Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова

– Ай, ведь это Эмилия!.. – и коснеющей рукой стал мелко креститься.

Маститый доктор Григорий Павловский, едва взглянув на то, что еще недавно блистало молодостью и красотой, а теперь разбухло безобразным уродством, уверенно заявил, адресуясь лишь к Соколову:

– Судя по наружным признакам, смерть наступила дней семь-восемь назад. Глядите на кожу ладонных поверхностей, – он поднял руку погибшей, – типичная «кисть прачки». Что ж, сделаем наружный осмотр тела. – К фотографу: – Вадим Евстафьевич, не возражаете?

Барон фон Менгден, элегантно стройный и дистрофично сухощавый, согласно кивнул:

– У меня все в порядке!

Павловский приказал полицейским:

– Разденьте покойную.

Был составлен протокол наружного осмотра тела, фотограф сделал снимки.

Павловский сказал полицейским:

– Отправляйте труп в морг. – И к Соколову, которого полюбил еще по совместной службе в полиции:

– Догадываюсь, что работа нужна срочная?

Соколов утвердительно кивнул.

– Сегодня будем работать всю ночь, сделаем вскрытие и микроскопическое исследование – все, как положено. Позволите раскланяться?

Соколов восхищался добросовестностью этого талантливого человека.

На Котельнической набережной остановили какого-то приезжего крестьянина, погрузили труп, накрыли простыней и отправили в полицейский морг – на Скобелевскую площадь, к Лукичу. Это был знаменитый смотритель морга, за деньги нетрезвой публике показывавший знаменитых покойников в чем мать родила.

Распутин подошел к Соколову, обнял его, сквозь слезы проговорил:

– Я ведь сегодня в «Яре» хотел отметить прощание с Москвой, а теперь осталось – выпить за упокой. Слезно умоляю, прошу: приходи! Хочешь на колени брякнусь, тут, прилюдно?

– Гриша, желаю тебе приятного отдохновения!

– Ох, горе свое раскатаю, небо задрожит!

Извозчик подал коляску. В нее погрузились Павловский, Распутин, потрясенный увиденным, и барон фон Менгден, который ужасно торопился домой, – сегодня у его супруги Изольды Иннокентьевны был день рождения. И по этому поводу были приглашены гости и струнный оркестр.

Соколов отыскал в доме Гершау портфель и сложил то, что недавно покоилось в чучеле гордой птицы.

Неприязнь

Едва на ломовой телеге увезли в морг труп, как, фырча фиолетовым вонючим газом, к воротам подлетел автомобиль. Из него, путаясь в длинной фризовой шинели, вылез начальник охранки Мартынов. Его сопровождал неизвестный Соколову молоденький поручик – то ли эксперт, то ли почетный конвой.

Начальник охранки, задумчиво разглядывая голубое небо, выслушал сообщение Соколова. Пробормотал:

– Любопытно-с, очень любопытно-с! Однако, граф, вопрос к вам: почему своей властью вы отправили Зинаиду Дитрих в тюрьму? Разве в такой срочности была необходимость?

Соколов подумал: «Начальство не обманешь – не проживешь!» Вслух сказал:

– Толпа жаждала ее крови, еле отбил.

– Хм! – недоверчиво хмыкнул Мартынов. – А где изъятое у Гершау?

Соколов протянул портфель.

Мартынов осмотрел шпионские принадлежности, почесал кончик носа, подкрутил ус и решительно произнес:

– Надо пригласить полковника Гершау и побеседовать с ним. Сегодня же!

Соколов насмешливо произнес:

– В каком смысле – пригласить и побеседовать? Может, в ресторан его сводить? И за казенный счет накормить роскошным ужином?

– А что вы предлагаете?

– Срочно арестовать Генриха Гершау, отвезти в Лефортовскую тюрьму и начать допросы – жесткие, изматывающие.

Мартынов прозрачными глазами строго воззрился на Соколова:

– Арестовать? На каком основании?

– Разве мало для «основания» спрятанного в тайнике портфеля со шпионскими принадлежностями? И трупа в колодце?

Мартынов, согласно привычке, назидательно поднял палец вверх и тоном гимназического наставника произнес:

– Вы, Аполлинарий Николаевич, можете доказать, что портфель принадлежит Гершау? Нет, не можете. Мы еще и отпечатки пальцев не снимали. Вы, простите, человек эмоциональный. А в нашей службе должны главенствовать безусловные доказательства вины подозреваемого и закон Российской империи. Так-с!

Соколов саркастически улыбнулся:

– Конечно, Гершау – агнец безгрешный. А Эмилия перепутала колодец с Лазурным морем в Южной Франции и по своей охоте прыгнула в него. Так, что ли?

– Я допускаю различные версии, в том числе и эту, – хладнокровно отвечал Мартынов.

– Но тогда почему Гершау закрыл колодец на ключ?

– Увидал труп, испугался объяснений с полицией. Его ведь перевели в министерство. Опасался, что пойдет следствие, затянется этот самый перевод. Дело, граф, обычное.

Соколов иронично покачал головой.

– Очень «обычное»! Будто ежедневно в Москве находят мужья в колодцах своих жен, объявленных в розыск, и со страху замыкают их покрепче… – Подумал: «Ведь неглупый человек, но не хочет понять очевидного. Канцелярская служба отрывает чиновников от реальной жизни». Миролюбиво добавил: – Но ведь это не просто труп, это – погибшая супруга. Зачем же тогда Гершау надоедал полиции с требованием разыскать Эмилию? