Мусорный архипелаг. Книга 2

– Спины не подставлять! – время от времени напоминал ротный своим подчинённым. – Врага бьют не яростью, а выдержкой. Глядеть в оба, братцы!

Лена увлеклась и не заметила, что оторвалась со своим взводом от основных сил роты и очутилась среди вражеских солдат. К противнику подошло подкрепление – батальон вооружённых пиками бойцов. Остатки её взвода полегли, пытаясь прикрыть командира. Полторы сотни бойцов, которыми командовала Лена, исчерпали свои возможности и силы, свой запас прочности и больше не могли ей помочь, не могли выручить. Сержант Никита Нагорный, единственный, кто уцелел в этой мясорубке, едва успел заслонить собой Ивашову от разящего удара и упал на обретённую, но снова потерянную землю. Никого из товарищей рядом с лейтенантом не осталось. Капитан Ивашов чудом прорвался к Лене и, отбив одновременную атаку трёх разъярённых здоровяков, крикнул жене:

– Бежим!

Лейтенант Ивашова пошла на прорыв – проткнув горло одному вражескому бойцу, она изо всех сил ударила пальцами по глазам второму воину, преградившему ей путь и намеревавшемуся взять её в плен. Капитан уложил ещё двух солдат. И тут он увидел, что бойцы, вооружённые пиками, готовятся их сообща метнуть. Анатолий бросился следом за женой. Он, закрывая её своим телом, крикнул:

– Уходи!

Три пики вонзились Ивашову в спину, а четвёртая прошла насквозь.

– Лена… – тихо прохрипел капитан и упал ничком на обагрённую кровью траву.

Ивашовой удалось прорваться к своим. Обернувшись, она не увидела рядом с собой мужа и только тогда поняла, что произошло непоправимое. Её глаза затуманили слёзы. Но времени горевать не было, обескровленная рота спецназа нуждалась в командире. А из офицеров в живых осталась одна Елена.

– Бойцы, слушай мою команду! – крикнула Ивашова. – Прорываемся в направлении наших основных сил!

Горстка спецназовцев почти достигла своих. И тут прямо на Елену выскочил какой-то бледный и взъерошенный парень в камуфляже без знаков различия. Это был Егор Дубравин, поддавшись веянию военной романтики, сбежавший из дома и присоединившийся к боевым порядкам материка. Саблю, вручённую ему одним из офицеров, он выронил ещё в самом начале боя, когда рота, к которой он прибился, попала в окружение. Упав ничком на землю и притворившись мёртвым, он избежал гибели. В кармане его пятнистой куртки лежал почти бесполезный пистолет отчима. Юноша на всякий случай прихватил его с собой, забрав из ящика стола, в котором оружие всё время хранилось за ненадобностью. Пистолетная обойма была почти пуста. Оставался последний выстрел, но и он придавал парню сил и уверенности. Почувствовав перелом в бою, Егор осмотрелся и, поднявшись на ноги, бросился бежать куда глаза глядят. И едва не налетел на вражеского офицера.

Брат и сестра не узнали друг друга. Прошло много лет, они повзрослели и сильно изменились внешне. Егор не стал геройствовать и бросаться в драку, понимая, что ему не совладать в рукопашной схватке с дерзкой и отважной воительницей. Он выстрелил в неё из пистолета. Почти в упор, боясь промазать с дальнего расстояния. Пистолет не дал осечки, единственный патрон не подвёл. Пуля попала Елене в грудь. Девушка, ещё не осознав, что убита, воткнула убийце в живот заострённый конец своего верного боевого шеста и приложила руку к пробитой груди – на ней выступила кровь. Оба воина упали на землю и затихли.

Полковник Дубравин видел, что произошло. Он был метрах в пятидесяти от дочери. При поддержке бойцов ему удалось отбить место, где упала в траву лейтенант Ивашова. Под яростным натиском островитян враг отступил и скрылся в лесу.

Сергей подбежал к дочери и склонился над ней. Лежащая ничком Ивашова едва дышала.

– Жива? – в голосе полковника ещё теплилась надежда. Он перевернул раненую на спину. – Что с тобой, доченька?

Лена силилась что-то сказать, но изо рта потекла кровь, и девушка скончалась, так и не проронив ни слова.

Дубравин поднялся на ноги и немигающим взглядом уставился на убитого Леной врага. Он лежал на спине и безжизненными глазами уставился в пасмурное, неприветливое небо. Черты его искажённого болью лица вызвали в душе полковника необъяснимую щемящую тревогу и заставили сердце биться быстрее и сильнее. Заметив на шее убитого плоский металлический медальон на цепочке, Сергей машинально сорвал его и прочёл выбитое на нём имя: Егор Дубравин. Полковник покачнулся и завыл волком:

– А-а-а!..

