Малижа. Сборник рассказов

– Мне думается, что наш друг поскакал за какой-нибудь цыпочкой, – подозрительно улыбнулся Турпалхан и показал свои крепкие зубы на все еще детском ангельском лице.

Он, хоть и пошел на пару лет позже нас в школу, но состоял в школе в числе лучших учеников и был прозван за это «вундеркиндом».

– Почему ты пошел в ту часть поселка без нас? Ты же знаешь, что наши не в ладах с их пацанами. Если они тебя поймают одного, то отлупят и имя не спросят! – добавил вечно воинственный Арби.

Я словно не слышал, о чем мне говорят. Я был растерян. Казалось, на мое еще юное сердце навалилось слишком много испытаний для одного дня. Почувствовать и поверить в чувства девушки, разочароваться в девушке, которая казалась ангелом, спустившимся с небес… да еще и друзья теперь могут подумать, что я тут за каждой юбкой бегаю. Возможно, в больших и полных семьях на эти темы говорят несколько развязно, но я, возможно, был немного диковат и слишком стеснителен. Не могут все люди быть одинаковыми, нельзя сказать: почему он такой, а вон тот другой, вовсе не такой.

– Отстаньте, парни! Вы чего тут разошлись, словно следователи ЗНАТОКИ! Я просто прошелся в центр, в сторону магазинов, – наконец, пришел я в себя и попытался вырваться из крепких лап своих друзей.

Эх, юность, юность! Как быстро мы нашли новую тему для шумных разговоров и шуток. Кто в юные годы всерьез обращает внимание на такого рода всплески эмоций и поступков молодых людей. Тем более у нас с собой был фотоаппарат «Смена». Они как раз в те годы появились в продаже, стоили относительно недорого, всего 15 рублей. Мало кто из школьников в те годы занимался фотографией, ведь непросто было научиться фотографировать, если даже у тебя и появился аппарат. Мы шли домой и на ходу, сменяя друг друга, фотографировали себя. Какая это была радость!

– Сегодня ночью отпечатаем фотки? – спросил Турпалхан, когда мы расставались.

От центральной улицы его проулок сворачивал первым, нам же нужно было еще порядочно идти.

– Не знаю, кажется, у нас фиксаж закончился, – ответил я.

– А все остальные химикаты есть?

– Кажется, есть все, – снова ответил я.

– А сколько стоит этот фиксаж? Я вечером буду идти, куплю и принесу с собой, – свернул Турпалхан в свой переулок.

– Восемь копеек, кажется, – сказал я вдогонку Турпалхану.

Нам с Арби нужно было еще порядком идти еще.

– Сайдали, ты куда все-таки ходил? – спросил Арби еще раз, когда мы с ним остались одни.

– Да, так, прошелся немного по центру, – нехотя ответил я и замолчал.

– Ты точно ни с кем не поссорился? Не на разборки ты ходил случайно? – сменив руку со школьной сумкой, всегдашним своим басом снова спросил Арби, показывая, что не совсем верит моим словам.

– Да, нет! Не было никакой ссоры. Все нормально, – я снова замолчал.

Друг словно заразился моим настроением, и он поплелся рядом скучной походкой. А далее до самых ворот Арби мы с ним и вовсе промолчали, уйдя каждый в свои мысли.

– Сайдали, может быть, я вечерком подойду, если будет настроение. Если меня не будет, смотри, чтобы этот Турпалхан не забрал самые лучшие фотки, – сказал Арби и скрылся за своими огромными деревянными воротами.

Теперь я и вовсе остался один со своей печалью. Мне в тот момент казалось, что меня сильно обманули, обманули все. Если бы мне можно было взглянуть на себя со стороны, я бы понял, что я похож на ребенка, которому не досталась конфетка. Откуда мне было знать, что жизнь еще не раз протянет мне сладостную конфетку, и, что она не всегда бывает сладкой, если вдруг она тебе и достанется.

Дома я, как всегда, не попросив у матери даже поесть, сразу ушел в свою комнату и, не сменив школьную форму, кинув сумку в угол, прилег на спину на своей кровати. Я был в эту минуту еще больше растерян, я не мог прогнать небесные глаза, являвшиеся мне наяву словно сновидение. Это чувство было настолько сладостным, насколько и отталкивающим, после того, что произошло сегодня. Мне казалось, что сорвался с вершины и лечу вниз, было неприятно и в то же время дух захватывало. Я в то время еще этого не понимал, но оказалось, что это была самая сладостная и прекрасная полоса моей жизни – юность. Возможно, меня поймет лишь парень, мужчина, который хоть раз в своей жизни был опутан сетями чувств, являющихся в жизни многих из нас словно чудесное сновидение.

Был уже поздний вечер, когда меня разбудил звонкий голос друга Турпалхана.

