Эшафот и деньги, или Ошибка Азефа

– Не было ли слухов об организации каких-либо преступных актов? Где и какие образцы партийной литературы печатают или собираются печатать? Кто помогает эсерам деньгами? Нет ли у вас случайных сведений о замыслах уголовного порядка: о подготовке экспроприаций, убийств и прочего?

Азеф отвечал очень толково и кратко. Зубатов продолжал расспрашивать:

– А как, Иван Николаевич, у вас сейчас складываются отношения с руководством эсеров?

Азеф весело улыбнулся:

– Так они меня уже прозвали «бомбистом»! Я им объясняю: террористические акты – это самый короткий путь к свержению самодержавия! А у них уже только от этих слов сердце в пятки уходит, и смотрят на меня, как на безумца.

– Замечательно! Будьте другом революционеров, но сами таковым не становитесь.

Азеф согласно кивнул:

– Можно лечить холеру, но не надо ею заражаться!

– Нас больше всего интересуют два аспекта: организация террористических актов и создание подпольных типографий, – продолжал Зубатов.

Азеф закусил нижнюю губу, завел глаза к потолку, вдохновенно сочинял:

– Понимаю, понимаю… К примеру, Хаим Житловский, эта еврейская морда, подбивал меня пойти на убийство великого князя Константина Романова, это который поэт.

Ратаев удивился:

– К. Р.? Зачем? Великий князь так далек от политики…

– Я то же самое сказал Житловскому: «Это же национальное достояние, не хуже Семена Надсона!» Вроде пока что убедил. – Сделал страшную мину, вновь перешел на шепот: – И еще мне удалось Житловского напоить, и он проболтался: организация социалистов планирует убийство самого государя.

Зубатов весь подался вперед:

– Когда планируется акт? Каким образом? Кто? Где?

Азеф развел руками:

– Хотят купить аэроплан и сбросить на царя бомбу. – Поднял умные черные, как южная ночь, глаза на Зубатова. – Я собрался перевезти в Москву жену и сына, они пока в Берне. Однако у меня самого нет пока ни службы, ни разрешения на жительство, а я хочу сдать экстерном экзамен в электротехнический институт, чтобы иметь и российский диплом, а не только германский. – С укоризной произнес: – Когда меня в Германии на работу в контору Шуккерта на хорошую зарплату приглашали, так вы обещали теплое местечко в Москве. А теперь…

Азеф хитрил. Любе надо было закончить учебу в Берне, и они решили, что она вернется в Россию немного позже. Что касается Шуккерта, то читатель помнит, Азеф сам сбежал с этой службы.

Зубатов вопросительно взглянул на Ратаева. Тот утвердительно помотал головой:

– Устроим, на приличное место…

Ратаев обратился к Азефу:

– Вы привезли из Германии рекомендательные письма, которые помогут вам проникнуть в ряды местных социалистов?

– Я Хаиму Житловскому все уши прожужжал: хочу в Москве серьезно изучать марксизм! При моем отъезде он дал мне письменную рекомендацию к какой-то Немчиновой, что на Остоженке в своем доме живет, сказал, что у нее организован серьезный марксистский кружок. К ней приходит разнообразная интеллигентная публика, даже вице-губернатор Москвы бывает, устраиваются рефераты, диспуты.

Зубатов и Ратаев весело переглянулись. Последний сказал:

– Молодец, Иван Николаевич! Нас этот кружок очень интересует. Туда, скажу вам по секрету, порой заглядывает один из великих князей. Девица Немчинова очень собой хороша, вот бы вам к ней пролезть.

Азеф приосанился:

– Под юбку? Если начальство прикажет, готов выполнить любое задание!

Ратаев счастливо улыбался, а Зубатов спросил:

– А других рекомендаций получить не удалось?

– А как же! – крякнул Азеф. – Обязательно удалось! Житловский мне сказал: «Человек вы, Иван Николаевич, серьезный, делу революции преданный. В самую главную точку направляю вас – к мозговому центру и руководителю Северного союза социалистов-революционеров Андрею Александровичу Аргунову. Я дал вам лестную характеристику. Учитесь у Аргунова, перенимайте опыт. За его плечами тюрьмы, каторги, ссылки. Трудности его закалили, он сделался крепким, как кремень. Вы наша молодая смена. У вас все еще впереди – и допросы, и казематы, и эшафоты. Если мы не доживем, то вы обязаны увидеть светлое будущее!» – Азеф рассмеялся. – Я тут пошутил: «Увидим светлое, если нам царские сатрапы не сделают темную». Ха-ха! Этот Аргунов, как понимаю, в Москве социалистами хороводит, главный заправила.