К нему подскочил майор Евтушенко и что есть силы встряхнул за плечи.

– Что с тобой, Сергей? Лена погибла? Мужайся. Она была храброй девушкой. Ты можешь ею гордиться. Лейтенант Ивашова – герой этой битвы.

– Это мой сын… – полковник, бледнея, указал на Егора.

– Что?! – комбат опешил. – Так не бывает.

Дубравин взял себя в руки и огляделся.

– У нас мало времени, майор. Воинам архипелага не выстоять против армии материка. Упустив время, мы лишились козыря – неожиданности. Нам остаётся только догонять.

– Кого?

– Удачу и успех.

– У тебя есть идея?

– Нужно найти и захватить президента, – Сергей испытующе посмотрел на оставшихся в живых бойцов. Их было не более сотни. – Иначе эта бойня не прекратится до тех пор, пока есть кому драться. Жаль, что нас осталось так мало. У нас нет выбора, Миша. Если мы этого не сумеем, от изгоев не останется и следа. Уничтожат всех. Никого не пощадят.

– Два батальона ушли левее, – пояснил ситуацию Михаил. – Там противник сопротивлялся слабее. За второй батальон я не переживаю, майор Забелин один из лучших комбатов вооружённых сил. Я за Антона головой ручаюсь. Да и третий батальон не должен сплоховать. Ничего, справятся. Сообразят, что делать и как быть. Зря, что ли, ты их учил действовать в условиях окружения и отрыва от остальных сил. Пускай теперь применяют своё умение на практике, в реальном бою. – Евтушенко, глядя на сидящих на земле бойцов, тяжело вздохнул и со скорбью в голосе произнёс: – Война – время потерь и расставаний. Моему батальону досталось сильнее всего. Мы влезли в самую гущу битвы и оттянули на себя основные силы противника. Отсюда и такие потери. Думаю, в других батальонах дела обстоят гораздо лучше. – Майор отвернулся и незаметно смахнул предательскую слезинку. – Эх, если бы ещё личный состав по лесам не разбредался…

Сергей кивнул.

– Ничего, комбат, сотни бойцов нам должно хватить. Не думаю, что президентскую резиденцию уж слишком сильно охраняют. Все силы брошены на поле брани, и мы эти силы здорово потрепали. Солдатами противника усеяна вся округа, потери их невосполнимы.

– Ну не знаю, Сергей. Брать штурмом Красноярск силами неполного взвода – это или безумие, или верх воинской удали.

– Воспользуемся боевым опытом генерала Плиева. Он чуть ли не в одиночку взял в плен многотысячный японский гарнизон. Наглость и блеф творят чудеса.

– Образ Иссы Александровича оброс множеством штрихов. Эта история уже стала притчей во языцех. Лет через сто генералу Плиеву припишут пленение всей Квантунской армии, а не только личного состава гарнизона города Жэхэ.

– История напоминает выдержанное вино. Чем старше она становится, тем дороже продаёт те или иные события. Каждому историку хочется приписать что-то своё, поэтому на катушку фактов наматываются нити предположений и домыслов.

– А зачем нам такая история? Лучше вообще ничего не знать, чем читать какие-то сказки.

– Ценность истории заключается не в правдивости, а в правильном воспитании граждан. Историки вынуждены быть отчасти сказочниками. Они слуги государства. А всякому государству нужен разогретый патриотизм, без него оно превращается в страну вольных плотников и хлеборобов. – Дубравин горько усмехнулся и вернулся к делу: – Красноярск наверняка не прикрыт никакими войсками. Материк не готовился к войне, и в бой брошены все имеющие силы.

– За исключением резерва, – Евтушенко задумчиво покачал головой. – Не могли же они не оставить какого-нибудь засадного полка.

– У нас нет выбора. Блеф предполагает хождение по-над пропастью.

Майор кому-то махнул.

– Приведите пленного!

К Михаилу подвели грязного, окровавленного капитана.

– Ранен? – коротко спросил комбат, рассматривая пленника – мужчину лет тридцати с испуганно-растерянным взглядом.

– Это не моя кровь, – честно ответил капитан, подрагивая всем телом.

– Ротой командовал?

– Да.

– У вас есть резерв?

– Не знаю. Я человек маленький. Про такое у генералов нужно спрашивать.