– Ты чего тут лежишь, спишь средь бела дня, словно котяра! Вставай быстрее! – друг стал меня теребить в плечо.

– Чего? – не понял я.

– Ну-ка, гляди, правильный фиксаж я купил, он годится нам? Я, правда, не нашел в наших «Культтоварах» фиксаж за восемь копеек, купил за 14 копеек. Пойдет? Годится нам такой фиксаж? – стоял надо мной Турпалхан и тараторил безостановочно, пока я не пришел немного в себя.

– Где она? – спросил я парня, все же еще не понимая, где я.

– Вот! – повертел перед моим носом фиксаж в целлофановом пакетике друг.

– Что это? – вновь спросил я.

Кажется, я искал во сне наяву ее, но друг не понимал меня.

– Да, проснись же ты, наконец! Это фиксаж, вот погляди. Я его купил для нас, – не понимал друг, о ком я все же говорю.

– Фиксаж, фиксаж…, – я присел на кровати.

– Ну-ка, глянь, вот такой фиксаж годится? Я не нашел тот, о котором ты говорил, – друг очень боялся, что фиксаж, который он притащил, нам может не подойти.

Несмотря на то, что он очень хорошо разбирался в школьных предметах, в Турпалхане все же детства сохранилось больше, чем в нас.

Я еще раз взглянул на пакетик с порошком, напоминающим соль, в его руках.

– Сойдет. А где Арби? – спросил я.

– Я-то к нему и заворачивал, думал, что он уже тут, – словно он провинился в чем-то, извинялся Турпалхан.

– Да, ладно. Если честно, то он больше мешает, чем помогает, – буркнул я.

– Кто не помогает! Если бы меня не будет, то вы оба тут так и будете сидеть, лениться, – пробасив, вошел к нам в комнату Арби, словно радиостанция «На веселой волне».

У него не было привычки обижаться, тем более на такие мелочи, но спорить он готов был до посинения. От этого он получал, кажется, не только удовольствие, но и какой-то дополнительный заряд.

– Вы чего тут расселись? Я знал, что вы так и будете лясы точить, пока я вас не растормошу! Ну-ка, вставайте оба! Живее! Так мы будем печатать фотографии или нет? – набросился на нас Арби, приводя нас в чувство своим басистым голосом.

– Ну, все! Началось. Теперь он не остановит свой «пулемет» до завтрашнего утра! – оценил Турпалхан появление нашего друга.

– Пока на улице не стемнеет, у нас ничего не получится, мы не сможем так плотно закрыть окна, чтобы свет не просочился. Фотобумагу можем просветить. Надо немного подождать, ребята, – объяснил я друзьям ситуацию.

В наш низенький домик-мазанка, который в большей мере своими руками построила моя мать после возвращения с высылки из Казахстана, не был рассчитан на специальную комнату для фотографирования. А фотопленка, рассчитанная лишь на 65 кадров, при удачной съемке, и фотобумага, продаваемая в магазине в специальной защищенной от света упаковке, при малейшем соприкосновении со светом могли просветиться и прийти в негодность. Поэтому мы с друзьями как-то умудрялись с наступлением темноты оборудовать мою комнату, плотно занавешивая окна, чем попало, чтобы с улицы даже свет фар проезжающих машин не навредил нашему делу.

– Тогда, может, выйдем во двор, пока не стемнеет? На улице чудесный теплый вечер, – предложил Арби, которому никак не сиделось на одном месте.

– Сойдет. Давайте, ребята, сначала чайку попьем и перекусим чего-нибудь, – попросил я их.

Мы уже сидели на улице, на скамейке, и как всегда болтали о всяком, когда вдруг я вспомнил про фотопленку, которую я вчера проявил и повесил сушиться. На этой пленке должны были быть пара кадров Малижи. Я больше не слышал, о чем говорили друзья. Солнце почти скрылось за горизонтом, но оно так медленно заходило, что я терял последнее терпение.

– Ребята, вы немного здесь посидите, я пока приготовлю все для печатания фотографий, – придумал я причину и тут же зашел в дом.

В углу на гвоздике, прибитом к стене, висела уже высохшая пленка. Я схватил ее и, включив свет, тут же поднес ее к электрической лампочке и стал искать фотокадр с Малижой. Пленка была черно-белой, и в фотокадре высвечивалось все наоборот, но перед моими глазами ясно всплывало лицо девушки. Хоть пленка сама только черно-белая, мне же казалось, что глаза ее источают голубизну. Я застыл на месте и был плену своих мыслей и мечтаний. Каким милым мне казался фотокадр на пленке с изображением Малижы. «Взгляни-ка, Малижа, вон туда! Вот эти две светлые комнаты с солнечной стороны папа обещал отдать нам с тобой, когда мы поженимся!» – словно гром прогремел голос Умара в моих ушах.

Я скомкал и с сердцах кинул пленку в угол.