Танкист

– Ставь на тринадцать часов. Пусть город этим взрывом налюбуется в обеденное время!

Николай Булыгин очень быстро вернулся обратно и тут же полез на броню танка. Прошка подождал, когда он устроится на своем месте десантника, внимательно осмотрелся, экипаж был в полном составе, а затем приказал:

– Трогай, Серега! Да будет нам сопутствовать удача и на этом перегоне. До фронта, парни, нам осталось преодолеть всего двести пятьдесят километров, а это соответственно три дня пути.

Только они вынырнули из небольшого лесного массива, где находился склад-арсенал, чтобы переехать поляну, и снова нырнуть в лес, в котором и лежала их дорога к фронту, как перед их глазами встала незабываемая картина. К этой поляне чуть ли не вплотную подходило хорошо мощеное шоссе Минск – Москва, по которому двигалось бесчисленное множества немецких грузовиков с пехотой и моторизованной пехотой в их кузовах, артиллерийские тягачи с различными пушками на прицепе, легкие танки и танкетки, а также бронемашины бокового охранения. Полк оберштурмбанфюрера СС Михеля Циннера выдвигался на позиции в Старое Стахава для перехвата и уничтожения вражеского тяжелого танка КВ.

В этот момент Прохор Ломакин до пояса торчал из люка своей командирской башенки, мысленно он ухватил готовность вступить в бой со всей этой вражьей силой со стороны Сережки Мышенкова и Мишки Кувалдина. Тогда он повернул голову в сторону своих десантников и Андрюшка Васькин ему прошептал дрожащими губами:

– Прошка, чего ждешь? Стреляй по этим гадам!

– Прикажи открыть огонь, Проша! – Просили, умоляли глаза Болека.

А Ренат Зиггатулин приник к снайперскому прицелу своей новой снайперской винтовки и сделал пять выстрелов. Стрелял он по бронированной штабной машине, которая следовала в центре колонны. Пять выстрелов и четыре трупа немецких офицеров, среди которых был и оберштурмбанфюрер СС Михель Циннер, а также одного стрелка водителя оказались в этой машине.

Из-за поднятого шума движения этой полковой автоколонной прозвучавших винтовочных выстрелов из винтовки не было слышно, только кюбельваген вдруг выкатился из общего строя движения колонны и с высокой насыпи сверзился к ее основанию. Увидев такое дело, Мишка напрямую обратился мыслью к Прошке и потребовал разрешение на обстрел вражеской. Вскоре воздух загудел от выстрелов танковой пушки. Мишка стрелял, практически не прицеливаясь, но каждый выпущенный из пушки снаряд находил свою цель. Первые пять снарядов поразили три передних грузовика, которые разрывами снарядов были развернуты так, что перегородили дорогу колонне. Вторые пять выстрелов арьергард колонны превратили в море огня и разрывов снарядов. А затем Мишка вел обстрел колонны на свой вкус и цвет, выбирая цели по нраву, которая больше всего ему понравиться. Но в основном он выискивал танки и танкетки, а также бронетранспортеры противника.

В этот момент все десантники с брони танка вели огонь на поражение живой силы противника. Прошка уже давно вылез из башни и работал турельным пулеметчиком МГ34 по немцам. В какой-то момент он мысленно прикрикнул Мышенкову, чтобы тот не стоял и не спал бы на одном месте, а сближался бы с противником, чтобы давить врага корпусом и гусеницами танка. Сергей, до глубины души обиженный высказыванием Прошки, сумел-таки КВ поднять на насыпь дороги и пошел вдоль ее полотна в сторону от Борисова. Жители окраинных районов Борисова хорошо видели регулярные вспышки огня, когда стреляли орудия на дороге Минск – Москва До них докатывались и раскатистые звуки орудийных и танковых выстрелов.

А ровно в 13.00 над ближним перелеском вдруг в небо поднялся гигантский столб огня. Над округой пронесся стремительный ураган и только после этого послышался звук взрыва. Во многих городских домах стекла вылетели из оконных рам и фрамуг.

А на шоссе все еще продолжали рваться боеприпасы в грузовиках машин и бронетранспортерах. Но танка КВ там уже не было, мало кто видел, что этот танк, раздвинув корпусом горящие машины, немного прошел по шоссе, на первом же повороте съезде повернул налево и канул в зеленой растительности леса.

