Как организовать и представить исследовательский проект. 75 простых правил

Не ставя перед собой задачи охватить все стадии этого цикла, в данной главе мы остановимся на процедурах, связанных с общим подходом к построению выборки, сбору и фиксации полученных данных.

Всегда ли нужно строить выборку

Однажды на семинаре в окрестностях города У перед аудиторией социологов выступал молодой и способный исследователь, который рассказывал о достаточно интересном проекте, ссылаясь на проведенные ранее интервью. Затем наступило время вопросов, и автор неожиданно для себя оказался в сложной ситуации. Он ожидал, что присутствующие начнут обсуждать существо поставленных проблем, а вместо этого аудитория завалила его «малозначащими», как казалось, вопросами: «Кого, где и как Вы опрашивали?» Автор пытался отмахнуться от этих вопросов, как от назойливых мух, и немедленно перейти к «сути дела», т. е. к полученным результатам, недоумевал и раздражался. А коллеги с завидным упорством продолжали интересоваться тем, как строилась серия интервью. И выяснилось, что автор не придает этому особого значения. Он даже не потрудился упомянуть количество опрошенных, считая, что главное – это мысли, к которым удалось прийти в конечном итоге.

Получив столь неадекватную реакцию, после семинара автор обратился ко мне с вопросом: «Что же было сделано не так?» А ответ был на самом деле предельно прост. Если мы входим в аудиторию, где сидят профессиональные социологи, а с некоторых пор «продвинутые» микроэкономисты и другие социальные исследователи, и упоминаем результаты какого-нибудь эмпирического обследования, у нас нет никаких шансов уйти от вопроса о выборке. Если мы не скажем об этом сами, нас все равно спросят, и с пристрастием. И если выяснится, что выборка строилась кое-как, а точнее никак, или, того хуже, мы не знаем, кто, собственно, был опрошен, то люди могут «отключиться», перестать нас слушать. И правильно сделают. Ибо мы лишаем их возможности нормально интерпретировать предлагаемые данные. Посему при подготовке полевого исследования мы вынуждены обращать особое внимание на выборку.

Многие скажут: «Ну, это Вы говорите о количественных исследованиях, крупных опросах, где есть претензии на репрезентативность. А у нас небольшая серия качественных интервью или несколько кейсов, мы на репрезентативность все равно не претендуем. Да и не нужно нам никакой репрезентативности, у нас «другие методы». Здесь кроются страшные заблуждения, которым мы хотели бы противопоставить четыре простых суждения.

1. Абсолютная репрезентативность практически невозможна, как бы тщательно мы ни строили выборку, но это не означает, что к ней не надо стремиться. По крайней мере, должен быть задан порог репрезентативности.

2. Большинство выборок в эмпирических обследованиях (особенно качественных) заведомо нерепрезентативны (т. е. не представляют в должной мере генеральную совокупность, и даже стандартную ошибку выборки оценить невозможно), но это не означает, что можно игнорировать саму проблему выборки.

3. Чем меньше выборка, тем более тщательно она должна быть сделана. Чем менее случаен отбор единиц обследования (людей, документов), тем большего обоснования требует наша выборка. Это суждение менее очевидно, чем два предыдущих, и на него хотелось бы обратить особое внимание.

4. Выборка для качественного исследования – вопрос в известной степени даже более важный, чем для количественного (это напрямую вытекает из третьего суждения).

Резюмируем эти суждения в следующем правиле.

Правило 14. Чем менее случайны условия отбора единиц наблюдения и чем меньше объем предполагаемой выборки, тем большего обоснования требуют принципы отбора.

Как выглядит идеальная ситуация, многократно описанная в учебниках по социологии и теории вероятностей? Генеральная совокупность, которую мы собираемся обследовать, представлена в виде разноцветных шаров. Вся эта совокупность собрана в одну большую корзину и тщательно перемешана. Не глядя, случайным образом мы достаем шары, один за другим, а затем пересчитываем. Минимальное количество шаров, которое необходимо для подсчетов, определяется стандартной формулой[6 - О построении выборки см., например: Батыгин Г. С. Лекции по методологии социологических исследований. С. 145–189; Девятко И. Ф. Методы социологического исследования. С. 135–157; Основы прикладной социологии. С. 31–38; Ядов В. А. Социологическое исследование. С. 69–76.].

