Страна падонкаф

– Ну, что? Покурить уже не успеем? Тогда погнали? – скорее скомандовала, чем предложила, Аня.

Погнали…

Убийца, не отрываясь, смотрел на двух девчонок спешащих в школу. Он уже давно «положил глаз» на худенькую, светловолосую девочку, почти девушку. Ему нравились её тонкие запястья, узкая, нервная спина, губы с чуть намеченной улыбкой. Скромность. Простота. Простота – это почерк гения! Убийца не зря выбрал обычную верёвку. Простота… Он представил, как эта девочка будет, задыхаясь в беспощадной петле, выть и корчиться под ним. Пускать слюни и сопли. Под его весом. Подчиняясь ему. Как та, в лесу… Возбуждение…

Перед уроком Александра Павловна кратко сообщила классу, что Наташа Анохина из седьмого «а» погибла. Если кто-то что-то знает, видел, слышал, может зайти к ней в кабинет или прямо в полицию на Металлургическом проспекте.

Директора школы не любили. Почти мужской пиджак, прямая юбка ниже колена, наробразовская шишка на затылке. Аскетизм. А муж на дорогущем «Лексусе», между прочим! Кто к ней добровольно пойдёт? Казалось, что в полицию проще. Александра Павловна умело пресекла начавшийся было шум и увлекла детей за собой, в непролазные дебри теории тригонометрических функций. Как гамельнский Крысолов.

На перемене девчонки собрались в женском туалете. Яблоку негде упасть. Многие достали припрятанную косметику и, толкаясь у зеркала, стали, кто умело, кто неумело, наносить на свои свежие личики помаду, тени, пудру. В углу пускали дым курящие. Запах духов мешался с ароматизированными сигаретами. Дышать было тяжело.

– Чур, я первая! А ты следи за дыркой, а то, если баба Саша зайдёт всем будет полный трындец, – отдала команду Лене Аня и, достав из пенала карандаш, начала подводить брови. Лена послушно уставилась на дверь.

– Сейчас я наведу красоту, потом ты, потом покурим, – пообещала подруга, докрашивая губы.

Аня действительно закончила быстро. Лена торопливо заняла её место у зеркала, но из-за спешки один глаз у неё вышел гораздо больше другого.

– Стрёмный лупарик получился, – оценила уровень Ленкиного макияжа Дашка Палашова из девятого «б». – Ржунимагу!

Дашка никогда не упускала случая, чтобы унизительно пошутить. Длинная, с маленькой мелированной головкой. Змея. Она презрительно дунула ментоловым дымом сквозь ровные зубы:

– Не умеешь – нечего с голой попой по полю скакать!

Ленкины глаза враз заплыли слезами. Выручила Аня:

– Харе киснуть. Ну, пичалька, ну, неудачка. Поправим.

Несколько минут спустя подруги в углу уже вовсю дымили тонкими сигаретами. Сегодня угощала Аня. У Лены с куревом постоянно был напряг. Дядя Коля смолил только «Беломор». И маму к нему приохотил. Ане было проще. Валентина Николаевна признавала только натуральные элитные сигареты для женщин. В период экзаменов и зачётов ей их часто дарили родители учеников. В подарок покупал и дедушка. Хотя сам не курил.

В туалете стало посвободней. Девчонки одна за другой, зажёвывая «Орбитом» табачный духан, покидали прокуренное помещение. Скоро звонок на урок.

– Куролятина! Ты чего сегодня такая задавленная? – поинтересовалась Аня.

– Думаю, – неопределенно буркнула Лена, аккуратно держа сигарету указательным и большим пальцами подальше от себя. Не хватало только прожечь одежду. Мать тогда вообще убьёт.

– О, Господи! О чём?

– Из головы Анохина не идёт, которую возле могильника убили. Я утром по ящику новости смотрела.

– И что?

– Там сказали, что у неё под ногтями следы маньяка нашли. Значит, она его поцарапала?

– Ну и? Куда ты ведёшь, не пойму?

– Мандинго сегодня с перевязанной рукой в школу пришёл, и отчим вчера вечером говорил, что его Зефиринка покарябала. Как сговорились все.

Аня насмешливо подняла одну бровь.

– Как интересно! Девачко, ты серьёзно?

Лена вздохнула.

– Сама не знаю.

Она докурила и точным движением бросила окурок в унитаз.

– Чума-а, – протянула Аня. – Когда спишь, глубоко не дыши, у вас завод рядом. Влияет.

Подружка нехотя улыбнулась.

– Вечером, как обычно, встречаемся на «Сметане»? А потом ко мне? – спросила Аня.

Лена пожала плечами. «Если отпустит мама».

«Сметаной» местный люд называл один из дворов. По преданию, в незапамятные времена здесь разбили банку со сметаной, отсюда и название. Одним краем двор выходил на опушку леса. С трёх других сторон громоздились жилые многоэтажки. Середину украшала детская площадка, окружённая проржавевшими тонкими трубами. Днём площадку заполняли мамочки со своими спиногрызами, а к вечеру их вытесняли подростки и молодёжь.

