Символ Вечности

Вскоре появились рабы загонщики. Загнав зверей в загоны, а нас с Леонидом отправили на отдых. Продолжилось представление гладиаторских боев. На арену выпустили три пары сражающихся.

В этот раз нам с Леонидом повезло. Мы остались живы. Когда мы проходили в свое помещение я увидел одного господина в богато расшитой тунике, он, что-то говорил, Лентуле Бониану, жестикулируя для убедительности.

В помещении с решетками на окнах, нас ждали амфоры с водой и тазы, для омовения. Две рабыни поливали нам на руки с амфор, мы помылись и переоделись в туники, затем нам принесли еду. Насытившись, мы стали дожидаться дальнейших распоряжений. В этот раз нам не надели кандалы на ноги, и это предвещало нам то, что нас готовили для поединка. Неожиданно в дверях появился владелец школы гладиаторов сам Лентула.

– Антоний, и ты Леонид, на выход! – сказав это, Лантула повернулся спиной к нам, и мы последовали за ним. В просторной и светлой комнате для гостей нас поджидал господин в богатой одежде. Лентула, вошел первым и обращаясь к богатому римлянину сказал:

– Вот, они ваши. Забирайте их.

Так мы попали в дом Марка Лициния Красса, богатейшего римлянина в то время. Мы стали его личными телохранителями. Красс использовал нас для обучения купленных им рабов боевым искусствам, затем, чтобы продать, как можно дороже. Вскоре Леонид приглянулся Луцию Корнелию Сулле, и Красс подарил Сулле Леонида. Так Леонид стал личным телохранителем Суллы…

Глава третья

Мы с Леонидом, прихватив с собой два бочонка с вином, пустились в путь к дому Красса, что виднелся вдалеке на возвышенной местности, как бы приподнятый над обыденностью древнего Рима, над его затхлыми улочками, вымощенными тесаным рабами камнем и стекающими по ним вылитыми из окон жилищ помоями с нечистотами вперемешку. Сейчас эти улочки были заставлены столами с яствами, которые менялись рабами, подносившими на блюдах все новые и новые окорока, жареную и вареную рыбу, с грибами и с рисом. Вина разных сортов разливались в чаши, которые осушались пьяными солдатами, требовавшими все новых яств, женщин и оравших на всех наречиях свои песни. Некоторые, потерявшие от выпитого вина здравый рассудок, кидались на своих товарищей с короткими мечами, не осознавая, что они не на поле битвы. И тут же падали в беспамятстве, чтобы забыться мертвецким сном, под столом, на камне улицы или на траве парка у дома Красса. Передвигаться по пьяному разгулу солдат было не безопасно, не безопасно для обычных людей, но не для бывших гладиаторов, как мы с Леонидом. И это скоро сказалось на подходе к дому Красса. Там шла, какая-то возня. Огромного роста солдат держал в обеих руках по одному, мертвецки пьяному человеку, тряс их в воздухе и орал страшным голосом, как в бреду:

– Я буду совершать казнь! Это шпионы, из вражеского лагеря! Я узнал его! – с этими словами он поднес к глазам того, кого держал в левой руке. Затем другого солдата, которого держал в правой. Снова затряс ими в воздухе и понес этих двух несчастных к огромному котлу, где варились куски бычьего мяса.

– Его надо остановить! – вдруг заговорил Леонид. С этими словами он бросился к великану. И, когда приблизился к нему, я вдруг заметил, что Леонид не такой уж и высокий, доходил верзиле до плеча. Он громко что-то крикнул импровизированному палачу, и тот мгновенно выронил солдат на землю, выхватил из-за своего пояса тяжелую палицу и, размахивая ею, бросился на Леонида. Опытный гладиатор схватил у раба, что стоял у котла, бронзовую мешалку, довольно длинную, для размешивания варева, и поддев ею подставку, на которой стоял котел, выбил под днищем. Масса горячего бульона с варившимися в котле кусками бычьего мяса, обрушилась под ноги великану, обжигая обутые в сандалии ноги. От адской боли, верзила свалился на землю, дико заорал и стал кататься по земле, проклиная, на чем свет стоит, Леонида.

Пьяные солдаты, что жаждали зрелищ, и плелись следом за верзилой, стали быстро приближаться к нам. Леонид и я бросились к ступенькам лестницы, что вела на террасу дома Красса. Путь нам преградили охранники из десяти человек. Их короткие мечи угрожающе сверкали в руках, отсвечивая блики факелов, освещавших лестницу. Это были опытные бойцы, которых Красс отбирал в школах гладиаторов по всей Римской территории, куда продавал обученных бойцовскому ремеслу рабов.