Однако в реальной жизни идеальных условий мы, конечно, не встретим. Полных данных о генеральной совокупности в нашем распоряжении нет и не будет, и нас утешает лишь то, что они отсутствуют в принципе. Единицы наблюдения обладают разной доступностью, а некоторые оказываются недоступными вовсе. Принцип случайного отбора соблюсти не удается, а масштабы обследования часто слишком малы, чтобы претендовать хотя бы на какую-то репрезентативность в статистическом смысле слова.

И что греха таить, практикующие исследователи (в том числе грамотные и все понимающие) начинают заменять книжные принципы отбора другим мощным принципом – принципом удобства, или повышенной доступности. Если нас интересуют руководители предприятий, то опрашиваем представителей деловой ассоциации, на которую у нас есть хороший выход. Понадобились школьники – идем в школу, где у нас есть знакомые учителя. А то и просто набираем знакомых или через знакомых, а потом, для пущей учености, называем это принципом снежного кома.

Что ж, многим из нас приходится поступать именно так. К тому же существуют труднодоступные объекты (например, бандитские авторитеты), на которых без специальной и очень личной рекомендации вообще не выйдешь. Допустим, мы не можем порою построить нормальную выборку, пусть будет так. Но давайте не будем превращать нужду в добродетель и говорить с гордым или отрешенным видом, что вопросы выборки нас не касаются.

Если уж мы отобрали кого-то полухаотичным перекатыванием снежного кома от знакомых к друзьям этих знакомых, то давайте хотя бы задним числом попытаемся выявить, по каким закономерностям происходил отбор, представители каких групп попали в наше исследование и к какому объекту относятся полученные нами результаты. Но лучше, конечно, продумать некие принципы отбора заранее, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно потраченные силы.

Требования к заведомо нерепрезентативной выборке

Каковы же минимальные требования нестатистического характера, которые желательно соблюсти в любом, сколь угодно малом обследовании? Первое требование – собрать максимальное количество данных о генеральной совокупности: статистику (если есть), существующие профессиональные описания объекта.

Второе требование – отобрать наиболее важные группы или кластеры, которые будут помещены в фокус нашего исследования и из которых мы отберем единицы наблюдения. Каждая группа должна представлять особый тип объекта, а все вместе они должны покрывать предметное поле нашего исследования в той мере, в какой мы это себе можем позволить (полностью покрыть это поле, как правило, никому не удается).

Третье требование – обеспечить наличие и качественное представительство каждой отобранной группы во всей выборке. Как обеспечить наличие, довольно ясно – представители всех этих групп должны быть охвачены нашим обследованием. Менее понятно, что значит «обеспечить представительство», ибо здесь неумолимо встает вопрос о количестве единиц обследования. Достаточно ли взять по одному случаю на каждый тип объекта? Строить свои суждения на основе одного кейса как-то неловко, поскольку не оставляет мысль: «А вдруг второй респондент станет говорить нечто совершенно противоположное». Берем два, три – все равно мало. Или достаточно? Есть ли какие-то счастливые формулы, которые можно вычитать из учебника и с успехом применять на микровыборках? Увы, таких правил и формул быть не может, ибо мы оказываемся вне поля статистических расчетов. Сколько мы возьмем интервью – 10, 20 или 50 – с точки зрения статистики никакой роли не играет: все это не достигает пределов статистического анализа. Иные специалисты скажут нам, что статистически разница между 100 и 200 тоже не существенна. Она существенна только для нас, ибо в этих случаях серьезно различаются затраты нашего собственного труда.

Как же быть, чтобы не растерять весь энтузиазм на полевых работах и добраться живым до анализа полученных данных, не растратив попусту и без того небольшие деньги? Сначала мы должны рассчитать свои силы и отпущенное нам время. И здесь следует учесть нехитрое правило.

Правило 15. Полевые обследования всегда занимают больше времени, чем мы рассчитываем, пусть даже со всеми припусками и допусками.

