернокнижник, за всю жизнь ни одной колдовской книги и в глаза не видел.