В этот момент в имении-усадьбе Старое Борисово, где располагался штаб группы армий «Центр», закончилось совещание. Все его участники вышли на террасу, где для них был приготовлен чай и кофе. Адольф Гитлер был очень доволен результатами, достигнутыми армиями, которыми командовал генерал-фельдмаршал Федор фон Бок. Он стоял и маленькой ложечкой помешивал молоко в кофе, продолжая незаконченный разговор с фон Боком. Гитлеру очень хотелось на автомобиле проехаться по шоссе Минск – Москва до Смоленска, чтобы собственными глазами понаблюдать за тем, как войска группы армий «Центр» сражаются за этот самый крупный советский город, встретившийся на пути немецких войск. Поэтому он искал возможности переговорить на эту темы с командующим фон Боком, но тот постоянно сохранял на лице выражение гениальной военной строгости и неприступности.

Именно в этот момент где-то на окраине Борисова последовал оглушительный взрыв и над городом поднялся столб пламени. Фюрер вопросительно посмотрел на фон Бока, а тот в свою очередь перевел свой взгляд на обергруппенфюрера СС Эриха фон дем Бах-Зелевски, который нес непосредственную ответственность за обстановку в тылу его армий и который находился в нескольких от них шагах. Фон дем Бах-Зелевски на скорости подлетел к командующему войсками и фюреру, далеко выбросил правую руку вперед и громогласно объявил:

– Мой фюрер, войска СС в рамках учебной программы провели учебно-тренировочный бой по уничтожению крупного партизанского отряда.

Адольф Гитлер тут же потерял ко всему интерес. Одному из своих военных адъютантов он шепнул на ухо о том, что ему все надоели и что он хотел бы где-нибудь отдохнуть в одиночестве. Адъютант тут же всех расшвырял локтями, вышел на середину комнаты и объявил о том, что фюрер устал и хочет отдохнуть. Генералы и полковники тут же потянулись вон из этого помещения.

3

Прошка стоял и смотрел на два скола брони на танковой башне, сюда попали два немецких снаряда и, не пробив брони башни, ушли рикошетом. Сейчас он всеми силами пытался вспомнить, когда же это произошло, когда и кто все-таки стрелял по их танку? Но у него в памяти ничего такого не сохранилось, он не мог вспомнить такого момента, когда кто-то по ним стрелял из противотанковых орудий. Все время боя ему казалось, что немцы были настолько ошеломлены их появлением, что с первого и до последнего его момента они практически не сопротивлялись, а бежали и искали укрытия от их пуль и снарядов. Мишка подсчитал, что во время боя он выпустил 10 бронебойных и 14 фугасных снарядов. Слава богу, что они так вовремя нашли этот склад-арсенал, а то после этого боя у них почти не было бы снарядов для танковой пушки.

Но и они не обошлись без потерь, погиб Андрей Васькин, дурацкая пуля попала ему в бедро и разорвала крупную кровеносную артерию. В течение минуты парень лишился крови и заснул с улыбкой на мертвенно бледном лице, так никого не предупредив о своем смертельном ранении. Ночью они похоронили его со всеми полагающими почестями. В какой-момент Прошка решил, что это не честно друзей хоронить, завернув их тела в плащ-накидки и положив на одно неглубокой могилы. Он создал иллюзию похорон большого военачальника с прохождением парадным строем войск и трехкратным винтовочным салютом. Они, все члены экипажа танка, стояли на постаменте, а перед ними другие бойцы опустили тело Андрея Васькина в могилу и его закопали, а затем перед ними парадным шагом прошла рота почетного караула.

Николай, Ренат и Болек так и не поняли, что с ними произошло, но они сквозь слезы улыбались, понимая, что их Андрюшка погиб во славу своей родины.

Подошел Сережка Малышев, который сегодня был несколько возбужден:

– Ты, знаешь, Проша, сегодня, когда мы вместе рыли могилу Алешке, то я разговорился с Болеком. Он вдруг мне прямо в лоб заявил, что всею душой ненавидит Красную Армию, которая превратила его в настоящего раба. Два года срочной службы он простоял часовым на том складе, который мы взорвали, день и ночь охраняя деревянные и металлические ящики с патронами, гранатами и снарядами. Как был до армии безграмотным, так им и остался, как у него не было рабочей специальности, так он ничему на этом складе и не научился. Как был таджиком на побегушках для сержантов и командиров, который был нужен для того, чтобы чего-нибудь принести или унести, так им и остался.

Мышенков мало курил, но смерть Андрея Васькина, выбила его из привычной жизненной колеи. И он закурил солдатскую махорочную самокрутку, от дыма которой даже у Прошки слезились глаза. Он говорил, рассказывал о Болеке, одновременно захлебываясь от приступов махорочного кашля.

– Он даже подумывал о том, чтобы уйти к немцам, но пребывание в нашей кампании заставило его изменить это намерение. Прош, а почему ты Болеку дал пулемет?

– Меня поразила меткость этого парня, это надо уметь, чтобы двадцатью патронами сбить «Лапотник», а ведь этот немецкий штурмовик, – очень серьезная и грозная машина!