Затем мы должны еще раз просмотреть список основных критериев, по которым выделяются группы и подгруппы изучаемых нами объектов. Чем они более детальны, тем больше единиц наблюдения требуется для того, чтобы после завершения обследования мы спали спокойно. Не исключено, что здесь придется умерить амбиции и отказаться от какого-то не столь важного для нас аналитического аспекта, уменьшить количество выделенных типов, привести задачу в соответствие нашим возможностям.

Наконец, мы берем каждую группу (подгруппу) и начинаем опрашивать ее представителей. Когда мы вправе остановиться? Или мы обязаны подчиняться принципу «чем больше – тем лучше» и «трясти» объект, пока не кончатся время и силы? Правило таково.

Правило 16. Нужно продолжать обследование, пока не появится уверенность в том, что основные формы, в которых являет нам себя данная группа (подгруппа), исчерпаны, когда принципиальные признаки начинают упорно повторяться и не возникает каких-то качественно новых вариантов.

Можем ли мы знать это наверняка (тем более, определить магическое число заранее, до выхода в поле)? Нет, не можем, и никакой учебник по качественным методам нам в этом отношении не поможет. Потому что, как ни прискорбно это признавать, речь идет о тонком вопросе исследовательской интуиции. И в качестве доказательства полноты охвата мы можем предложить лишь нашу уверенность в том, что мы не упустили что-то очень существенное, – в надежде, что симпатизирующие нам коллеги и бесстрастные эксперты нам поверят. Впрочем, мы в состоянии помочь себе и другим способом – предоставив впоследствии добросовестное описание нашего исследовательского пути.

Как выходить на респондента

После долгих мучительных размышлений и прикидок мы, наконец, решили, кого и в каком количестве будем опрашивать. Все, можно бежать в поле? Торопиться не надо, до поля еще далеко. Отдельную задачу представляет собою определение способов выхода на объект. Практика показывает, что во многих случаях выход на респондента оказывается одной из наиболее сложных задач. Она включает поиск потенциальных респондентов, первый контакт с ними, достижение договоренности об интервью или предоставлении какой-то информации. Это может занимать изрядное количество времени, ибо люди, ничем нам не обязанные, пытаются вежливо уклониться, ускользнуть от нас. Если мы фиксируем их личные данные, они тут же начинают нас побаиваться, если же опрос сугубо анонимный, они легко теряют к нему интерес. Например, опросить предпринимателя не столь сложно (в большинстве своем они люди соображающие и вдобавок образованные), трудно уговорить его(ее) на интервью – назначить время, преодолеть барьер излишней осторожности. Посему достижение рабочей договоренности с человеком – вопрос далеко не технического свойства. Он связан с установлением отношений доверия. Мы должны показать (доказать) буквально парой точных фраз и жестов несколько вещей:

• исследователь и его заказчик не опасны;

• мероприятие не займет много времени (тут мы, конечно, привираем, всячески преуменьшая время, которое будет потрачено на самом деле);

• исследование будет иметь какой-то практический результат.

А кстати, как мы объясним, с какими целями мы домогаемся беседы с респондентом? Мы можем предлагать разные обоснования. Один станет уверять, что обследование очень важно для каких-то практических и политических нужд, а его результаты послужат некоему благородному делу. Другой призовет послужить возвышенному делу науки. Третий попытается «сыграть на жалости», представив интервью как собственную проблему: «Злой и строгий начальник заставляет меня делать это» или «Для меня это единственная на данный момент возможность подработать». Четвертый продемонстрирует свой интерес к респонденту и его делам (хорошо бы, если этот интерес был искренним).

Британский профессор Рэй Пал много лет назад рассказал, как он позиционировал себя в довольно захолустном британском предместье, изучая положение домашних хозяйств. Он представлял себя местным жителям как чудака-профессора, который пишет малопонятные книги на довольно странные темы и который, конечно, ничего не понимает в реальной жизни, но искренне всем интересуется. Известно, что хорошо идет отработанная комплексная версия: «Я бедный аспирант (студент), мне нужно писать диссертацию (диплом)». Эта версия весьма удачна, особенно для тех, кто в этом случае говорит правду.

Вообще, если ожидается совет, какой стратегии лучше придерживаться при выходе на объект и попытках завоевать расположение респондента, наш ответ может разочаровать своей безыскусностью. Мы придерживаемся одного универсального правила.