Собирались все свои, из соседних домов: Димка Шатров, Светка-Марго, Карен, Нинка Курицына, Дашка Палашова, Серж Мандинго… Из тех, кто постарше – Витас, Артём Мостипан, Валерик… Даже дебильный мужик Лёша Лябин с пластмассовым пистолетом из двадцатого дома часто крутился рядом.

Народ рассаживался на лавочках. Если не хватало места – на ржавой ограде. Курили. Плевали. Девчонки пили коктейли, парни пиво. Нормально общались. Прикалывались. Когда Валерик приносил гитару – пели. Шансон, «Сектор газа», «Чумачечая весна»… Клёво проводили время.

Когда Лена пришла на «Сметану», Ани там ещё не было. Зато визгливый смех Дашки колол уши издалека. Палашова сидела на коленях у Витаса. Обнимала его рукой за шею. Тот шептал Дашке что-то на ухо, и она отвечала заливистыми взрывами хохота.

Витас был взрослым. Красавчик. Если бы не институт, он уже сходил бы в армию. Его отец – литовец, чем Витас очень гордился. Правда, отец давным-давно уехал на родину и сгинул там. А мать была здешней – мухачинской. Своих уральских родственников Витас называл генетической катастрофой и водился с местными нациками.

Кроме Дашки и Витаса на ограде курили Карен Мовсисян и Димка Шатров. Тоже из Ленкиного девятого «в». Неподалеку лениво пинались в ногомяч ещё несколько мелких.

Увидев Лену, Палашова перестала ржать и, вся красная от смеха, с вызовом спросила:

– Есть курить, Куролятина?

А ведь Дашка отлично видела, что Лена не курит. Капитан Очевидность! Кроме того, могла занять у Карена и Димки. Она просто выёживалась перед Витасом. Тварь.

– Отстань, – буркнула Лена, устраиваясь на соседней, свободной, лавочке.

– А что так? – не отставала Дашка, усмешливо переглядываясь с Витасом. – Ну, давай поговорим о тряпках. Тоже не хочешь?

Палашова конкретно нарывалась. Лене вдруг стало страшно. По телу побежали какие-то колющие мурашки, сковывая движения. Дискомфорт. Она вообще не любила конфликты, а тем более с такими людьми, как Дашка. Палашова гуляла в центре с гопниками. И в своём классе была лидером. С ней не связывались. Опасно. Был случай, ещё в прошлом году. Палашова зацепилась языком с Васей Збродовым – одноклассником. То да сё. Вася не удержался и ляпнул: «Ты чмо, Палашова. Чмо – человек, мешающий обществу».

Дашка обиделась. Через несколько дней Васю у школы поймали какие-то пацаны и отдубасили. Гопники, в спортивных штанах с широкими лампасами и вязаных шапочках-залупках. Потом весь восьмой «б» долго таскали к бабе Саше – выясняли кто и что. Но так ничего и не выяснили. Вася потратил на лечение целую четверть, зато Дашкин авторитет в школе поднялся на небывалую высоту. Тем не менее, скорее на автомате, чем сознательно закрывая все пути к отступлению, Лена ответила:

– Отвали, жирная корова.

Евгений Алексеевич сидел перед телевизором. У Макидонов был хороший телевизор – остатки былой роскоши. Зять, Илья Эдуардович, несколько лет занимался поставками среднеазиатских фруктов на мухачинские рынки. Дела шли хорошо, и они смогли купить трёхкомнатную квартиру в новом тогда тридцать третьем микрорайоне, обставить её и забрать к себе дедушку. Построили дачу на реке. Фазенду. Зять ездил на работу на мерседесе. Валентина Николаевна уже подумывала о том, чтобы навсегда оставить работу в музыкальной школе.

Шайтан дёрнул Илью связаться с Рашидом. Не человек, а злой джинн. Кидала. Рашид появился, как старик Хоттабыч. Материализовался. Он просто очаровал Илью. Сладкие узбекские фрукты по великолепно низкой цене. Нужен только аванс. Знак доверия. Илья занял. Солидные деньги у солидных людей. Однако после перевода аванса Рашид уехал в Самарканд и перестал отвечать на звонки. Ни денег, ни товара, как говорится.

Солидные люди вскоре попросили свои деньги назад. С обещанным наваром. Иначе… И семью… Илья Эдуардович продал всё, кроме квартиры, отдал долг и уехал в Узбекистан. Возвращать своё. Вот уже два года они получали только редкие письма. Жив-здоров. Свежий воздух, прозрачная вода, изюм… Время шло. Вернуть утраченное Илья Эдуардович надежды не терял. Семья терпеливо ждала. От прежней, обеспеченной жизни, остались только немногие дорогие вещи. Вкус к ним тоже ещё окончательно не выветрился.