По следам мечты

– Вот, да, – замялся гость, явно желая еще что-то сказать. – Если что, заходи. Как «крышный» брат к «крышному» брату.

«Крышный» брат!

– Вот. Меня, кстати, Сокол зовут. То есть не Сокол, конечно, Виктор. Но фамилия Соколов. Вот. Поэтому все так и зовут. Вот. Мне нравится. Тоже меня так зови. Если хочешь.

– Роман, – представился я, и мы мужественно, серьезно глядя друг другу в глаза, пожали руки.

– Приятно, – сразу улыбнулся голливудской улыбкой Сокол и еще немного потряс мою руку. – Ну, я пойду, а то опять все краски вынюхают. Шучу. Ты заходи. В любое время. Я ночами не сплю почти. А… только утром не заходи. Ну, то есть заходи… только я сплю утром.

Я смотрел на этого высокого плечистого парня и не понимал – откуда столько неуверенности. Он был выше меня как минимум на полголовы, да и чисто внешне… я бы не хотел с ним драться. Не потому что я трус, просто я реалист. Зачем драться, если ты очевидно отхватишь? Если бы я, конечно, воспользовался неожиданностью и термосом, который стоял на подоконнике… У мужчин много чего проносится в голове, когда на их территорию вторгается другой мужчина.

– Я постараюсь утром не беспокоить, – заверил я Сокола, подумав про себя, что и в другое время, пожалуй, буду придерживаться той же политики. А люк завтра же заварю. На хрен!

– Договорились, – обрадовался чему-то гость и, еще раз широко улыбнувшись раздражающе ровными зубами, наконец-то покинул мою квартиру.

Оставшись в одиночестве, я снова поднялся к люку, засунул гвоздь в петлю, убрал за холодильник деревянную лестницу и закурил. Хотел бы я, конечно, не курить. Так и пропустят быстрее. Но что поделаешь, я курю.

Покурив, затушил окурок в пепельнице, смел мусор, упавший с крыши, прямо под мойку подошвой кроссовка, поставил чайник.

Чего я жду? Либо я делаю обстоятельства, либо они меня. Если я не займусь делом, на меня так и будут сыпаться неожиданности, пока не вытянут все время и ресурсы. Надо начинать.

Глава 3

Чайник вскипел. Я принес на кухню свой ноут, навел чаю, открыл текстовый редактор и набрал первые слова:

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой…»

Не, ну а что? Кто как расписывается.

Нет, первые слова были такие:

«Вечером почти всегда показывали боевики. Это было любимое время дня для Андрея. Он устраивался на полу возле кресла отца и, не отрываясь, наблюдал, как окровавленные герои с неестественным, но очень правдоподобным звуком ломают друг другу кости. Отец часто засыпал под конец фильма, потому что фильмы показывали поздно, а экшен за полтора часа только утомлял. Но все равно это было удивительно и захватывающе – наблюдать за чужими жизнями. Не драки и погони восхищали Андрея, но музыка, атмосфера, красивые люди, красивые города. Почему-то действия в фильмах всегда происходили под солнцем, словно не было в тех волшебных странах другой погоды. И это захватывало и манило, особенно на контрасте с болотной грязью двора за окном. А еще в этих фильмах были красивые девушки, которые тринадцатилетнего Андрея уже очень даже интересовали. Отца они тоже интересовали. И когда очередная пышногрудая красотка появлялась на экране, особенно в постельной сцене, которых хватало в таких фильмах, любые комментарии по сюжету прекращались, атмосфера наполнялась напряженно-смущенным интересом. К счастью, мама Андрея не любила подобные фильмы, предпочитая в это время почитать хорошую книжку в другой комнате. После просмотра Андрей шел спать на свой тесный диван, проигрывая перед сном в уме только что увиденную историю.

Как часто он представлял себя на месте главных героев. Героев, своей крутостью и уверенностью поражающих всех; героев, перед которыми сами стелились красотки; героев, которым все было подвластно. Как часто Андрей мечтал, что вот так же, как «Кобра», он войдет в свой класс, в темных очках и кольтом сорок пятого калибра, со спичкой в зубах и надменной улыбкой. И конечно же, сразу он станет «крутым пацаном», и даже местные хулиганы его начнут уважать, а самые красивые девочки будут искать внимания. На следующий же день он старался подражать героям, копируя походку, фразы, улыбку. Только вот все равно, он совсем не выглядел круто. А спичка в зубах так и вовсе глупо смотрелась. Андрей понял, что подражать неинтересно. Ведь это все внешние проявления, которые работают, только когда за ними действительно что-то стоит. Вряд ли бы Андрей смог убить человека одним ударом и уж тем более раскидать целую толпу. Он знал, что драка в кино – это совсем не то, что в жизни. В жизни, главное, не улыбка со спичкой в зубах, а то, как ты держишь удар, как не боишься начать и получить, как контролируешь свои дрожащие колени и боишься показать слезы, которые сами вырываются наружу, когда ты вытираешь кровавые сопли.