– Кто вы и откуда? – спросил начальник караула. Леонид узнал в нем, своего бывшего напарника по школе Лентула Бониата в Капуе.

– Это ты, Олимпий?

– Ну, я, Леонид! Ты, что, думаешь, я вас не узнал?!

– Мы по приказу Красса, пришли за Принцессой. Отведем ее к Сулле.

– А, чем вы докажете, что вы от Суллы и по приказу Красса? – спросил Олимпий, обводя тревожным взглядом своих подчиненных солдат. При этом все десять солдат медленно выстроились в боевую шеренгу для отражения пришедших за Принцессой.

В это время толпа пьяных солдат, которых становилось все больше и больше, издали наблюдали за разворачивающимся спектаклем, что сулило им увидеть бой опытных гладиаторов, здесь дерущихся на смерть.

– Смотри сюда, Олимпий! – громким голосом, чтобы были слышны слова Леонида всему караулу и даже пьяной толпе, – Здесь на бочонках с вином стоит клеймо, что это вино из погребов Суллы. Как ты думаешь, мы бы смогли проникнуть туда?!

Олимпий выхватил ближайший факел, воткнутый неподалеку в каменный остов лестницы, и посветил им днище. Убедившись, что Леонид сказал правду, воткнул свой меч в ножны и уже дружелюбным голосом сказал:

– Хорошо, можете оставить вино нам, а сами пройти к евнуху распорядителю. Вон он, стоит там у двери, дожидается вашего прихода. Нам Красс, перед тем, как уехать на пир к Сулле дал соответствующие указания. И сказал, чтобы мы внимательно отнеслись к приходу за Принцессой, что наверняка могут быть подставные люди, чтобы похитить столь дорогое сокровище, а затем перепродать. Принцесса очень красивая и обладает многими искусствами, к тому же она девственница.

Я почувствовал, при этих словах начальника стражи, что у меня приподнялись брови от удивления. Я почувствовал, что здесь кроется какой-то подвох, и не мог поверить в чудо нетронутой девственницы, доставленной на невольничий рынок, что процветал на острове Сицилия, где купцы Красса скупали рабов. При этом мое сердце вдруг неожиданно вздрогнуло и замерло на секунду. Я снова удивился этому, чего никогда не происходило со мной. Из моих размышлений вернул к действительности громогласный голос Леонида:

– Но, ты сам понимаешь, Олимпий, что без сопровождения стражи нам не добраться до дворца Суллы среди всеобщего разгула пьяных, вооруженных до зубов солдат?

– Мы будем сопровождать вас, на это есть приказ Красса. Поднимайтесь наверх. Ехнус подготовит Афродиту и распорядится рабам носильщикам, чтобы собрать все необходимое для транспорта Принцессы…

Глава четвертая

Олимпий с подчиненной ему охраной остался у лестницы сторожить вход на верхние этажи дома Красса, где были расположены покои, отведенные для Принцессы. Мы с Леонидом, оставив вино для его охранников, поднялись на террасу, где ждал нас евнух Ехнус. Он поклонился нам и правой рукой сделал медленный жест, предлагая войти в покои Принцессы. Мы вошли в освещенное светильниками помещение, устланное коврами с занавесками на окнах. Посреди помещения стояла огромная кровать с четырех сторон по периметру располагались светильники, на длинных мраморных подставках освещая тусклыми отблесками горевшего пламени пространство комнаты. От светильников комната наполнялась благовониями, от которых легко дышалось, и было приятно вдыхать ароматы, наполнявшие атмосферу вокруг. Приготовление Принцессы для передвижения во дворец Суллы подходило к концу. Остались некоторые небольшие мелочи, что не успели доделать рабыни по уходу, приставлены Крассом к ней. Принцесса сидела у огромного зеркала спиной к нам. Вокруг нее суетились красивые молодые рабыни, искусно подобранные Крассом. Все были одинакового роста и возраста, стройные и быстрые в движениях, что придавало их работе точность в действиях. Вот одна девушка, что пробежала мимо меня с подносом, с каким-то порошком на нем, стала посыпать волосы Афродиты этим порошком, отливающим фиолетовым оттенком, и укладывать их в виде башни, в свете светильников, придающим с золотистым оттенком волосам Принцессы, сверкающие огоньками волнистые пряди волос в искусных пальцах рабыни.