– Спросим и у них, не сомневайся, – полковник заиграл желваками. – Где резиденция вашего президента?

– В десяти километрах отсюда, в Сосновом урочище. Могу на карте показать.

– Не нужно, – Дубравин весь подобрался, и во взгляде его проступила решимость идти до конца. – Я знаю, где это. Я бывал там до жребия. Живописное место с чистым воздухом и родниковой водой. У президента губа не дура. Поднимай батальон, майор. Нужно поторапливаться.

– За батальон, конечно, спасибо, – Евтушенко грустно улыбнулся. – Мне сейчас вспомнилось, что по этому поводу говорили римские гладиаторы: «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя». Сотня храбрецов готова на всё, командир. Эх, нам бы бойцов побольше.

Сергей, настраиваясь на дело, глубоко вздохнул.

– Искать остальные батальоны нет времени. Потом ими займёмся. Заодно и тех, кто покинул поле боя, из лесов на свет божий выведем. Не век же им там прятаться.

– Логично. Думаю, комбаты и без нас управятся. Не зря мы их думать головой учили.

Майор направился к товарищам по оружию, но, сделав пару шагов, спохватился и вновь повернулся к полковнику.

– Я оставлю тут двух бойцов. Они похоронят твоих детей.

Дубравин благодарно кивнул.

– Спасибо, Миша. Ты настоящий товарищ. Я сейчас не совсем адекватен. Сам понимаешь, такое потрясение. Но ты не переживай. За время перехода я восстановлюсь. Обещаю. Я понимаю, как велика ответственность, что лежит на нас с тобой. Если со мной что-то случится, принимай командование и доводи дело до конца.

– Я и так твой заместитель, мог бы не напоминать.

– Извини, голова что-то туго соображает.

– Это пройдёт. Ты, главное, о плохом не думай. Бесполезно это и неправильно. Жизнь продолжается, дружище. То ли ещё будет. Изгои вернулись на сушу и больше никогда её не покинут.

– Твой манифест да Богу в канцелярию.

– Так и будет, Сергей. Я верю в это. Без веры и жизнь не мила. Уверуй – и добьёшься желаемого. Одного я не могу понять, Серёжа. Почему Бог сотворил человека таким хрупким? Сам посуди. Лена безвылазно находилась на полигоне, прожила на нём пять лет, стала бойцом экстра-класса. А капитан Ивашов вообще был уникумом среди единоборцев. Таких специалистов прикладного рукопашного боя днём с огнём не сыскать. Он был лучшим из лучших. И что? Где он теперь? Раз его нет среди живых, значит, и он лежит где-то между этими распростёртыми телами. Стоило ли так утруждать себя тренировками для того, чтобы выстоять в бою каких-то три часа, а затем погибнуть? Война не признаёт ни умений, ни квалификаций, она соткана из неожиданностей и противоречий. Бесполезно наращивать мускулатуру и отрабатывать с утра до вечера приёмы и удары. Тебя просто застрелят исподтишка.

Губы Дубравина дрогнули, а к горлу подкатил ком.

– Мы не принадлежим себе, Миша. В любой момент в человеческую судьбу может постучать господин случай. Вексель к оплате предъявляется без предупреждения. Все мы с рождения в долгу перед провидением.

К разговаривающим командирам подошёл один из бойцов и виновато посмотрел на комбата.

– Тут неподалёку рота спецназовцев полегла. Там и командир их лежит, капитан Ивашов. Мёртвый. Его пиками проткнули.

Полковник, бросив на бойца бездумный, рассеянный взгляд и ничего не сказав, подошёл к телу Лены и встал перед ним на колени.

– Прощай, доченька. Пусть земля тебе будет пухом. Тебя похоронят на суше, а не в море. Мы вновь обрели землю, родная. Ты ведь так этого хотела. Обещаю приходить к тебе на могилу, если сам не сложу головы. Сама видишь, как тяжело нам сейчас. Если б я мог хотя бы предположить, что всё так закончится. Вы с братом нашли друг друга, только какой ценой… – Дубравин утёр скупую слезу и, вздохнув, продолжил прощание: – Знай я всё наперёд, я бы не подпустил тебя к полигону и на пушечный выстрел.

Посеревший лицом Михаил несогласно покачал головой.

– Рано или поздно она всё равно отыскала бы свою судьбу. У неё был такой характер – боевой и несгибаемый. Ничего не поделаешь, Серёжа. Ты воспитал хорошую и правильную дочь. Лейтенанта Ивашову будут помнить долго и благодарно. Она не пожалела себя ради жизней других людей, ради своих братьев и сестёр, ради жителей архипелага, ставшего ей родным. Я ей завидую. Ещё неизвестно, как умру я. Не предам ли, не струшу ли, не сбегу ли?