Он, как и все в его классе, ходил на модное карате. К сожалению, чего-то путного их тренер дать не мог, заставляя делать бесконечные ката. А пацанам хотелось реальных боев, как в кино, с прыжками, вертухой и ударом с двух ног. И, конечно, пацаны практиковали это на улице. Поэтому когда показали азиатскую картину, где пьяные и не очень мастера разбивали камни руками, по всем дворам и, естественно, в школе начались настоящие состязания. Каждый практиковал свой киношный стиль, и у многих даже неплохо получалось. Вчерашние вертухи казались уже детскими ударами. В фаворе был проникающий удар ладонью и стиль журавля. Лично Андрея поразил один момент в фильме, где герой – настоящий мастер кун-фу – потушил огонь свечи, находясь от нее на довольно приличном расстоянии.

– Пап, а разве это возможно? – спросил он отца, который уже немного засыпал в кресле.

– Конечно, – ответил отец. – Если долго тренироваться, то можно очень многое сделать.

– И вот так же свечку потушить?

– А почему нет. Только тренироваться надо каждый день, и может, через пару лет получится.

– Ты серьезно?

– Серьезно, сын, серьезно. Пойду я, что ли. Вырубаюсь совсем.

– Подожди. А как тренироваться?

– Ну, как. Сперва на близком расстоянии. Возьми что-нибудь легкое. Вон фантик от конфеты, который ты на пол бросил. Возьми его и тренируйся, пока не сдвинешь. Когда научишься – переходи на свечи.

Этот фантик должен был оказаться в мусорном ведре, а потом в баке, а после на свалке. Но он надолго задержался в квартире Андрея. Вчерашний мусор, упаковка, выполнившая свое предназначение, стала спортивным снарядом. Даже больше – она стала проводником Андрея от простого дворового пацана к мастеру, обладающему суперсилой.

Каждое утро Андрей начинал с того, что пытался сдвинуть легкую бумажку волной воздуха, возникающей при ударе. Он бил в сторону фантика то правой рукой, то левой, пока не начинали болеть суставы. Ему казалось, что вот-вот и он поймет, как делать это легко и непринужденно, словно киношный герой. И какова была его радость, когда он в первый раз смог эту бумажку колыхнуть. Он сразу почувствовал эту уверенность, которая приходит при любом безнадежном деле в момент микроскопического прорыва. И хоть Андрей дал себе зарок – тренироваться только по утрам, чтобы успели восстановиться уставшие мышцы, в тот день он его нарушил, весь вечер упражняясь со своим невесомо тяжелым снарядом. Он еще не понимал – зачем ему это и что даст, но чувство, что он на пути к чему-то великому, чему-то такому, что изменит его жизнь, его не покидало. И вот однажды фантик взмыл над столом и прокатился по полированной поверхности…»

* * *

Не знаю, получалось у меня что-то или нет. Когда я придумывал фразы, они казались волшебными, но вот я смотрю на них на экране, и они кажутся какими-то глупыми, наивными, искусственными. Я даже немного расстроился. Может, хватит играться, пора писать красивым и вычурным слогом?

«Невероятная вспышка вдохновения, вызванная приливом почти экзистенциального ощущения преодоления, сподвигла юношу поверить в себя…»

Ага-ага. Так и буду писать. А потом пойду и повешусь от умиления, какой я начитанный и витиеватый. Нет уж.

Ну вот. Теперь ступор. Надо бы сделать кофе-брейк, если это красивое название, конечно, применимо к сублимированному кофе. Впрочем, другого у меня все равно нет. А курить хочется и после этого, так что нечего выделываться. Только курить дома не хотелось. Табачный дым оседает затхлым запахом дрянной пыли. Почему бы, собственно, не воспользоваться возможностью, которая открывается с помощью простого гвоздя. И я полез на крышу.

Не сказать, чтобы я там наткнулся на какие-то дивные дивы. Ничего такого. Обычная крыша: торчащие ветки антенн, повисший на проводах сдувшийся шарик, какие-то металлические коробки с прорезями, птичий помет. Единственное, что здесь не вызывало брезгливую тоску, – это вид. Вид на ночной город, который частично тонул в овраге и где-то далеко поднимался на холм, впечатлял. Я закурил, немного ежась от резкого ветра. Сигаретный дым, плотный и тягучий, почему-то не спешил за ветром и лениво, словно делая одолжение, поднимался вверх. А наверху были звезды. Банальные такие, самые обычные, прозаически простые, великие звезды. Если кто считает, что Земля плоская, тот пусть поднимется на крышу, здесь он поймет, что Земля вообще не существует. Это лишь иллюзия в головах астрономов, потерявшихся в мириадах светил. Со всех сторон в тебя летят доказательства того, что ты даже не песчинка в масштабах мира.

