Исцеляющая сила русской бани. Народные рецепты здоровья и долголетия

Старейшие московские бани топились по-черному из соображения экономии дров. Бани эти, как правило, располагались у реки, чтобы посетители могли, распарившись, кинуться в воду, а потом опять вернуться в парилку, для чего зимой специально прорубали проруби и сооружали настилы.

По сведениям Гиляровского, таких бань в Москве было около 60, и каждая из них имела своих постоянных посетителей.

Затем стали появляться более благоустроенные бани. Все они делились на общественные и семейные. В первые приходили все, кого устраивала цена за билет. Люди со средствами отправлялись в дворянское отделение, народ попроще – в простонародные, за пятак. В семейных парились только с друзьями и родственниками.

В XIX столетии лучшими банями считались Центральные и Сандуновские. Их история давняя и занимательная, так как они – бани-соперницы.

Возле Кузнецкого моста в XVIII столетии стояли деревянные бани над рекой Неглинной. Они обслуживали мелких купцов, кузнецов, грузчиков, возчиков. На другом берегу Неглинной работали бани купчихи Авдотьи Ламакиной. Банщиков торговые бани не имели, в каждой клиенты сами обеспечивали себя водой, черпая ее при помощи журавля прямо из Неглинки.

В большой московский пожар 1737 г. бани возле Кузнецкого ряда сгорели, а их конкуренты уцелели потому, что стояли между двумя пустырями. И поскольку других бань поблизости не обнаруживалось, люди туда валом валили, несмотря на грязь и тесноту.

Актеры Петровского театра Сандуновы, которые жили между 1-м и 2-м Неглинными переулками, подсчитали возможный доход от бань в этом месте и приняли решение построить на месте своей усадьбы большие каменные бани. В 1806 г. проект был осуществлен.

Самое деятельное участие в разработке проекта принимал Сила Нилыч Сандунов: он долго ходил по московским баням, беседовал с банщиками, хозяевами и посетителями, присматривался к устройству печей, парилен, мылен, раздевален.

Правда, сами Сандуновы делами не занимались, а передали новые бани в управление Ламакиной. С тех пор и до настоящего времени эти бани называются Сандуновскими.

Для того времени это был самый роскошный банный комплекс: с мягкими диванами, зеркальными залами, индивидуальными апартаментами и мощным водопаровым хозяйством. Очень скоро Сандуны превратились в своеобразный аристократический клуб. Московскую элиту здесь обслуживали лучшие банщики и прислуга.

Гиляровский писал, что здесь, «в этих банях перебывала и грибоедовская, и пушкинская Москва, та, которая собиралась в салоне Зинаиды Волконской и в Английском клубе».

Конкуренцию Сандунам решил составить известный московский купец Хлудов, владевший двумя десятками московских домов и текстильными фабриками в предместьях, тогда эти бани получили название Китайских – по наименованию проезда, в котором находились. Проект был разработан архитектором Эйбушицем, и построены бани были в 1881 г. В первом сданном в эксплуатацию корпусе располагались «простонародное» и «дворянское» отделения.

По случаю торжественного открытия Китайских бань в зале высшего мужского разряда был дан банкет, где присутствовала вся московская знать, в том числе сын известного генерала Гонецкий. На банкете новый банный комплекс назывался великолепным храмом и звучали иронические замечания в адрес Сандуновских бань.

Неожиданно для всех Гонецкий прилюдно заявил, что на месте старых Сандуновских бань он построит новые бани, которые затмят Китайские. Это заявление вызвало иронический смех присутствующих, поскольку они были осведомлены о финансовом состоянии Гонецкого. Деньги имел не он, а его жена, миллионерша Фирсанова, владелица дюжины домов в Москве, в том числе и Сандуновских бань. Они были унаследованы ею от отца, которому, в свою очередь, перешли от наследников Ламакиной за долги.

Но Гонецкий слов на ветер бросать не привык и дома занялся подсчетами. Они убедили его, что строительство может с лихвой окупиться и принести барыши. Со своими выкладками он обратился к супруге и сумел убедить ее раскошелиться на новый проект. Заручившись согласием своей половины, Гонецкий отправился в деловой вояж. Он объехал страны Востока и Запада – от Турции до Ирландии, познакомился с архитектурой и техническим устройством бань, имеющихся в этих краях.

Возвратившись в Москву, Гонецкий выписал из Вены модного тогда архитектора Фрейденберга, который взялся за строительство новых бань. Достраивал их, правда, российский архитектор В.И. Чагин. Всего строительство новых Сандунов заняло три года и завершилось к 1896 г.

