При открытых дверях

Тюнин. Так никто ее и не смог унять. Сама остановилась. Вдруг, на полуслове. Заплакала и ушла… Вот такая история получилась. Возьми я тогда домой эти анкеты…

Иванов. Та-ак…

Сидоров. Н-да…

Иванов. Значит, в письме все правильно. Вы хоть понимаете, что вы наделали?

Петров. Неумолимая закономерность. Шесть букв. Третья – «у»,

Тюнин (машинально). Случай.

Петров. Вот именно.

Тюнин. Да понимаю я, понимаю и, поверьте, переживал все это. Хотя, с другой стороны… Может, Зинаида Ивановна была права – кого обманываем?…

Зинаида Ивановна. Что вы на меня смотрите? Что я вам – что плохое сделала? Подумаешь… Если секрет – не оставляйте где ни попадя. А оставил – не такой уж секрет, значит. Все ведь прикидываются – думают одно, а говорят другое. А кого обманываем-то? Кого? Вас, что ль? Так вы вон проездом – вас чего обманывать? Начальство? Так его чего, его и обманывать-то неинтересно, оно только и ждет, чтобы его обманули. Просит даже – обманите, мол, меня, а то, не дай бог, правду еще узнаю, а что с ней делать, с правдой-то? С ней ведь что-то делать надо, а тут и без нее – забот. Вот и получается, что себя обманываем. Себя – не дядю. А это уж последнее дело, когда себя. Потому как сегодня себя сам обманул, завтра тебя другие обманут. Тебе ж, мол, дураку, лучше. Меньше знать будешь, позже состаришься. А я, может, не хочу позже стариться. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела путем управиться.

Сидоров (перебивая ее). Это нам неинтересно. Это к делу не относится.

Тюнин. Да нет, как раз нет. Очень даже относится. Я тоже сначала думал, как вы, – когда они вдруг заговорили. Раньше я слова из них выжать не мог – все отшучивались больше. А тут как прорвало. По делу, не по делу… Без всяких анкет, вопросов. Они сами мне вопросы стали задавать – как жить, как работать. И не ждали ответов, они понимали, что я не могу решить их проблемы. Да они и не мне это говорили – себе… Им важно было произнести вслух то, что долгие годы кипело внутри…

Зинаида Ивановна. На кой мне еще одна молодость, когда с этой-то не сумела управиться. А когда мне с ней управляться? За день так набегаешься, что уж к вечеру и женщиной перестаешь себя чувствовать. Вы вон постопте у проходной в шесть, поглядите, как женщины с работы идут. В двух руках сумки, и еще под мышкой чего – для дома, для семьи. И через весь город с полной выкладкой, как солдат на марше. А мужчины наши посмотрите как идут, сильная половина? Как легкоатлеты – ни грамма лишнего. Все равноправия добивались. Чтоб женщина с мужчиной во всем равны. Добились вот. Меня слесарь теперь – матом, как мужика. А я, может, не хочу так. Может, я и в цехе не хочу работать. А в заводоуправлении каком-нибудь или КБ. Чтоб в платье ходить, а не в спецовке и в сапогах. А то вон выстояла в субботу полдня, отоварилась, а носить когда? Вечером? Так вечером у нас на улице темно, не видно. Что ты в тапочках, что ты в сапогах. А поди сунься в заводоуправление – одни мужики сидят, рукава протирают. А скажи им что – они тебе: у нас, мол, тоже равноправие. И они, значит, завоевали. А потом он вечером полон сил и желаний, а у тебя желания, может, и есть, а сил вот – нет. Да и к тому же это вон у вас в анкетах все так красиво – кого бы вы хотели выбрать в данной ситуации? А меня кто спрашивает – кого бы я хотела? Я бы, может, вон, к примеру, Колю хотела бы выбрать. А только на самом деле – не я выбираю, а меня. И не Коля, а Петя. А на кой он мне сдался, этот Петя. Я не знаю, может, я одна дура такая, может, другие как-то устраиваются.

Николаева. Ну да, как же, устроишься тут. Когда они прямо рождаются женатыми.

Петров. Причина матриархата. Семь букв. В середине – «ф».

Тюнин (машинально). Дефицит.

Петров. Подходит.

Николаева. Вам все подходит. А нам каково?

Иванов (Тюнину). То, что вы говорите, это, конечно, очень интересно, но вы не себя там представляли, вы представляли институт. И тень не на вас одного пала – на всех нас. По вас будут судить об ученых, а вы…

Входит уборщица с пылесосом, включает его, начинает уборку. Иванов продолжает говорить, но его не слышно. Говорит он долго, энергично жестикулируя, – пока Сидоров не показывает ему на часы. Иванов говорит что-то Николаевой и уходит вместе с Сидоровым. Уборщица выключает пылесос и тоже уходит.

Николаева. Вот всегда так. Каждый раз в буфет последней и хоть бы раз кто очередь занял. Опять сосиски не достанутся. (Уходит.)

Покидают сцену и все остальные – кроме Петрова, Тюнина и Екатерины Михайловны. Она тоже пошла было, но Тюнин окликнул ее.

Тюнин. Катя!

Екатерина Михайловна. Оставь меня!

Тюнин. Я хочу объяснить, это случайно все получилось…

Екатерина Михайловна. Я думала, ты ребенок, а ты…

Тюнин. Катя…

Екатерина Михайловна. Я думала – действительно…

Тюнин. Но…

Екатерина Михайловна. Поверила, а вдруг и вправду – с первого взгляда…

Тюнин. Но ведь…

Екатерина Михайловна. А сам как Иуда – за тридцать рублей, за кандидатскую прибавку…

Тюнин. Катя!

Екатерина Михайловна махнула рукой и пошла. Тюнин рванулся было за ней.

Екатерина Михайловна. Не провожай меня. (Уходит.)

Тюнин достает бутерброд, кладет его на стул. Появляется столяр с ящиком, из которого торчит пила. Осматривает мебель, пробует потрясти стул, недовольно качает головой, берет стул и уносит его вместе с бутербродом. Тюнин смотрит ему недоуменно вслед.

Петров. Перерыв на ужин. Семь букв.

Тюнин (машинально). Антракт.

Петров (увидел, что в зале загорается свет). Судя по всему.

Оба уходят.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Та же обстановка. Входит Tюнин, смотрит на часы, садится. Появляется Петров, решая на ходу кроссворд, за ним Иванов и Сидоров.

Сидоров. Сегодня, если они выиграют, то все – серебро в кармане.

Иванов. Да я боюсь, не успеем.

Сидоров. Ну вот, опять. Что за жизнь. Работаешь, работаешь, ничего хорошего не видишь. Одни недостатки.

Иванов. А я и секретарши даже уже не вижу. Где она?

Петров. Задержка по уважительной причине. Шесть букв. Третья – «о».

Тюнин (машинально). Прогул.

Петров. Кажется.

Иванов. Каждый раз одно и то же. То сапоги дают, то за тюлем стояла, в прошлый раз гжель выбросили. Вроде бы приоделась и обставилась, пора бы и честь знать.

Сидоров (смотрит на часы). Действительно уж пора.