А полковник поднялся на ноги, шагнул к Егору и, присев на корточки, закрыл ему глаза. Встав, он выдернул из тела сына боевой шест дочери. Задумчиво поглядев на его окровавленное остриё, Сергей вновь тяжело вздохнул:

– Сколько ещё крови придётся пролить, чтобы добыть мир.

– Это зависит от каждого из нас, – Евтушенко махнул сидящим поодаль солдатам рукой. – Подъём, пехота!

– Похороните капитана Ивашова вместе с Леной, – попросил Дубравин. – Положите их втроём в братскую могилу. Не нужно хоронить по отдельности.

Майор кивнул.

– Сделаем, Серёжа, не переживай.

Дубравин забрал шест с собой – кроме того, что он был прекрасным и эффективным боевым оружием, сейчас шест стал единственной памятью о погибшей дочери. Медальон Егора полковник положил в нагрудный карман – поближе к сердцу. Прихватил он и выпавший из руки сына пистолет, вставший на затворную задержку. На нём была выбита наградная надпись: «Майору полиции Даниле Попову за отличную службу от министра внутренних дел».

Перемещаться пришлось в темпе марш-броска. Дубравин вёл своих бойцов напрямую через лес, ориентируясь по знакомым сопкам. Противника нигде не было видно. Лес был тих и благодушен.

Резиденция президента обнаружилась сразу – над ней на высокой металлической мачте развевался флаг Сибирской республики.

– Почему у нас нет своего знамени? – спросил Евтушенко, глядя на трепещущее на ветру полотнище.

– И что бы ты на нём нарисовал? – отрешённо поинтересовался Сергей, из-за дерева внимательно наблюдая за обстановкой возле большого двухэтажного сруба, увенчанного покатой треугольной крышей. – Мусорную кучу? Тут хотя бы на ветру реет герб Красноярского края.

Курносый крепкий мужчина, стоящий неподалёку, пихнул локтем в бок скуластого соседа.

– Как думаешь, куда идёт лев на гербе?

– В светлое будущее, – не задумываясь, ответил скуластый. – Чего тут непонятного?

– А почему с лопатой?

– Это заступ. Его ведь ещё откапывать придётся.

– Зачем? – курносый удивлённо вскинул брови.

– Чтобы достать на свет божий, – с серьёзным видом ответил скуластый. – Лежит оно во тьме кромешной и нас дожидается.

– А серп-то ему зачем?

– Мало ли что.

– А почему лев идёт налево?

– По привычке. Ты-то сам куда бы пошёл?

– Никуда. У меня плоскостопие, – курносый устало вздохнул. – Я сюда-то еле доковылял.

– А чего в солдаты подался? – скуластый удивлённо уставился на товарища.

– Сердце позвало.

– Ты ему рот кляпом заткни. У меня душа тоже говорливая, никакого сладу с ней нет. Вечно заведёт в овраг, а сама сверху посматривает. Глядит, значит, как я выбираться из него буду.

– Мне бы сапоги-скороходы.

– А я бы от конька-горбунка не отказался или от печи самодвижущейся.

– Любишь ты нетрадиционные способы передвижения.

– Я же русский, – скуластый вымучил улыбку.

– Однако пора бы и скатерть-самобранку расстилать, – курносый сглотнул подступившую слюну. – С утра маковой росинки во рту не было.

– Попади мне в руки меч-кладенец, я бы этим материковым разбойникам устроил разбор полётов, – скуластый, заводясь, заиграл желваками. – Как они посмели сжечь наши дома? Никогда им этого не прощу. Век буду помнить.

– Прекратить разговорчики, – шикнул на говорунов комбат и погрозил кулаком. – Вы нас демаскируете. Сделаем дело, тогда и наговоритесь, и наедитесь вдоволь. В президентской резиденции наверняка полно всяких продуктов.

Дубравин отвёл бойцов вглубь леса и после короткого совещания с командирами дал отмашку – команду на штурм. Резиденция была захвачена быстро и бескровно. Её охранял взвод раскормленных и полусонных гвардейцев из особой роты охраны высших лиц. Они не стали отдавать свои жизни за президента. Увидев, что противник превосходит их по численности в три раза, гвардейцы тут же сдались на милость победителя. Охранников заперли в столовой – поближе к харчам, чтобы не дай бог не похудели.