– Рекомендательные письма при вас? – спросил Ратаев.

– К Немчиновой лежит между первым и вторым дном в чемодане. Там, кстати, и подрывная литература, которую я должен передать Немчиновой и Аргунову.

– Интересненько, очень интересненько! – потер руки Ратаев. – Передайте, а потом заберите, хотя бы часть, якобы для распространения. Мы сложим эти брошюрки в полицейскую библиотеку.

Азеф продолжал:

– А что касается письма к Аргунову, так его Житловский отправил по обыкновенной почте. Письмо, понятно, шифрованное, но у меня есть ключ. Я однажды дожидался Житловского, его жена меня чаем поила, а на столе, среди бумаг, увидал ихнюю секретную переписку и ключ. Я не удержался и переписал.

– Вот это зря! – поморщился Зубатов. – Слишком рискованно, и Житловский ведь мог проверять вас. Вы, скажем, переписывали шифр, а его жена наблюдала за вами через портьеру.

– Да, это моя оплошность! Но все от усердия, вот привез этот самый ключ к шифровкам.

Партийная рекомендация

Зубатов хитро посмотрел на Азефа:

– Иван Николаевич, хотите почитать собственную характеристику?

Азеф выкатил глаза:

– Как это?

– Мы сняли с письма, адресованного Аргунову, копию и расшифровали. – И стал открывать свой портфель. – Любопытно небось?

Азеф загорелся, аж заерзал на кресле:

– Желаю! Ведь это ужасно любопытно – секреты чужие узнавать. У меня это в крови сидит. Однажды, когда я был еще женихом своей нынешней супруги Любы и она жила отдельно от меня, к ней погостить приехал из Крыма пятнадцатилетний племянник. Такой малолетний выжига! Я знал, что Люба ведет дневник, и готов был отдать полжизни за то, чтобы заглянуть в девичьи секреты. Я подружился с племянником, показал десять франков: «Янкель, хочешь эти большие деньги? Вижу – хочешь! Люба ведет свой дневник и прячет в стол. Этот дневник принеси мне на час-другой завтра утром, когда Люба уйдет на учебу. А потом ты положишь его обратно. Вот и получишь денежки!» На другое утро этот сопляк притащил тайный девичий дневник. Признаюсь, читал с наслаждением, особенно страницы, где она восхищалась моими мужскими достоинствами.

Зубатов протянул лист бумаги:

– Ну-с, Иван Николаевич, читайте вслух, и будем наслаждаться вместе!

Азеф зашевелил губами:

– «Дорогой Андрей, вскоре в Москву прибудет Плантатор. У этого товарища своеобразная внешность, он очень схож с гиппопотамом. Он очень умен, начитан, великолепный аналитик, отличается превосходной памятью, молчалив, хотя при случае может удачно выступить перед аудиторией. По профессии инженер-электрик. В партию он пока не желает входить, мало интересуется ее делами, называя все это „пустой говорильней“. Он признает потребность одной террористической борьбы, физическое устранение главных чиновников и министров. Отрицательное отношение к другим видам партийной работы мотивирует тем, что они нецелесообразны ввиду тяжелых полицейских условий, невозможности строить какое-либо широкое и прочное предприятие, ибо всякую крупную организацию в России по причине множества доносчиков ждет скорый и неминуемый провал. Настоятельно рекомендует себя в метальщики, заявляя, что готов погибнуть за дело революции, думаю – врет, ибо достаточно умен, чтобы пойти на акт. Вынашивает фантастический план купить за границей подводную лодку и потопить яхту царя, когда тот будет кататься. Материально обеспечен плохо. Любит заглянуть в публичный дом, не промах хорошо выпить и вкусно поесть, особенно за чужой счет. Кажется, он мало любит людей, но высоко ставит собственные таланты. Я склонен ему доверять. Проверь его в деле. Целую, твой А.». – Азеф с гневом отбросил письмо, сжал кулаки. – Ну и подлец Хаим!