Сын палача

Но больше, как пообещал начальник, ноги этого Шурыгина тут, в автопарке, не будет, кроме как при подписании обходного листа… И в общежитии доживает последний денек, потому как он, начальник автопарка, уже дал коменданту соответствующее распоряжение…

Через несколько минут Васильцев входил в безлюдное среди трудового дня рабочее общежитие.

На стук в дверь комнаты, где последний день обретался Шурыгин, никто не ответил. Из под двери густо сочился запах разложения.

Юрий поднажал плечом, легко выдавил какой то несерьезный шпингалет – и самого чуть не вывернуло наизнанку. На полу валялись растоптанные шпроты вперемешку с окурками и квашеной капустой, на столе тухли объедки вареной колбасы и залитые пивом ошметки недожеванной рыбы. Надо всем этим роились жирные мухи, довершая картину чьей то вчерашней трапезы. Форточка была закрыта, оттого в комнате стоял смрад, как от перестоявшейся помойки.

Одна койка была заправлена, на другой поверх голого, пахнущего мочой матраса, свернувшись калачиком, лежала какая то полуодетая встрепанная личность с опухшей и довольно побитой рожей.

Перво наперво Васильцев, подзадержав дыхание, распахнул окно, а то дышать было невмочь, затем выплеснул на личность всю воду из стоявшего на тумбочке стакана и, когда та задергалась: «А?.. Что?..» – сказал:

– А то, Николай, что серьезно разговаривать мы с тобой сейчас будем.

Колька приподнял голову, взглянул на него щелочками глаз и произнес одно лишь слово:

– Отзынь… – и потянулся было к бутылке с пивом на самом донышке.

Однако, получив от Васильцева хороший удар ребром ладони по плечу, оставил свою попытку и без обиды довольно заинтересованно спросил:

– Джиу джитсу?

Вместо ответа Васильцев сунул открытое удостоверение поближе к мутным все еще глазам Шурыгина и повторил весьма сурово:

– Разговаривать сейчас с тобой будем, ты понял, Николай?

Шурыгин находился в таком одеревенелом состоянии, что даже эта грозная книжица с буквами НКВД ожидаемого впечатления на него не произвела.

– Промежду прочим, – отозвался он, – имею полное гражданское право находиться тут до вечера.

– О твоих гражданских правах сейчас то с тобой и поговорим, – кивнул Васильцев. – Если не ответишь, куда вчера машину угонял, загремишь у меня немедля не по сто шестьдесят второй статье за разбазаривание госимущества, а по самой пятьдесят восьмой бэ: «Пособничество врагу». А что по такой статье бывает дальше – слыхал?

Шурыгин захлопал глазами.

– «Вышка» по ней бывает, – пояснил Васильцев.

Статья, может, и не так испугала Николая, думавшего о чем то более насущном, но когда Васильцев добавил, что отправит его в КПЗ без опохмелки, язык у Шурыгина мигом развязался.

– А что ж, – промычал он, – этот хмырь машину, что ли, в автопарк не пригнал?

– Так! Давай ка с начала, – сказал Юрий. – Что за хмырь, зачем ему понадобилась машина?

Колька снова потянулся к бутылке, снова получил по руке и спросил:

– А если скажу – тогда опохмелиться дадите?

– Тогда дам, – пообещал Юрий. – Ну, выкладывай: что еще за хмырь?

– Да шебутной такой, – поглядывая на заветную бутылку, заторопился Шурыгин. – Жену хотел пужнуть. Шутник большой!.. Подымусь, говорит, на подъемнике и буду перед окошком стоять. Жена как увидит – сразу с копыт! Представляешь! Этаж то двенадцатый, а он себе стоит хоть бы хны!.. Ничего шуточка, а?.. Если из автопарка не попрут, сам как нибудь своей Верке такое устрою!..

– Дружок твой? – перебил его Васильцев. – Кто такой, быстро выкладывай.

– Да в первый раз его видел, вот ей ей! – Шурыгин даже сделал попытку перекреститься, да не смог – видно, руку ему Васильцев отбил основательно.

– И что же, – нахмурился Юрий, – ты за просто так чужому человеку казенную машину уступил?

Колька удивился:

– Кто ж это станет – за просто так? За просто так и кошка не мяукает. Он мне четвертной отвалил. И паспорт в залог оставил.

– Так, – насел Васильцев, – давай быстро: фамилия его по паспорту?

Шурыгин почесал пятерней в лохматой голове.

– Гм, фамилия… Звали Лёхой – это точно! Алексей Степаныч… А вот фамилия… Вчера же помнил, а вот сейчас… Что то военно морское вроде… Вот если б щас пивка…

В такое чудодейственное свойство пивка Васильцеву не поверилось, и Колькину попытку потянуться к бутылке он снова пресек.

– Адрес ты тоже, конечно, не помнишь? – спросил он.

Однако на этот вопрос Колька Шурыгин почему то даже обиделся.

– Чего ж не помню? Совсем, что ли, без головы? На Юных Ленинцев он живет. Я сам поблизости там когда то жил… А дом номер… Да там только один в двенадцать этажей! А номер – нет, не помню… Вот разве если пивка…

Больше мучить его жаждой Васильцев не стал. Колька жадно приник к бутылке, и на лице его расплылось что то похожее на счастье.

– Вот что, – сказал Юрий, – есть у нас сведения, что этот твой, с военно морской фамилией, – опасный шпион вредитель, так что если соврал, ответишь по полной, – и пока Шурыгин хлопал глазами, он, не прощаясь, поскорей выскочил из этого смрада.

Конечно, если тем шутником Лёхой в действительности являлся сын Викентия, то паспорт был наверняка липовый. Тем не менее все следовало проверить до конца.

Вскоре Васильцев приехал на улицу Юных Ленинцев. Двенадцатиэтажный дом здесь действительно был единственный, с винным магазином на первом этаже.

Не зная, как быть дальше, в этот магазин Юрий зачем то и зашел: в таком месте всегда можно услышать что нибудь полезное.

После рабочего дня очередь за выпивкой стояла немалая. Васильцев тоже стал в эту очередь и начал прислушиваться к разговорам.

Но чтобы удача настигла так быстро, такого он никак не ожидал!

Какой то забулдыга сказал другому:

– Слыхал, что Лёшка Кораблев из девяносто шестой квартиры вчера отчубучил? Ему Раиска его пить не дает, так он с ней поквитаться решил!.. После его шуточки бабу прямо в больницу с сердцем увезли.

– А что он?

– А то! Подогнал к дому, понимаешь, машину с подъемником…

Больше Васильцев слушать не стал, вышел на воздух. Все сходилось, даже фамилия (и тут не соврал Колька) была вполне военно морская: Кораблев.

И означать это могло только одно: Викентий младший тут был ни при чем, тот ни за что не стал бы светить подлинным паспортом да еще размениваться на подобные шуточки. Значит, этот день был потерян – с утра он, Васильцев, шел по ложному следу.