Триггеры

– Дешевле, чем дом? – спросил Соболев.

– Нет, но…

– Давайте не будем изобретать велосипед. Дома кто-нибудь ещё есть?

– Нет.

– Отлично. Тогда, пожалуйста, накиньте что-нибудь посущественнее, возьмите, на всякий случай, важные вещи и документы и подождите снаружи. Лучше вообще за оградой. А мы пока займёмся делом.

Оксану оставили дежурить на улице. Хоть она и сопротивлялась, но, увидев, что никакого экшена пока не ожидается, решила не лезть на рожон и отсидеться в машине. Благо лэптоп, как всегда, был у неё под рукой. Кирилл с Юрой подготавливали помещение к будущему возгоранию. Стены и потолок были щедро политы антипожарным раствором, проверены все коммуникационные узлы и соединения.

– Ну всё, – констатировал Юра, когда они закончили работать. – Пошли курить.

Соболев кивнул, но затем ещё раз обошёл подвал и проверил его готовность к пожару.

– Лишь бы этот не лез, – закуривая на улице сигарету, сказал Кирилл, кивая в сторону хозяина дома, грустно сидевшего за оградой.

– Не полезет, – отозвался Юра, затянувшись, – он хоть и переживает, но себя любит больше.

– Да кто их знает, – пожал плечами Соболев. – Некоторые и за меньшее готовы подставляться. Помнишь, в прошлом году один тип не успел машину с подземного паркинга убрать? Ситуация должна была вот-вот начаться, а он через оцепление кинулся. И была бы машина дорогая, а то «логан» старенький.

– Для некоторых потеря и такого автомобиля большой удар по бюджету, – заметил Юра.

– Да хоть «мерседес», – отмахнулся Соболев. – Сколько должна стоить машина, чтобы выменять её на свою жизнь? Его же еле нашли потом под завалами. Сколько вообще жизнь может стоить?

– Около миллиона, – ответил Юра. Соболев с удивлением посмотрел на консультанта, но тот не улыбался.

– Всё уже давно посчитали. По страховке жизни, если страховая не зажилит или если врачи доведут, если стихийное бедствие или там наши верхи за дамбами недоглядели, то цена примерно одна – миллион.

– И что такое миллион?

– Тоже деньги, – пожал плечами Юра. – А сколько, по-твоему, стоит человеческая жизнь? И я не говорю там о великих ученых или талантливых самородках. Я про обычного среднестатистического человека, который приносит государству не очень много налогов, платит не так уж много коммуналки, да и вообще в жизни страны участвует опосредованно. Ведь тут разговор на самом деле не о выплатах. А о том, сколько денег надо потратить, чтобы жизнь этого самого среднестатистического человека оберегать. И вот получается, что если затраты на сохранение человеческой жизни превышают миллион, то они просто не имеют смысла.

– На самом деле, – раздался голос Оксаны из припаркованного уазика, – гораздо меньше. Миллион – это единичные случаи, которые возникают вследствие реальных косяков администрации или являются выплатами через суд. На самом деле сумма вполовину, а то и на треть меньше.

– Подслушивать нехорошо, – сказал Соболев, повернувшись на голос. – И откуда ты всё это знаешь?

– Простой матанализ, основанный на социальных программах. Всё в открытом доступе. Только никто не парится на этот счет, никому не интересно.

– Это правда, – согласился с Оксаной Юра, – никому не интересно, сколько стоит его жизнь. Я тебе, Кирюх, больше скажу. Никому не интересно за эту самую свою жизнь отвечать.

– Поясни, – не понял Соболев.

– Смотри, вот, например, пешеходный переход. Государство, плохо или хорошо, ну допустим, идеально, создало условия для безопасного перехода проезжей части. То есть «зебру» в хорошем месте нарисовали, светофор поставили, знаки, предупреждающие водителя о приближении к пешеходному переходу, повесили. Даже фонарь соорудили над «зеброй», чтобы в тёмное время все всех видели. И вот пешеход переходит дорогу на зелёный свет точно по «зебре», и его насмерть сбивает машина. Кто, по-твоему, больше виноват?

– Очевидно же, что водитель.

– Почему?

– Он же нарушил.

