Железная хватка графа Соколова

Гости вышли во двор. Сыщиков поджидала коляска. Заварзин любезно подставил руку:

– Садитесь, графиня, мы вас… – И он осекся на слове.

Из полукруглой арки, ведшей в больничный сад, появился… граф Соколов – с широкой белозубой улыбкой и рукой на перевязи, одетый лишь в больничный халат, который плохо сходился на его груди, широкой, как просторы империи.

– Не пойму, – покачал головой Заварзин, – ты из окна выпрыгнул?

– Надо жить так, чтобы даже козни врагов шли нам на пользу. Покуситель притащил к окну лестницу, которая прежде стояла у дровяника. Я ей и воспользовался, – веселым голосом сказал Соколов. – Извозчик, гони лошадей! Через площадь, вон мой дом – с вывеской фирмы Эйнема. Переоденусь и приглашаю всех посетить бывшие хоромы новопреставленного Чукмандина. А поскольку надо вскрывать сейф, без народного умельца Буни Бронштейна нам не обойтись. – И со значением произнес: – Не бывает так, чтобы невиновный бегал от полиции, да еще со стрельбой.

– Может, он напугался вашего грозного вида? – наивно предположил Сильвестр.

Заварзин ловко перевел вопрос на шутку:

– Прежде от взгляда преступники в обморок валились, теперь от голоса порты себе пачкают.

Все весело рассмеялись.

Добавим, что уже через день-другой Соколов, заядлый собиратель книжных редкостей, вновь появился в больнице на Мясницкой. Он отыскал профессора Хрипуна и, приняв смиренную позу, сказал:

– Алексей Иванович, простите беспокойного пациента! Чтобы несколько загладить свою вину, передаю вам редчайшую книгу. Это труд великого Николая Ивановича Пирогова «Начала общей военно-полевой хирургии», она вышла небольшим тиражом в 1866 году в Дрездене.

Хрипун благодарно пожал руку пациенту:

– Ценю вашу жертву! Ибо для страстного библиофила расстаться с редкостью все равно что вырезать без наркоза аппендикс.

И оба весело рассмеялись.

Сильные ощущения

Не прошло и часа, как сыщики и Буня – специалист «по железу» – подъезжали на двух колясках к магазину Кирова. У входа стояла густая толпа. Приказчик, не замечая коляску, размахивал руками и увещевал публику:

– Спокойно, господа, не прите! Ну никакой возможности от вас нет. Платите, и все сумеете осмотреть место преступления. Куда ты, малец, бесплатно лезешь? Гони пятачок и смотри, как знаменитый граф Соколов стену головой разворотил. На чем нынче держимся – святым угодникам лишь ведомо. Готовьте, господа любопытствующие, деньги: взрослые десять копеек, а с детей – вдвое дешевле, грудных младенцев и вовсе бесплатно…

Те, кто успел заплатить и посмотреть, восторгались:

– Зрелище самое ужасное! Что тебе из пушки пальнули – полстены обвалившись, дом, гляди, того… рухнет. Я уж две очереди отстоял. Завтра опять приду спозаранку.

Два крепких мужика купеческого вида выходили потрясенные:

– Этот Соколов не человек – Левиафан свирепый! Пойдем, Вась, после такого сотрясения чувств выпьем в полный серьез.

Меднолицый городовой, некогда штурмовавший Плевну, а потом срубивший голову Чукмандину, заметив начальство, заорал:

– Раз-зойдись! Сам граф Соколов пр-рибыли.

Приятная находка

Буня презрительно постучал ногтем по стальной крышке:

– Арнгейм? Если это сейф, то я – египетский фараон. Такое могут делать лишь в уездном городе Моршанске. И ставить такое прилично только в бане – прятать мочалки. Подобную кассу я брал раз пять. Или десять. Брал у Альфреда Пекгольца в Слуцке, у Винницкого в Варшаве, у Людвига Нобеля в Петербурге… Боже мой, где я еще брал? – Буня поскреб пальцем в затылке. – Что обо мне вы теперь подумали? Подумали, что я хвастаю. И вы не знаете, что с годами голова делается как мочевой пузырь: держит, но не все, кое-чего упускает, а это неприятно.

– Буня, работай!

– Я могу из презрения сделать это дамской шпилькой, но у меня нет ни дамы, ни шпильки. Поэтому достану щебенный катер. – И Буня выпростал из-под рубахи всегда висевшую там стальную трехлопастную вилку. Посмотрел на Соколова: – Считайте семь раз по сорок! И я подарю вам, Аполлинарий Николаевич, эту кассу.