Новый комплекс выгодно отличался от Китайских бань. Обладая всеми удобствами, которые имелись в Китайских, новые Сандуны отличались особым шиком и роскошью. При той же вместимости, что у конкурентов, Сандуны имели 28 номеров (из которых 27 были с персональными парилками) и стоили эти номера от 1 до 4 рублей за час.

Особенно вызывающей была архитектура нового здания, которую нельзя было отнести к какому-либо известному стилю. Это здание сохранилось до наших дней и здесь по-прежнему размещается отделение высшего мужского разряда.

В настоящее время, несмотря на то, что бани и сауны растут как грибы после дождя, большие бани со старыми традициями продолжают пользоваться популярностью и любовью народа. Завсегдатаи тех же Сандунов расскажут вам массу историй из советского и новейшего периодов их истории. Например, о «войне» между «кружечниками» и «тазичниками».

Дело в том, что в Сандуновских парилках используются специальные печи-каменки, которые топятся газом. После разогрева необходимо поддать пару, а затем «осадить» его до нужной консистенции и париться в свое удовольствие.

И все было бы ничего, да вот возникло разногласие между двумя группами заядлых сандуновских любителей пара. Одни считали, что поддавать нужно понемногу – кружками. Другие настаивали на том, что воду на каменку следует лить щедро, тазиками. Противостояние выросло в нешуточный конфликт, и тогда было принято соломоново решение: «кружечники» ходят в мужской разряд по одним дням, а «тазичники» – по другим, так, чтобы графики посещения не пересекались. Мир в Сандунах был восстановлен.

Эту историю автору книги поведал один из его клиентов, которого московский друг решил познакомить с Сандунами. Но, поскольку времени до отъезда было мало, другу пришлось отправиться со своим гостем в неурочное время – к «тазичникам» (сам он относился к партии «кружечников»). Завидев заклятого врага, «тазичники» возмутились, но успокоились, узнав, что «нарушение конвенции» вызвано необходимостью показать знаменитые Сандуны товарищу из провинции. Конфликт был исчерпан, и рассказчика попарили с московским радушием.

Петербургские бани

XIX в. смело можно назвать золотым веком российской бани. К этому времени в Петербурге, столице Российской империи, в банном хозяйстве произошли значительные перемены, причем как в высших, так и в народных «банных сферах».

В самом начале века отчетливо наметилась новая тенденция – наряду с общественными банями, которые делались все более комфортабельными и предлагали своим клиентам все более широкий спектр услуг, уверенно начали свое «наступление» и «домашние бани».

Последние следует отделять от индивидуальных бань, которые имелись у каждого крестьянина. «Домашние бани» были своеобразными салонами, куда состоятельные петербуржцы приглашали своих друзей-аристократов.

Причем в них, закрытых для посторонних, почти нераздельно царствовали дамы, устраивая банные приемы, куда попасть можно было только по особой протекции ближайших родственниц или коротких приятельниц. Для обслуживания бань специально подготавливались крепостные юноши и девушки, причем наиболее способных банщиков господа старались перекупить друг у друга.

Была «домашняя баня» и в Зимнем дворце – так называемая «Мавританская ванна» императрицы. Ее помещение было воссоздано А.П. Брюлловым после пожара 1837 г. и скромно называлось «ванной комнатой». У видевшего ее современника она вызвала восторженный отклик: «Дивный характер волшебных вымыслов своенравного искусства Востока отпечатан здесь на всем с полнейшею верностию».

Восточные мотивы владели и воображением знаменитого архитектора К.И. Росси: он замыслил возвести в Царском Селе павильон и устроить в нем турецкую баню в ознаменование победы над Турцией. Правда, ему этот замысел не удалось осуществить. На берегу Большого пруда в 1850–1852 гг. был возведен павильон «Турецкая баня» по проекту архитектора И. Монигетти. Комплекс, в который входят Мавританская ванна, Турецкая баня и холодные бани Камерона, нельзя назвать банями в общепринятом смысле этого слова, это, скорее, культурно-архитектурный феномен.

Всего же к 1815 г. в Петербурге насчитывалось 480 домов с ванными комнатами. Они были безымянными в отличие от больших петербургских бань, имевших собственные имена по фамилиям владельцев или же по топографическому признаку. Например, бани Клармана, Таля, Щербакова, Старичкова или Троицкие (в Троицком переулке), Финляндские (в Финляндском переулке), Забалканские (на Забалканском проспекте). Попадались и смешанные варианты, например, Апраксинские бани в свое время были известны как Шарыгинские, а Забалканские – как бани Панова.