– По закону – да. Водитель сядет, если лохматой руки в структурах не имеет. Но я о другом. Ты сам подумай. Водила сядет, будет себя хорошо вести – выйдет. Причём времени потеряет примерно столько же, сколько он до этого потратил на сериалы. Там, может, хоть книги начнёт читать. Но пешехода-то сбили безвозвратно. То есть пешеход с того света точно уже не вернётся. Амба! Навсегда! И вот давай представим, что этот самый пешеход, перед тем как переть по переходу, всё-таки посмотрел по сторонам. И увидел автомобиль, который явно не успеет затормозить. И он, даже учитывая, что сигнал светофора зеленее некуда и он кругом прав, решил-таки поберечь себя и не пошёл под колеса. И вот тут возникает главный вопрос: кто больше ответственен за твою жизнь, чем ты сам? Да, тебе создали условия, и в идеальном мире тебя они должны защищать от опасностей. Но ведь это твоя жизнь! Её по суду не компенсируешь и возврата не получишь. И ведь это просто пример – дорога. А сколько таких примеров вокруг? Мы рискуем каждый день и даже не переживаем из-за этого. А почему мы, собственно, не переживаем? У нас что, больше, чем одна жизнь? Вроде нет. Но мы лихачим по гололёду, пьем сивуху, гуляем ночью по тёмным дворам, лезем чинить розетки без перчаток, разжигаем костры в лесу, отмахиваемся от «лёгкого запаха газа» в подъезде. Мы же сами себя не бережем и не ценим. Почему кто-то должен платить нам больше?

– А ты предлагаешь стать параноиком? – У Соболева скрутило что-то внутри. – Можно с ума сойти, если за всё переживать. Да и если развить твою мысль, то сколько же денег нужно потратить, чтобы от всего защититься?

– В точку! – согласился Юра. – Отсюда мы и считаем. В какую сумму человек сам оценивает свою жизнь, такую безопасность и получает. Но мне кажется, что тут дело не только в деньгах. На самом деле главный убийца человека – тупость и беспечность. Нам, Кирюх, как-то даже лень думать, что что-то может произойти. Нам проще не думать и рисковать. И рисковать нам реально комфортнее.

– Эй, философы, – подала голос из машины стажерка, – чего там домовладелец возле дома трётся?

Кирилл и Юра одновременно повернули головы в сторону коттеджа. Возле крыльца суетился хозяин дома, явно стараясь не шуметь.

– Уважаемый! – почти зарычал на него Соболев. – Мы же ясно сказали: ничего не трогать и не шастать возле дома. Сейчас какой-нибудь кирпич от детонации прилетит по голове, будете жалобы на нас писать.

– Я только куртку надеть, – почти заискивающе пискнул хозяин. – И ещё у меня тут шланги надо открутить.

– Какие, на хрен, шланги! – не выдержал Соболев. – В любую минуту может рва…

И тут раздался взрыв. Камни вперемешку с каменной крошкой и осколками посыпались на головы людей.

– А-а! – закричал Юра, схватившись за руку. – Твою же…

Соболев бросился к консультанту, краем глаза заметив, что стекло уазика покрылось паутиной трещин, но выдержало каменный дождь. Значит, стажёрка должна быть в безопасности. Хозяин дома был в порядке. Накрывшись плотной тканью бушлата, в котором он разгуливал возле крыльца, толстячок лежал возле забора и боязливо выглядывал наружу. Самого Соболева, похоже, тоже не задело. А вот у Юры оказалась посечена правая рука.

– Нормально вроде, – разглядывая пострадавшую конечность, прокомментировал Юра. – Царапины.

– Ничего себе царапины, – рассматривая руку консультанта, заметил Соболев. – Тебя как будто колючкой хлестали.

– До свадьбы заживёт. У тебя йод или перекись в аптечке есть?

– Да-да, сейчас принесу. – Соболев полез в уазик. – У меня и бинты есть, и даже спирт.

– Спирту я бы сейчас жахнул, – мечтательно откликнулся Юра.

– У меня и водка в бардачке лежит, если что.

– Нет. – Мгновение подумав, Юра покачал головой. – Мне ещё на объект идти.

– На какой…

– Я нашла аптечку! – Из машины выскочила Оксана и с причитаниями стала суетиться вокруг Юры, обрабатывая пострадавшие места.

Поняв, что о консультанте есть кому позаботиться, Соболев впервые посмотрел на разрушения. Часть второго этажа коттеджа была в руинах: оконные рамы выбило, а возле крыльца, повиснув на проволоке, болтался оторванный кусок жёлтой газовой трубы.

– Вы всё-таки перекрыли газ, – скорее констатировал, чем спросил у хозяина Соболев.

– Я думал, получится, – заскулил хозяин и, как маленький мальчик под одеялом, скрылся под своим бушлатом.

Соболев знал, что орать на этого бестолкового домовладельца сейчас бессмысленно. У мужика налицо шок, ему холодно и страшно.