– Экий дородный да пригожий детина!
После ухода князя Мстиславского с Игнатием царь разложил на столе принесенный ему свиток и принялся внимательно рассматривать его. Перед ним предстали во всей наготе замыслы королевских вельмож о новом походе, вкупе с крымским ханом, на Россию.
Тому, что польские паны думают о новом походе на Русь, он не удивился, ведь и сам он спит и видит, чтобы снова двинуться на короля и отнять у него Ливонию. Его удивило желание панов примириться с татарским ханом, вечным врагом христиан.
«Выгода выше Бога!» – улыбнулся царь.
Феоктиста Ивановна подошла к воротам, чтобы посмотреть, хорошо ли они заперты. С некоторых пор у нее появилась какая-то боязнь чужих людей и всяких посланцев из приказов и других пришельцев.
Страх и печаль ходили за ней по пятам. Никита уж сговорился с игуменьей, чтобы Анну отдать в монастырь. После того и она, Феоктиста, примирилась с этим, ибо не хватало уже у нее сил отговаривать от этого дочь.
Но только Феоктиста захотела потрогать запоры на воротах, как на воле раздался знакомый голос. Она вздрогнула, холодок пробежал по ее телу.
– Кто там? – крикнула она.
– Отворите, это я – Игнатий!
Ничего не понимая, она заторопилась в дом к мужу. Вышел Никита Годунов.
– Ты ли это, Игнатий? – крикнул он.
– Батюшка, Никита Васильевич, как есть я, Игнатий, – донесся с воли голос Хвостова. – Пусти меня! Не опасайся.
– Как тебя пустить-то?! – растерянно произнес Никита.
– С государевым и милостивым словом к тебе!
– Коли так, входи, – обрадованно вздохнул Никита.
Ворота открылись, и вошел нарядно одетый Игнатий.
Облобызались.
– Государь велел передать: он не гневается на тебя, но рад, что имеет таких слуг, как ты, – весело произнес Хвостов.
– Слава тебе, Господи! – широко, с чувством перекрестился Никита. – Ну, идем ко мне в хоромы. Идем, дорогой гостьюшка... Рассказывай!
Феоктиста бегом побежала в дом. Она сказала Анне о том, что вернулся Игнатий. Анна сначала взглянула на нее испуганными, недоверчивыми глазами.
– Бог милостив, доченька моя милая, вернулся, – со слезами на глазах повторила мать.
Анна вскочила с постели, побежала на крыльцо.
Ей навстречу шли отец и Хвостов.
– Любуйся... Вот он! – сказал Никита Годунов. – Смотри!
Анна, забыв про отца, про мать, про все на свете, бросилась Игнатию на шею и горько разрыдалась. Он горячо поцеловал ее, тихо проговорив:
– Милая! Как тосковал я!.. Эх, если бы ты знала!
Феоктиста Ивановна засуетилась, чтобы достойно отпраздновать неожиданное великое счастье.
– Сказывай еще раз, что сказал государь? – со слезами в глазах спросил Никита.
– Государь батюшка сказал, что он не гневается на тебя, но рад, что имеет таких слуг, как ты!
Никита снова обнял Игнатия, счастливый похвалой царя.
– А меня государь взял к себе в дворцовую стражу. Телохранителем буду у него.
– Дай еще раз облобызаю тебя и за это!
Анна не спускала глаз с Игнатия.
Никита заметил это и, указав на нее Игнатию, сказал весело:
– Гляди, как она смотрит на тебя! Глаза-то какие!
Анна не смутилась. Слишком глубоко ее горе было в отсутствие Хвостова, и теперь она считала себя свободною в выражении своих чувств. Отец был рад, что она ожила, повеселела.
– Ну, что теперь сказать матушке игуменье? – шутливо спросил Никита дочь. – Пойдешь ли в монастырь?
– Что ты, батюшка, Бог с тобой! Ни за что не пойду.
Никита Васильевич громко рассмеялся.
А когда все уселись за стол, Никита Годунов стал рассказывать о своих невзгодах: о том, как ему и его семье пришлось пострадать за него, за Игнатия.
– Едва руки на себя я не наложил... – тяжело вздохнув, закончил он свой рассказ. – А теперь рассказывай о себе ты.
Феоктиста Ивановна, наблюдая тайком за дочерью, собрала ужин. Никита Васильевич налил всем браги.
Выпили за здоровье государя.
Отдохнув, Игнатий стал рассказывать о себе.
И мать и дочь, слушая его, проливали обильные слезы. И только когда рассказ дошел до беседы с царем, все снова повеселели.
Был тихий, осенний вечер. Стемнело. В окно влетали ночные бабочки на огоньки свечей. Глаза Анны блестели счастьем. Игнатий старался сдерживать свой восторг, скрывать до поры до времени свои чувства к любимой девушке.
В глазах отца и матери светилась радость, и то, о чем все они думали в это время, каждый пока держал при себе.
В селе Гринвич, на правом берегу Темзы, во дворце, состоялся совет министров английской королевы с московским послом Писемским.
Богатая, роскошно обставленная палата в королевском замке была полна знатными сановниками Елизаветы и торговыми людьми из «Московской компании».
Начался разговор с заявления Писемского королевиным министрам, что московский государь, великий князь Иван Васильевич считает польского короля, союзника папы и цесаря, – с которыми ее величество королева Англии в недружбе, – своим врагом, врагом России.