Мы с Леонидом стояли у двери, терпеливо дожидаясь окончания сборов. Наконец Ехнус хлопнул два раза в ладоши. Рабыни прекратили работы, поклонились евнуху и бесшумно выскользнули из помещения. В дверях появился старший носильщик, он тихо, что-то сказал Ехнусу на ухо, тот кивнул в знак согласия, и раб так же бесшумно вышел.

Сердце мое непрестанно стучало в груди, от какого-то предчувствия, чего-то необычного, что должно произойти именно в эти минуты. Я не знал, что творится со мной и только чувствовал, что этот миг настанет вдруг здесь и именно здесь. Мое волнение нарастало с каждым мгновением времени. На арене цирка, где мы с Леонидом не раз смотрели смерти в глаза, такого ощущения не было со мной никогда. Прост холодный и рассудительный поток хладнокровия вливался в меня в эти моменты схватки с противником, который помогал мне победить, придавая силы и энергии. Здесь же все было по-другому. Наконец Принцесса поднялась со своего места и медленно подошла к нам. В сумрачном свете светильников, я не сразу смог разглядеть ее лица, но вот она приблизилась ближе к мерцающему свету, блики света пали на нее, на ее открытый лоб, волосы, брови, ресницы и глаза. Я посмотрел в ее ясные чистые небесного цвета глаза. В них светился целый мир и непередаваемый миг счастья. Мне хотелось смотреть и смотреть в эти бездонные глаза, искрящиеся небесным сиянием, утонуть в них забыть реальность, время и все, что было вокруг. Девушка замерла, не отводя глаз от моего лица, смотрела прямо в мои глаза. Мы стояли друг перед другом, не смея, пошевелится и двинуться с места. Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, и только когда Леонид толкнул меня в бок, я очнулся от этого колдовства ее близости. В это время Леонид сказал, обращаясь ко мне:

– Ехнус просил нас подождать тут, пока рабы поднесут к выходу переносной шатер для Принцессы.

Но я не слушал его, я стал рассматривать ее наряд.

Волосы, посыпаны фиолетовым порошком, по обычаю дев тех времен, были уложены на подобии башни, и от этого она казалась выше ростом. Сплетённые нити жемчуга были прикреплены к ее вискам и спускались к углам рта, к розовой складке губ, как распускающийся бутон розы. На груди сверкало множество камней, пестрых, разноцветных, отражающих тусклый мерцающий свет от светильников. Руки, покрытые драгоценными камнями, были обнажены до плеч. Туника расшита красными цветами по черному фону. Щиколотки соединены золотой цепочкой, чтобы походка была ровной, и широкий плащ темного пурпурового цвета, скроенный из неведомой ткани, тянулся следом, образуя при каждом ее шаге, как бы широкую волну.

Взгляд мой скользнул вновь к ее огромным глазам, чистых, как утреннее небо, сверкающее утренней чистотой. Она смотрела, прямо в мои глаза, не отрываясь. Я не смог выдержать ее взгляда и стал рассматривать ее ресницы. Их длинные лепестки нежно обмахивали лилии глаз. Брови такие же черные, как лепестки ресниц, длинными дугами обнимают глаза. Как совершенна природа, что сумела создать ее, как совершенно ее лицо. Как восхитителен ее тонкий профиль, линия носа заканчивается розовым бантом губ. Их росчерк открывает ровное жемчужное ожерелье зубов, виднеющихся с чуть приоткрытых губ. Принцесса вдруг улыбнулась мне, нежной приветливой улыбкой, глаза вспыхнули небесным сиянием полным любви, зажигаясь мириадами искрящихся лучиков-частичек, брошенных и забытых там солнцем.

Голова моя вдруг закружилась, в бешеном ритме застучало сердце. Я не мог совладать собой, чтобы не бросится к ней, обнять расцеловать, забыть, где я и что со мной произошло бы в эти мгновения близости.

Леонид неожиданно пришел мне на помощь, спасая от необдуманного шага, возвращая к действительности.

– Антоний, нам пора. Носильщики ждут внизу у ворот. Ведем Принцессу.

Евнух, пожелал идти с нами в сопровождающей свите к дворцу Суллы. Леонид, прикрикнул на него, громогласным голосом:

– Не велено!

Тучное тело евнуха, колыхалось следом за нами, спускаясь ступенями лестницы, ведшей к воротам, где ждал переносной шатер с двенадцатью рабами носильщиками и Олимпий со своими солдатами, готовыми на все ради безопасности Принцессы Афродиты…

Глава пятая

Освещая путь факелами, которые рабы несли, спускаясь ступенями вместе с нами по лестнице. Треск горящих факелов, и пламя отсвечивалось бликами в шлемах стражников Олимпия, что поджидали нас у ворот, готовы пуститься в путь ночными улицами Рима во дворец Суллы.