Откуда-то со стороны послышалась музыка. Странная музыка, сперва показавшаяся очень знакомой. Это было похоже на звук барабанов бонго, а потом вдруг на мелодичное щебетание пианино. Прислушавшись, я понял, что это гитара. Я стал медленно пробираться на звук. Похоже, если я собираюсь и впредь путешествовать по крыше по ночам, мне надо будет обзавестись фонариком. Пока я добирался до источника звука, дважды успел врезаться в какие-то торчащие железки.

Звук, как и ожидалось, шел из открытого люка. Не моего, понятно, второго. Над тем люком, так же как и над моим, стоял маленький деревянный домик – видимо, защита от осадков, только этот домик был совсем другим. Мой был наспех сколоченным из обрезков дерева, страшным вместилищем призраков и голубей. В этом же домике явно поработал кто-то с высшим евроремонтным образованием, и возможно, когда-то внутри здесь жил сам Карлсон. Я помню, в каком-то музее видел такой старый светильник – керамический домик, в который ставилась маленькая свеча. Вот этот домик был таким же аккуратным и красивым.

Люк был открыт, луч света слабо бил наружу, словно уставший прожектор. По этому лучу лениво поднимались клубы дыма и сладковатый запах ацетона. Неужели наркоманы? Уже не так сильно хотелось идти на этот огонек. Но решение приняли за меня. Когда я уже собрался идти по темной полосе препятствий обратно, из люка высунулась блондинистая голова Сокола.

– О! «Крышный» брат! – обрадованно закричал он и приветственно помахал гитарным рифом. – Молодец, что зашел. Давай, спускайся.

Черт! Ну вот как теперь можно уйти? Я решил, что уйти все равно можно. В конце концов, ничего страшного, если я спущусь, а потом быстренько свалю, вряд ли мое появления вызовет какой-то ажиотаж в наркоманском притоне. Я же не в полицейской форме и не с мешочком радости. Очередной серый человечек в странном, вяло отслеживаемом измененным сознанием мире.

Но я ошибся. Впрочем, не сразу это понял. Картина была вполне наркоманская: трое парней сидели на полу в огромной пустой комнате, единственной мебелью в которой был кожаный диван, на котором валялась девушка. Но, приглядевшись, я понял, что ребята играют в какую-то настольную игру (тоже дико, но приемлемо), рядом с ними дымится сандаловая палочка, смешно воткнутая в спину игрушечного ежа, а девушка на диване не просто валялась в наркоманской отключке, а вполне себе с книгой. Да и запах ацетона тоже быстро нашел объяснение – собственно, от самого ацетона он и исходил, стеклянная бутылочка которого сиротливо ютилась на подоконнике. А рядом с бутылочкой стояла вазочка с кисточками. Сузив расширенные адреналином глаза, я наконец-то заметил и картины на стенах. Много картин. На каждой стене не меньше десятка. Они висели на разном уровне, стояли прислоненными к стенам, а одна, видимо, недорисованная, спряталась под белым полотном, который прятал так же и мольберт. Устав удивляться интерьеру, я попробовал рассмотреть играющих. Когда я спустился, на меня сразу уставились шесть пар глаз (трое играющих носили очки), но не те, которые сразу же заинтересовали, – глаза девушки. Она даже головы не повернула. Я вежливо поздоровался со всеми, после чего Сокол решил меня всем представить.

– Это Роман, – сказал он, ткнув в меня картой с драконом, – а это Лелик, Кир и Димон.

Лелик, Кир и Димон синхронно кивнули.

– А это Саша, – с придыханием представил мне девушку Сокол.

Почему-то сразу кольнуло. Когда смотришь на симпатичную девушку, сразу представляешь ее потенциально своей. И конечно, всегда колет, когда кто-то нарисовывается на это «твое» место. А судя по придыханию Сокола, Саша была его.

– Мы тебя не приглашаем, – продолжил Сокол, – почти до финиша дошли. Но ты посиди, если хочешь, там пиво в холодильнике есть.

– Спасибо, – сказал я, но за пивом не пошел.

Сидеть с очкариками возле нарисованных на картонке замков было неинтересно. А вот поближе подсесть к единственной девушке – да. Я сел на ручку дивана, у ее ног.

– Что читаешь? – спросил я.

– Чушь какую-то, – лениво отозвалась Саша. – Что-то про мужика-ведьму, который сражается со всякой нечистью.