Правило 17. При установлении контакта с респондентом желательно говорить правду. Причем и по этическим, и по профессиональным соображениям.

Когда мы говорим правду, получается естественнее, мы снимаем с себя груз лишнего напряжения (а напряжение в поле и без того высокое). Не надо, как делают некоторые, выдумывать занимательные истории и нелепые легенды, играя в разведчика в тылу врага. Другое дело, что правду можно подавать по-разному и не всю, а дозированно, можно разыгрывать разные роли. Но это уже вопрос не процедуры, а профессионального мастерства и личных качеств интервьюера. Простыми словами это не изложишь. Но в любом случае это должны быть наши роли, а не взятые к случаю с чужого плеча.

Многие, кстати, почему-то считают, что при подготовке к встрече с респондентом нужно максимально походить на него(нее). Одеться соответствующим образом, перейти на сленг, используемый данной группой («говорить на языке респондента»). Так можно далеко зайти (особенно если исследуешь, например, бомжей или наркоманов). Эти старания, во-первых, излишни, а во-вторых, могут оказаться попросту вредны. Ибо мы начинаем выглядеть искусственно или даже смешно. Чем неумело изображать ряженого, не лучше ли представить себя как исследователя, как другого и вызвать интерес именно к этой позиции. Конечно, бывают особые ситуации, когда этого сделать нельзя или, по каким-то причинам, небезопасно. Но такие обстоятельства отнюдь не часты. А в нормальных условиях лучше идти к цели более прямым путем.

Не нужно обнадеживать респондентов (или откровенно врать), что наше исследование серьезно изменит ситуацию и поможет таким людям, как они, преодолеть обсуждаемые трудности. Мы, конечно, хотели бы этого, но, скорее всего, этого не будет. Давайте помнить, что есть масса способов «загадить поле», по которому завтра пойдут наши коллеги (или мы сами). Один из них – давать заведомо несбыточные обещания.

Есть ли какие-то способы вызвать доверие респондента, да еще в ускоренном режиме, помимо благопристойной внешности, умения задавать адекватные вопросы и искреннего интереса в глазах? Эти способы стары, как мир. Конечно, неплохо представлять какую-нибудь звучную и в то же время нейтральную (безобидную) организацию – Академию наук или какой-то университет. Людям известно из газет, что заведения эти в основе своей некоммерческие, а ученым сейчас нелегко (в каких случаях это так, а в каких нет – вопрос другой). Если же мы приходим из коммерческой фирмы с малопонятным названием, у нас будет заведомо больше трудностей. Кстати, захваченное с собой удостоверение не помешает, хотя и навязчиво предлагать с ним ознакомиться тоже излишне. Я сам иногда «невзначай» мельком «демонстрировал» его, перекладывая какие-то вещи или бумажки.

Но все-таки решающую роль в подобном деле способна сыграть личная рекомендация, ибо мы живем в обществе, где личные связи играют огромную роль (highly networked society). И чем сложнее объект, тем солиднее должна быть эта рекомендация. Иными словами, выходить на респондента – значит искать значимые для него личные связи. И если мы не в состоянии обрести надежного поручителя, то даже простые ссылки на общих знакомых сильно продвинут нас к желанной цели.

Известно, что трудность доступа к респонденту повышается по мере того, как мы пытаемся сделать шаг вверх или вниз от средних слоев. С этой точки зрения наиболее трудными объектами являются представители элиты и социального дна. Кстати, наши коллеги, социологи села подметили, что это касается и сельских жителей. Труднее всего войти в доверие к беднякам и наиболее обеспеченным семьям. И те, и другие в большей степени закрыты от досужего глаза. А средние слои – наши лучшие «клиенты».

Нужно ли иметь заранее подготовленный вопросник

Кто-нибудь непременно скажет: «Что за вопрос? Конечно, нужно. Давайте переходить к следующему пункту». Можно бы сделать и так, если б не было известно, что множество интервью собирается или без всякого вопросника, или с вопросником, на который без слез не взглянешь. Но, что самое интересное, это не от лени (или не только от нее), это представляется некоторыми коллегами как принципиальная позиция.

