Третьего не дано

Косарева. А как они еще могут меня волновать?

Платонов. Действительно. Ладно. Я свое получил. (Сестре.) Я мог бы пройти к Крылову?

Сестра. Вы договорились с врачом?

Платонов. Она просила снизу позвонить.

Сестра (подвигает ему телефон). Шестой у нее.

Платонов. Спасибо. (Снимает трубку.) Шестой, пожалуйста… Алло, еще раз здравствуйте, это Платонов, с завода, я звонил вам… Да, к Крылову… Ах вот как, понимаю… Кто? Понятно. А к вам мог бы я зайти? Хорошо. (Вешает трубку.) Как вам нравится – у него Басаргин сидит. Как же он прошел, что мы не видели?

Сестра. Наверное, через служебный подъезд.

Свет гаснет и загорается на другой половине сцены. Палата Крылова. Он в постели. У него в гипсе рука и нога. Сидящий около постели Басаргин поднимается со стула.

Басаргин. Вот так, значит, дорогой. Давай поправляйся. Приходи – встретим как героя. Ты отпуск не гулял еще?

Крылов. Гулял. Зимой.

Басаргин. Да? Ну ничего, дадим еще месяц. Для поправки. Путевкой премируем, все честь по чести. И насчет квартиры не беспокойся. Исполком пошел нам с тобой навстречу – подобрал из лимита города. Так что твое дело теперь простое – лечись, набирайся сил.

Крылов. Да не надо мне ничего.

Басаргин. Брось, не скромничай. Ты не пожалел себя для завода, завод для тебя ничего не пожалеет.

Крылов (со злостью). Да что вы все про вчерашнее, что, я эту квартиру так не заслужил, что ли? Мне еще на май обещали. Киселеву отдали.

Басаргин. Ты брось демагогию, понимаешь. Ты еще мальчишка, цену жизни не знаешь. Тебе народ дает – значит, считает достойным. Так ты умника из себя не корчь. Небось не в хоромах живешь.

Крылов. А раньше вы не знали этого, когда мою Киселеву отдали?

Басаргин. Слушай, Крылов, если бы ты не был болен, я бы тебе сказал, понимаешь…

Крылов. А вы скажите, не бойтесь, я вынесу. Я вон с верхотуры упал – и то ничего.

Басаргин (меняет тон). Ну что ты, ей-богу, в бутылку лезешь. Мало чего раньше было. Раньше вон я брюнет был. А теперь из-за таких вот происшествий седым стал. Ты вперед гляди, а не назад. У тебя теперь только все начинается. Новая жизнь, новые возможности. А ты брюзжишь, понимаешь.

Крылов. Да я не брюзжу. Просто вы, товарищ Басаргин, квартиру не мне хотите дать. Не мне лично, а Крылову, из которого вы героя сделали. Получается, вы не человеку конкретному уважение и признательность выказываете, а вроде бы Матросову. А я не Матросов.

Басаргин. Слушай, как тебе не стыдно, ты ж рабочий парень, откуда у тебя эти интеллигентские штучки, а?

Крылов. Вот именно, я рабочий. Это вы точно уловили. Я рабочий. И отец мой был рабочим. Потому и не могу взять не мое. Не приучен.

Басаргин. Да? Ну ты тогда по своей рабочей совести и рассуди – можешь ты из-за своего гонора, понимаешь, подводить весь завод? Потому что в твоем лице славят всех рабочих нашего завода.

Крылов. Ну да. И Степанова.

Басаргин. Степанов – особая статья. Ты за него не беспокойся, с ним разговор будет отдельный.

Крылов. Почему же отдельный? Он такой же работник нашего завода, как и я.

Басаргин. Он пьяница и разложившийся человек. Таких у нас раз-два и обчелся. И нечего о них говорить.

Крылов. Прикрыть хотите.

Басаргин. Что прикрыть?

Крылов. Ну все. Что у нас по две смены остаются, и прокладки меняют через раз, и с пьяницами цацкаются…

Басаргин. Это разные вещи. Ты не путай, понимаешь, Гоголя с Гегелем.

Крылов. Нет, не разные. Если бы не было всех этих нарушений, не было бы и нас здесь.

Басаргин. Ах, вот оно что. Вон куда ты гнешь. Я все думал, к чему это твои самопожертвования. Ты, оказывается, вон чего боишься – как бы начальство не ушло от ответственности. Ты не бойся – я за чужие спины никогда не прятался. И если нужно будет, готов ответить. Ты, кстати, не о нас, ты бы о себе побеспокоился. В твою ведь смену все случилось. Скажи спасибо, что победителей, так сказать, не судят. Ты уж искупил свою вину, так сказать, кровью. А то бы, знаешь…

Крылов. Знаю, знаю. Я об этом-то как раз и говорю.

Басаргин (еле сдерживаясь). Ну и ладно. Поговорили, и будет. И хватит об этом. Проще надо на жизнь смотреть. Если выдается в ней что-то хорошее, надо радоваться, а не травить себе душу всякими, понимаешь, выкрутасами. Все. Поправляйся.

Басаргин переходит на правую половину сцены, на левой свет гаснет. Снова приемное отделение. Когда появляется Басаргин, все поворачиваются к нему.

Косарева. Ну как он?

Басаргин (раздраженно). Нормально. Даже злой. А раз злой, значит, здоровый. Больные не злятся, они силенки для себя берегут.

Косарева. Злой – значит, здоровый? Неплохо сказано.

Платонов. Я злюсь – значит, я существую. В здоровом теле злой дух.

Басаргин (игнорируя его, обращаясь подчеркнуто только к Косаревой). Так что здоров ваш Крылов, можете идти к нему. Статья-то готова?

Платонов (Косаревой). Я покурю. (Уходит.)

Косарева. Да не совсем.

Басаргин (смотрит на часы). Так уж двенадцать. Успеете?

Косарева. Не знаю. Дело не только во времени. Что-то не все мне ясно тут.

Басаргин. Вот те на. Выясняла, выясняла – и неясно. Я ж дал команду, чтоб ввели в курс.

Косарева. Да нет, здесь-то в порядке. Все рассказали, все показали. Только картина какая-то односторонняя получается. Вроде как одной краской нарисована.

Басаргин. Слушай, чего ты мудришь? Ведь здесь все яснее ясного. Тут даже ребенку…

Косарева. Ребенку, может, и ясно, а мне – нет. Да и читатели не малые дети. И их все-таки обязательно заинтересует причина аварии…

Басаргин. Я ж говорю – несчастный…