– Ну, вот видишь, как ты подходишь к решению этого вопроса, а Болек решил, что ты в него поверил и решил сделать из него настоящего человека. Дал ему в руки свой пулемет!

– Но это именно так и было, Сережа!

– Может быть тогда, мы предложим Болеку стать полнокровным членом нашего экипажа, к примеру, заряжающим.

– Переговори с Михаилом по этому вопросу, а что касается меня, то я не возражаю.

Чуть ли не весь световой день они провели в лесном массиве под Крупками, крупным белорусском поселком, стоящим в паре километров от шоссе Минск – Москва. Озера, реки и болота Белоруссии сильно ограничивали зоны, в которых танк КВ мог бы смело и, без оглядки, двигаться по проселочным дорогам, не опасаясь провалиться в болото или не суметь форсировать какую-либо маленькую, но с противным характером речушку. Поэтому при разработке очередного маршрута перехода на следующие семьдесят километров, вот и приходилось держаться больших дорог и крупных населенных пунктов, где в крайнем случае можно было бы найти трактор тягач.

Когда танк КВ идет по такой местности, то у Прошки душа болит, а вдруг что с танком случится, он, черт побери, такой тяжелый и неповоротливый, что может встать в любом месте и по любому пустяку. Но две недели, проведенные с этим монстром, превратили КВ в любимое дитя, за которое постоянно болит душа. Но за этот день произошли кое-какие и положительные изменения, немецкую авиацию почему-то стало не видно. Бесследно исчезла «Рама» со своим стонущим и на нервы действующим гудением двигателя и штурмовики более не появлялись на горизонте. Словно немцы потеряли интерес к танку и прекратили на него охоту.

Сегодня весь день Прошка не отходил от своего танка, он снова и снова осматривал опорные катки и гусеничные ленты своего КВ. Пока удачный ремонт и модификация его ходовой части, проведенный семьей Кувалдиных, позволяла в полной мере эксплуатировать этот танк. При этом сохранялась серьезная надежда и на то, что ходовая часть КВ без какого-либо дополнительного ремонта выдержит еще тысячу километров. Двигатель танка тоже в последние дни и определенной мере совсем не форсировался. Он не грохотал и не гудел, как простуженный и пьяный алкаш дворник, а даже на высоких оборотах работал с тихим шелестом. Поэтому в прошлом бою немцы и проворонили его появление, как КВ, словно черная тень вынырнул из маленького перелеска и нанес смертельный удар по полковой колонне.

Закрыв обзорные лючки ходовой части танка, Прошка отправился к ИскИну танка, прокладывать очередной маршрут. Сегодняшняя ночь должна стать самой длиной ночь в жизни экипажа, Прошка решил за ночь пройти 90 километров, от Крупков до Барани под Оршей. И, разумеется, танк не пойдет основной магистралью, а опять будет пользоваться второстепенными или даже третьестепенными дорогами, которые идут параллельно шоссе Минск – Москва.

– Ты, Проша, самый настоящий молодец и хороший командир танка! –

Вдруг в голове Прохора Ломакина послышалась похвала, произнесенная совершенно незнакомым голосом. Он несколько испуганно оглянулся и тут же расслабился, за ним стоял чем-то довольный и улыбающийся Мишка Кувалдин. Этот парень всего за несколько дней пребывания членом экипажа танка как-то развернулся и расцвел и не только своими кулинарными талантами. Прежде всего, парень оказался на своем месте и среди друзей и товарищей, которых хорошо понимал и старался стать вровень с ними, хотя бы на первых порах, по отличному знанию своей воинской специальности, наводчика орудия. Но однажды вечером Прошка видел, как Серега Мышенков ему рассказывал о своем рабочем месте и об азах вождения танка. Со временем этот деревенский парнишка станет отличным механиком-водителем и командиром танка.

– Что-нибудь случилось, Михаил?

– Да, нет, все в абсолютном порядке. Только что пересчитал количество снарядов. У нас полтора боекомплекта, одним словом, до своих вполне хватит!

– Ну и, слава богу! У нас сегодня ночью будет самый длинный перегон к лини фронта! Так, что Михаил иди и к нему хорошенько подготовься. Ты случайно поблизости Рената не видел, а то мне хочется с ним переговорить.

– Он там ниже по склону на берегу ручья сидит и на течение воды смотрит.

Прошка легкими прыжками спустился вниз по склону и увидел Рената.

Почти у самой воды ручья сидел Ренат Зиггатулин и, положив снайперскую винтовку на колени, курил немецкую сигарету и задумчиво смотрел на то, как бежит вода у самых его ног. Из всей группы красноармейцев, присоединившихся к экипажу КВ, Зиггатулин для Прошки все же оставался самым сложным в понимании человеком. Казалось бы, что все в этом человеке ясно и понятно. Но человек со стороны никогда не догадается о том, что Ренат – это человек, который едва не переступил через свое горло, чуть не став предателем родины, а теперь страдает и мучается по этому поводу.

Внезапно Прошка осознал, что ему не стоит к этому человеку лезть с душещипательными историями о спасении души, Ренат Зиггатулин сам справится со всеми своими проблемами. Он приостановил свой спуск по склону, помедлил немного, а затем решил вернуться к танку и продолжить его осмотр.

Глава 9

1

Обойдя далеко стороной Толочин, КВ тихо постукивая траками гусениц о высохшую и утрамбованную землю проселочной дороги, но, не нарушая ночной тишины воем и гулом своего двигателя, на скорости, примерно, 35 – 40 километров в час двигался к конечной цели своего перехода к городку Барань, что под Оршей. Примерно, на середине маршрута Мишка Кувалдин, не выдержав тишины и тихого убаюкивающего хода танка, не заметно для себя заснул, свернувшись по-детски калачиком в своем кресле наводчика. Это моментально заметил Серега Мышенков, и он тут же захотел немного подшутить над этим деревенским мальцом. Но Прошка вовремя заметил эту попытку механика-водителя и вежливо попросил механика-водителя оставить уставшего наводчика орудия в покое, дать ему выспаться перед боем.

Когда командир танка, Прохор Ломакин, упомянул о предстоящем бое, то он исходил из простой мысли о том, что каждый день их пребывания на вражеской территории, сопряжен с тем, что в любую минуту они могут встретить врага и вступить с ним в бой. Сережка Мышенков же эти слова командира воспринял по-своему, он понял их так, что сегодня им предстоит повоевать с противником. Он тут же и начал готовиться к этому бою. Сам же Прошка в этот момент сидел на горловине своего командирского люка и прислушивался к ночной тишине и даже пытался в ней раствориться. Но, что можно было бы услышать или увидеть в этой сплошной, без единого огонька темноте. Прошка даже и не пытался всматриваться в ночную черноту, он просто прислушивался и вслушивался во все то, что происходило вокруг него в этой белорусской дивной ночи. Его головной мозг, работая на полном автомате, выделял и улавливал все звуки, издаваемые их танком при движении, сводил их в единую группу и, словно удалял их из его памяти, оставляя не тронутыми звуки, рожденные самой ночью.

Вот и сейчас, сидя на танковой башне, Прошка вслушивался в дыхание безлунной ночи. Он слышал шелест ветра и чувствовал, насколько этот ветерок приятен. Обдувая его лицо, ветерок снимал с кожи его лица августовскую жару белорусского жаркого дня. Он слышал, как где-то далеко-далеко от дороги пролаяла собака. Белорусские крестьяне большей частью, несмотря на голодные военные времена, подкармливали своих дворовых барбосов и прятали их от немцев, которые почему-то их невзлюбили и всегда отстреливали. Иногда ночь приносила зарева далеких пожаров или даже вспышки орудийных залпов. Это где-то там далеко от них окруженные и преследуемые противником красноармейские части вели бои и рвались к линии фронта, чтобы ее пересечь и воссоединиться со своими войсками. Но сегодня никаких таких зарев не было, сплошная тишина и чернота спокойствия окружала танк и его экипаж.

А иногда в этой ночной тиши Прошка слышал близкий или далекий колокольный перезвон. Прошка всегда считал себя верующим человеком, но никогда в церковь не ходил, поэтому плохо ориентировался в том, когда и какой празднуется православный праздник. Поэтому он не знал, по каким причинам звонит тот или иной колокол, но было так приятно в ночной тиши услышать умиротворенное звучание колокола. Он весь замирал и пытался хотя бы угадать, по какому поводу звучит этот колокол. Но иногда звучал не просто колокол, а тревожный набат. Правда, такое звучание колокола он слышал один только раз за все время движения КВ по оккупированной немцами советской земле.

Проснулся Михаил и сразу же принялся возиться со своим 78 мм орудием.

И словно в ответ на это его недовольное пробуждение где-то впереди по маршруту движения КВ бабахнул орудийный выстрел, горохом посыпалась пулеметная очередь. Пулемет он сразу узнал, стрелял пехотный пулемет Дегтярева, а вот выстрела из орудия Прошка не признал. Он был какой-то металлически молодым и звонкий, на слух не очень-то серьезный калибр. Но эти звуки встревожили Прошку, ведь стреляли впереди по курсу движения их КВ. Прошка закрыл глаза и попытался соотнести их маршрут следования и примерным местом прозвучавших выстрелов. Странно, но это ему легко удалось, в его мозгу вдруг всплыло название поселка городского типа Болбасово, который находился в пятнадцати километрах от Орши.