Блеск тела

Манчестер взял печенье и засунул себе в рот. Он был опытный каторжанин. Иногда лучше жевать, чем говорить.

– Я помогу тебе снова стать человеком, – произнесла ритуальное ментовское заклинание Траулько и перешла на отсебятину: – Ничего безумно сложного. Я не прошу тебя извлечь квадратный корень из круглого бревна. Мне просто нужны твои профессиональные навыки.

Побитый жизнью и кавказцами Манчестер молча скорчил недоверчивую гримасу. Траулько продолжала уговоры:

– Некоторые твои дружки уже свернули с прямой воровской дорожки и стали депутатами. А один даже президентом, хотя и не в нашей стране. Что мешает тебе последовать их вдохновляющему примеру? Чем ты хуже? Или у тебя в крови низкое содержание сахара?

Майор вопросительно уставилась на жующего печенье Манчестера. Тот на всякий случай перестал двигать челюстями. Не сводя с него глаз, Траулько полезла в ящик стола. Старый жулик, испуганно следя за её движениями, пробормотал:

– Куда уж нам, овсяным лепёшкам, в калашный ряд.

К его облегчению ничего страшного не произошло. Траулько сначала вынула из ящика большую расчёску, потом маленькое круглое зеркальце и принялась тщательно расчёсывать свои длинные густые волосы. В кабинете воцарилось молчание. Причесавшись, Траулько положила на стол расчёску и поставила вопрос ребром:

– Так ты поможешь мне или дело об экстремизме заводить?

– А что будет с Дуремаром? Останется на киче?

Траулько вздохнула.

– Ну, вы и беспокойные сердца! Накосячили в чебуречной по самое ё-моё. Тарантино впору про вас вторую часть «Бесславных ублюдков» снимать.

Манчестер, наконец, проглотил печенье.

– Я без кореша отсюда не уйду.

Траулько мило улыбнулась.

– Не будь настолько депрессивным, Манчестер. Так и быть, забирай своего Дуремара только мою просьбу выполни. Услуга за услугу.

– Что сделать-то надо, гражданка начальник?

Траулько доверительно понизила голос:

– Дело несложное. Как раз по твоему профилю. Нужно у одного нехорошего человечка изъять камешек.

– Что за камешек? – поинтересовался Манчестер.

– Тебе о том знать незачем. Твоё дело взять камень и передать его мне. А я постараюсь, чтобы ты не остался внакладе. Был бы ты чуть умнее, дружил бы не только с Дуремаром, но и со мной. Учти – ласковое теля две матки сосёт.

– Сколько?

– Пять тысяч.

– Рублей?!

– Долларов!

– А Дуремар что-то получит?

– Само собой и твой Дуремар, если он в деле. Пять тысяч долларов на двоих.

– На каждого. По телеку говорят, что у нас крысис.

Траулько недовольно сморщила симпатичный носик. Она с самого начала предполагала заплатить исполнителю десять тысяч долларов, но зачем об этом знать Манчестеру? Всё равно у неё в активе ещё остаётся сорок тысяч и повышение по службе.

– Сегодня твой день, Манчестер. Пять штук баксов каждому. Я рождена, чтоб сказку сделать быдлу.

Манчестер поёжился. «Пять штук баксов» звучало как-то по-гангстерски.

– А что за человечек?

Траулько придирчиво осмотрела в зеркальце свою причёску, кое-что поправила, взбила повыше. Потом перевела глаза на Манчестера.

– Какая тебе разница? Один барыга, богатый, как гном. Ты берёшь камешек, получаешь гонорар и навсегда забываешь про мою просьбу. Заработаешь нормальных денег, толково их пропьёшь, чтобы ляжку не жгли. Почувствуешь себя на минуту хозяином жизни. Что тут трудного? Лучше напрягай своё мозговое вымя над тем, как это сделать.

Манчестер даже задницей почувствовал, что пора соглашаться. Всё-таки с одной стороны экстремизм, с другой – гонорар. Срок или деньги? Истина где-то рядом. Хотя собственно выбора нет. Манчестер осторожно кивнул.

Траулько удовлетворённо улыбнулась, хотела что-то сказать, но тут не вовремя зазвонил телефон. Майор подняла трубку.

– Здравия желаю! Да, нашла. Договорилась. Двое. Нет. Нормальные быдланы. Сделают, куда они денутся, опыт разносторонний. Нет. Не дорого.

Пока Траулько говорила по телефону, Манчестер курил. Дожидался. Он не прислушивался к служебному разговору гражданки начальника. Меньше знаешь – реже икаешь. Старый вор думал о том, что пора завязывать. Всё-таки возраст. Возраст – это когда заходишь в ванную, думая побрызгать дезодорантом подмышки, а вместо этого чистишь себе уши ватной палочкой. Потом весь день мучаешься, понимая, что сделал что-то не то и только на следующее утро, проснувшись в мокрой постели, соображаешь, что вчера хотел просто сходить в туалет.

У каждого есть свои демоны. В отличие от Дуремара, который считал, что в жизни нужно потихоньку спиваться, Манчестер мечтал жить в горах и спать в спальнике. Совсем один.

– Значит, договорились? – вернула Траулько Манчестера в управление полиции. – Что ты на меня, как с кедра, смотришь?

– Задумался я, гражданка начальник.

– Ладно, тогда слушай инструкции. Никаких записей, запоминай так.

Траулько объяснила, что и как Манчестер должен сделать. Потом заставила его всё повторить. Удовлетворённая результатом, кивнула на стол.

– Молодец! Ещё печеньку хочешь?

Манчестер отказался. Он не был сладкоежкой. Траулько вызвала конвой и отправила старого жулика обратно в камеру. Дождавшись, когда за ним закроется дверь, майор сняла трубку и набрала номер Фруткова. Ведь ласковое теля две матки сосёт.

3. «Хрущёвка» – маленькая квартира для маленьких людей

– Мегапривет, гомик! Уже вечер! Хочеццо фкуснопожрадь!

Очкарик нехотя оторвался от увлекательного пособия «Как сделать надгробный памятник своими руками». Он любил читать, читал всё подряд и часто повторял ничем не подтверждённую истину: «Те, кто читает книги, управляют теми, кто смотрит телевизор». Опознать тело Очкарика было бы легко: ростом он был под два метра, но сутулился так, что казался намного ниже; длинные светлые волосы заслоняли худое лицо. Одевался Очкарик мрачновато: в чёрную футболку и чёрные джинсы, чёрные носки и чёрные туфли. На носу криво сидели очки в тонкой проволочной оправе. Во рту – всегда мятная жвачка. Из-за любви к чтению и очков третья жиличка – Морковка – звала Очкарика «турбоботан».

Сердито взглянув на Доброе Утро, Очкарик надул пузырь жвачки. Пузырь тут же звонко лопнул, залепив небритый подбородок. Из-за этого Очкарик невнятно произнёс:

– Слушай, пончик! Поднимись над суетой! Удиви себя и приготовь что-нибудь сам.

Доброе Утро спорить не стал. Он был покладистым челом.