Я бережно вел за руку Принцессу, ощущая холодное прикосновение ее ладони. От этого прикосновения сердце мое стучало в грудной клетке, как молот о наковальню в руках кузнеца, кующего меч из восточной Дамасской, стали, который рубит мечи врагов, не оставляя на своей отточенной поверхности лезвия даже царапины.

От близости Принцессы, от аромата ее волос и ее дыхания, мне становилось все труднее совладать с собой, чтобы не схватить ее на руки и не бросится прочь, сметая преграды на пути к нашему с ней счастью. Но реальность этого времени и тех событий, что не зависимы от нас, ввергали в те рамки и законы, по которым существовал этот мир в эти времена.

– Афродита ступайте осторожно по выдвижной лесенке переносного шатра. – Говорил ей на прощание Ехнус. На что Принцесса отвечала: – Да знаю я. Вот со мною в шатре будет Антоний для надежной охраны. Не беспокойтесь.

Услышав свое имя из ее прекрасных уст, мое сердце вновь стало стучать, как стук пращи о ворота осажденной крепости при штурме. Я бережно подвел ее к шатру. Она отодвинула занавеску и вошла внутрь. Заняв место на скамейке, позвала меня жестом, указывая на сидение, напротив. Я быстро вскочил в кабинку шатра. Шторка задвинулась, стало темно внутри, только слабый свет, исходивший от факелов, пробивался сквозь шторы сюда к нам. Принцесса неожиданно прильнула к моим губам и жадно стала целовать меня, причитая, как обезумевшая от любви голубка:

– Люблю, люблю! – задыхаясь от восторженной страсти, повторяла она.

Я нежно целовал ее прекрасные глаза, руки, шею, брови и волосы, источающие божественный аромат. У меня кружилась голова, от внезапно нахлынувшего блаженства. Я не ощущал ни пространства, ни времени, я не видел, что разорвалась нить, скрепляющая жемчужины, что были прикрепленные к волосам у висков, и усыпали пол кабинки шатра, а прическа, так тщательно уложенная рабыней, рассыпалась по плечам, обнажая ее прекрасный шелк золотистых волос. В этом сумрачном пространстве кабинки шатра глаза Принцессы горели сказочным сиянием, отражая слабый проникающий сквозь шторки свет от факелов. Внезапно раздались крики и команда Олимпия:

– Занять позицию! К отражению!

Я немедленно высунул голову из шатра, отодвинув шторку рукой. Мгновенно, в мою ладонь впилось сто осиных жал. Я взглянул на пробитую стрелой руку, пригвожденную к дереву шатра. Быстро сломал стрелу и выдернул ладонь. Принцесса, сорвав клочок ткани из туники, перевязала рану. Вокруг переносного шатра шел бой. Неожиданно появился неизвестно, откуда, великан. Его огромные ноги были забинтованы тряпками, последствие ожога бульоном из разлитого котла. Он вдруг увидел Леонида. И бросился с криком к нему:

– Ты думал, уйдешь от Ваала?! Я Ваал, назван так в честь непобедимого моего бога, который не прощает и всегда настигает своих врагов! – сказав это, он вдруг схватился обеими руками за горло. Там торчала стрела, выпущенная невидимым лучником. Великан, хрипя в предсмертных судорогах, опустился на колени, затем упал ниц. Тело его судорожно билось еще немного в предсмертных судорогах, затем затихло. Пьяная ватага нападавших солдат, увидели неподвижного ватажка подбившего их напасть на кортеж самого Марка Лициния Красса, быстро разбежалась. У стражи потерь не было. Было убито трое нападавших солдат и великан Ваал. Кортеж двинулся дальше. Разорванные жемчужные ожерелья и туника, получили свое объяснение, которое дал Олимпий Луцию Крассу. А, Красс, в свою очередь, поблагодарил меня за проявленную отвагу, при защите Принцессы…

Глава шестая

Луций Корнелий Сулла был в этот воскресный день не в хорошем расположении духа. Вот уже две недели к ряду, как появилась новая наложница, так рекламированная Лицинием Крассом и за которую он отвалил изрядную сумму золотых денариев в крупных монетах ауреусах не давалась ему в постельных утехах. И все было в том, что Принцесса была девственницей. В свои пятьдесят шесть лет Сулла не находил в себе тех сил, присущих молодости, что в пылкой страсти могли сделать девушке то, что не в силах этот могущественный диктатор Рима, перед которым трепетала вся Римская знать. Растерянный Сулла в это воскресное утро, подозвал к себе Леонида: