Философская драма. Сборник пьес

СВЕТЛОВИДОВ:

Но где же мы теперь остановились?

АНТИГОНА:

Не знаю, где, но вижу я – Афины!..

СВЕТЛОВИДОВ:

И путники нам говорили то же…

АНТИГОНА:

Так не пойти ль узнать названье места?

СВЕТЛОВИДОВ:

Узнай, дитя…

Она встает и уходит; он шарит руками около себя и нащупывает гитару, оставленную Мефистофелем, берет ее в руки, осторожно ощупывает, проводит рукой по струнам, вслушиваясь в красивое звучание.

Все мы – святые и воры
Из алтаря и острога!
Все мы – смешные актёры
В театре Господа-Бога…

Встает сдирает с головы колпак, бросает его прочь, смотрит в зал, играет и поет.

Так хорошо и привольно
В ложе Предвечного Света…
Дева Мария – довольна:
Смотрит, склоняясь, в либретто…

– Гамлет?.. Он должен быть бедным.
Каин?.. Тот должен быть грубым…
Зрители внемлют победным,
Солнечным ангельским трубам!..

Бог, наклоняясь, наблюдает…
К пьесе Он полон участья:
– Жаль, если Каин – рыдает,
Гамлет – изведает счастье…

Так не должно быть – по плану!
Чтобы блюсти упущенья,
Боли – глухому тирану —
Вверил Он ход представленья!

Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью…
Всех утомлённых игрою
Хлещет кровавою плетью!

Множатся пытки и казни,
И возрастает тревога:
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа-Бога?!

Оглядывается, потом кладет гитару осторожно на пол, рассматривает декорационный хлам.

Что, коль не кончится праздник
В театре Господа-Бога?..

Что это я? Где?.. Какой праздник?.. Ах, да! Мой бенефис!.. Так ведь он же кончился!.. Кончился давно спектакль… Вот так фунт!.. А я что же? Что я-то здесь делаю? Кругом – ночь, пустота…

Достает из кармана спички и зажигает свечу в оказавшемся перед ним декорационном канделябре, пытается осветить им черную пустоту зала.

Вот так штука!.. Я – что же… В уборной уснул?.. Спектакль давно уже кончился, все из театра ушли, а я?.. Преспокойнейшим манером храповицкого задаю… Ах, старый хрен, старый хрен!.. Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что – сидя уснул! Умница! Хвалю, мамочка!..

(Кричит)

Егорка! Егорка, чёрт!.. Петрушка! Заснули, черти, в рот вам дышло, сто чертей и одна ведьма!

По темной сцене проносится сатанинский хохот и затихает вдали. Светловидова испуганно прислушивается, оглядывается. Прикладывает ладонь ко рту, кричит громким шепотом.

Егорка!..

Подождав, садится на табурет, а свечу ставит на пол.

Ничего не слышно… Только эхо и отвечает… Егорка и Петрушка получили с меня сегодня за усердие по трёшнице, – их теперь и с собаками не сыщешь… Ушли и, должно быть, подлецы, театр заперли…

Крутит головой.

Пьян!.. Уф!.. Сколько я сегодня ради бенефиса влил в себя этого винища и пИвища, Боже мой!.. Во всём теле перегар стоит, а во рту двунАдесять язЫков ночуют… Противно…

Пауза.

Глупо… Напился старый дуралей и сам не знает, с какой радости. Уф!.. Боже мой!.. И поясницу ломит, и башка трещит, и знобит всего, а на душе – холодно и темно, как в погребе. Если здоровья не жаль, то хоть бы старость-то свою пощадил, шут Иваныч!..

Безумное эхо проносится в воздухе, многократно повторяясь.

ЭХО: Старость, старость, старость, старость, старость!..

Пауза.

СВЕТЛОВИДОВ: Старость… Как ни финти, как ни храбрись и ни ломай дурака, а уж жизнь прожита… Шестьдесят восемь лет уже тю-тю, моё почтение! Не воротишь… Всё уже выпито из бутылки, и осталось чуть-чуть, на донышке… Осталась – одна гуща… Так-то… Такие-то дела, Васюша… Хочешь – не хочешь, а роль мертвеца пора уже репетировать.

За его спиной в луче света возникает Тарелкин.