Какой еще вопросник? – вскинут они брови. Как можем мы, исследователи, лезть со своими выдуманными схемами в реальную жизнь? Ведь мы так плохо знаем окружающий нас мир и почти ничего не знаем об объекте исследования, а любая предварительная (априорная) схема загоняет его в искусственные рамки. Ведь вместо того, чтобы познавать мир «как он есть», т. е. в своей чистой «самости» и живой полноте, мы сами своим грубым инструментарием (по крайней мере отчасти) закладываем конечный результат. Разве наши схемы, взятые из книг или выдуманные из головы, не омертвляют социальный мир, подменяя его абстракцией?

А что же делать в этом случае, что предлагают уважаемые оппоненты? Видимо – идти в мир с открытыми забралом, широко распахнутыми глазами и прочищенными ушами и всматриваться, вслушиваться, вживаться. Притаиться в тени и наблюдать, ничем не выдавая своего присутствия. И если мы будем терпеливы, жизнь сама откроется нам через какое-то время – вся, во всей своей целостности и красоте. Дикие звери сбегутся к нам из чащи лесов, блестящая рыба сама выпрыгнет к нам из темных речных глубин. И мы все возьмем голыми руками, без заранее подготовленных сетей, приманок, силков, не вмешиваясь своими грубыми действиями в естественное течение жизни.

Некоторые коллеги искренне в это верят. И более того, представляют это как форпост социологии и прочих социальных исследований. Утверждается, что есть лишь два достойных способа раскрытия тайн социального порядка – включенное наблюдение и нарративное интервью.

При включенном наблюдении социолог вообще, как правило, скрывает свое присутствие и ведет себя как глубоко законспирированный агент. При нарративном (свободном, неструктурированном) интервью исследователь раскрывает свои карты, но «не вмешивается» в течение процесса. Он вызывает респондента на разговор «о жизни», и не стесненный нашими «неумелыми» вопросами и многозначительными намеками респондент рассказывает все, что ему придет в голову. А исследователь сидит, потупив очи, и бережно все записывает, чтобы не потерять ни возгласа, ни вздоха этой самой «реальной жизни». Таким образом человек говорит и говорит нам умные и интересные вещи вперемешку с откровенным бредом – три, четыре, пять часов, а мы записываем. Вот и весь метод. В результате, говорят, мы получаем не просто данные, но «историю жизни». А сам подход оказывается не просто записью воспоминаний, а особым направлением в социологии.

Много лет назад мне посчастливилось побывать на семинаре по истории жизни одного из наиболее признанных профессионалов в этой области – британского профессора Пола Томпсона. Было довольно интересно. Но, признаюсь, я с трудом выдержал тридцатиминутное обсуждение того, куда и как нужно поставить магнитофон, чтобы он не смущал респондента, т. е. не вывел его из естественного, «не замутненного» нашим присутствием состояния.

Мы просим прощения у читателя за откровенную иронию, с какой написаны некоторые строки. Мы не хотим никому наступать на мозоль. Тем более, что для многих коллег, практикующих подобный метод, исследование часто становится особым образом жизни. Мы хотели бы заверить, что вся ирония этих строк не зачеркивает для нас важности такого рода наблюдений. С их помощью можно получать весьма интересный этнографический материал, который любопытен сам по себе, даже без серьезной обработки[7 - Прекрасным образцом такого богатого и интересного материала может послужить книга: Голоса крестьян: Сельская Россия Х века в крестьянских мемуарах. М.: Аспект Пресс, 1996.].

Однако нам пора сказать себе «стоп» и вернуться к «прозаическим» правилам. Сбор данных в исследовательском проекте – это особым образом регламентированная процедура. И с этой точки зрения включенное наблюдение и нарративные интервью являются важными способами сбора впечатлений, но не имеют никакого отношения к собственно исследовательскому процессу. Ибо исследование возникает из постановки вопросов, из первоначальной идеи, которая конституировала программу исследования. Мы выходим в поле не с пустой головой (по крайней мере, желательно этого избегать), а с определенными представлениями об изучаемом объекте. Более того, какими бы несовершенными ни были эти представления, мы имеем некий априорный замысел, который сознательно привносится в процесс исследования и направляет его. В этом отношении исследование – это не пассивное отражение реальности, а ее активное структурирование.