Буня засопел возле замка. Вскоре тяжеленная дверца медленно открылась. В сейфе стоял новый фибровый чемоданчик. Буня напрягся, вытащил его, с грохотом опустил на стол:

– Очень тяжелый, словно там спрятан голд! – И открыл кривым мизинцем замок. Когда откинул крышку, то щеки старого еврея запылали, руки затряслись, а взор стал пламенным, как у юноши, который впервые видит обнаженную возлюбленную.

– Боже, такого красивого инструмента даже не было у меня! А моему инструменту завидовали все шниферы Европы. Уверяю вам, с этим чемоданчиком можно не краснеть и красиво работать.

Соколов увидал блестевшие первосортной сталью пилы, большие и малые крючки, набор ключей, уистити – специальные щипцы для захвата ключей в замочной скважине, воск для слепка с замочных скважин, буравы, маленький топорик, острозаточенные гвозди, напильники, клещи – все в отдельных ячейках, все аккуратное.

Буня вздохнул.

– Прогресс далеко ушел вперед меня. С таким инструментом можно взять любой сейф. – Он опять заглянул в стальное нутро шкафа, повертел головой и удивленно присвистнул: – Фьюить, тут еще кое-что! Мне сердце говорит, мы с этого будем наслаждаться.

– Что такое?

– Глядите здесь! Это если бы человеку пришили третью ногу, то он и тогда не выглядел бы смешней. Под верхним отделением – вот тут! – привернут шурупами лист металла. – Буня постучал по верхней крышке пальцем – раздался глухой звук. – Уверяю вам, что здесь что-то положено. Все умные люди ищут внизу, а если вверху – лень посмотреть. Так что этой хитрости вы теперь знаете. Фертиг!

* * *

Когда потайная крышка была снята, оттуда посыпались бумаги, перевязанные бечевкой. Соколов стал рассматривать находку. Это были акции Товарищества нефтяного производства Лианозова сыновей, акции Общества восточносибирских чугуноплавильных, железоделательных и механических заводов, а еще – колоссальная сумма наличными – двести десять тысяч рублей крупными купюрами.

Заварзин взглянул на номера бумаг, удовлетворенно хмыкнул:

– Это похищенные сокровища Шапиро. Стало быть, Чукмандин причастен к ограблению Сибирского банка.

Щедрость богатых

– У хозяина телефон есть? – Соколов схватил за шиворот вертевшегося под ногами приказчика. – Веди в его кабинет.

Соколов сказал в трубку:

– Барышня, соедините с начальником сыскной полиции Кошко, номер одиннадцать. Аркадий Францевич, скажи-ка, когда твои гаврики работать начнут? Работают? А похищенные сотни тысяч у банкира Шапиро отыскали? То-то! А мой Буня Бронштейн нашел. Обрадуй буржуя, мы тут выгребли из сейфа кое-чего, ценные бумаги по номерам совпадают с похищенными. Пусть сейчас же звонит мне, я в магазине Кирова на Мясницкой, дом номер два.

Через минуту задребезжал аппарат. Соколов снял трубку:

– Поздравляю, Исаак Сергеевич, обнаружили часть похищенного. Прошу пожертвовать семье убитого филера Ефрема Иванова три тысячи и возместить убыток извозчику триста рублей. Я гнался на его коляске за преступником, и тот подстрелил лошадь. – Соколов замер, услыхав ответ банкира. Потом зловеще пошевелил усами и жестко сказал: – Шапиро, я тебя правильно понял: когда-де все найдем, тогда ты от щедрот своих выделишь семье убитого пятьсот рублей? А за лошадку, павшую от злодейской руки, пусть платит полиция? Шапиро, человек ты нерасчетливый. Теперь слушай: чтоб через сорок пять минут, – Соколов посмотрел на часы, – ты привез для семьи убитого десять тысяч и приобрел для извозчика новую коляску и трех рысаков. Что касается моей простреленной руки, то нынче же переведи еще десять тысяч рублей в Голицынский приют на Новой Басманной – детям на леденцы. Иначе, любезный, все, что твое найдем, сдадим в казну как бесхозное. Уразумел? С нетерпением жду.

* * *

Через полчаса прилетел тяжело дышавший, обливавшийся потом Шапиро. Он блестел крупными маслянистыми глазами и обширной лысиной, с толстой золотой цепью на жилетке и крупным бриллиантом на пальце. Положил на стол вместительный пакет:

– Вознаграждение, как приказывали, Аполлинарий Николаевич!

Блудница