О банях первой половины XIX в. известно немного. Например, о Талевских банях на Мойке, 60 (постройка 1830 г.), известно, что там, в мыльных 1-го класса, были устроены мраморные ванны, в более дешевых отделениях стояли медные луженые ванны.

Там же, на Мойке, в 1830 г., в доме 36, были устроены Волковские бани (по фамилии владельца), в коих имелось 17 номеров, где стены были оклеены обоями, потолки выбелены, на полах лежали ковры, имелась мягкая мебель, на столах – подсвечники, в дешевых отделениях таких роскошеств не было. Зато пользовались популярностью – там случались за день наплывы до пятисот человек. А в канун праздников Волковские принимали до трех тысяч (!) человек в день.

К концу первой половины XIX столетия в Петербурге при населении 481300 человек (1846 г.) было около 40 бань. Многие из них стали рекламировать свои услуги в прессе. Например, содержатель Измайловских бань извещал петербуржцев о возможности заказать «рублевые и полтинные бани, где заказанный может один или со всею семьею своею со всею удобностию париться и мыться».

Владелец бани в доме 75 по улице «9-я линия Васильевского острова» информировал, что в его бане «вода с Малой Невы самая чистая и доставляется посредством трубопровода, устроенного известным мастером Богданом Берком».

В 30-х гг. в петербургскую баню можно было попасть за 7, 25 или 50 копеек. Были номера и по 2 рубля с полтиной.

В начале столетия властями было предписано «смотреть, чтобы народ не был отягощаем излишнею платой за вход в баню». В соответствии с этим в 1843 г. по распоряжению Совета министров бани были подразделены на четыре разряда. Оплата за каждый из них составляла соответственно 3, 8, 15 и 75 копеек серебром.

Что за нравы царили в тогдашних банях, можно понять из романа А. Дюма «Учитель фехтования»:

«Ко мне подошел мальчик и спросил, кого я хочу взять в банщики: мальчика, мужчину или женщину. Само собой разумеется, подобный вопрос меня крайне озадачил…

…Когда банщик или банщица взяты, они тоже раздеваются догола и вместе с клиентом входят в соседнюю комнату, где поддерживается температура, равная температуре человеческого тела. Открыв дверь этой комнаты, я остолбенел: мне показалось, что какой-то новоявленный Мефистофель доставил меня на шабаш ведьм. Представьте себе человек триста мужчин, женщин и детей, совершенно голых, которые бьют друг друга вениками».

В петербургских банях, как и во всех банях того времени, одним из главных компонентов была вода. Лучшими считались те бани, которые брали для своих нужд воду из Невы (как правило – «дворянские» бани для чистой публики). Самыми плохими считались бани, пользующиеся водой из Екатерининского канала – самого грязного во всей столице. Хорошие бани, даже стоящие на «нечистых» реках (например, на Мойке), брали хорошую невскую воду (например, таковыми были Волковские бани).

Использовали для банных нужд также колодезную воду – всего в Петербурге был 1321 колодец (по данным 1839 г.).

Вообще же внимание властей к обеспечению народа банями было постоянным и неусыпным. К примеру, еще в 1842 г. владельцы и содержатели некоторых петербургских бань обратились к министру внутренних дел с ходатайством о постановлении, чтобы бани строились не иначе как на расстоянии 500 саженей одна от другой.

Однако Комитет о строениях и гидравлических работах счел сие расстояние слишком большим, так как живущему между двумя таковыми банями пришлось бы проходить до 250 саженей, что утомительно для старых и больных здоровьем. Установленное минимальное расстояние между банями было решено принять в 250 саженей.

Наблюдала за деятельностью бань петербургская Медицинская полиция. По ее определению, посетители бань подразделялись на три категории:

– почтальоны, кучера, приказчики, извозчики, дворники, уличные торговцы, сторожа, городовые, кондукторы, чернорабочие, прислуга и т. д.;

– мелкие чиновники, конторщики и прочие лица среднего достатка (они предпочитали двадцатикопеечные бани, так как это, в известной мере, возвышало их в собственных глазах);

– тридцати– и сорокакопеечные клиенты, сами не парившиеся, но предпочитавшие вверять заботу о себе банщикам.

Такое деление было необходимо, так как учитывалось при постройке и оборудовании их теми или иными удобствами.

Многим содержателям бань были не чужды бескорыстие и благотворительность: они пускали некоторые категории посетителей мыться бесплатно.

Например, в банях Молебновой по Загородному проспекту, 19, ежемесячно мылись от 150 до 200 человек из числа арестантов московской части. Им выдавались обмылки, оставленные посетителями, и мочала, бывшие в употреблении.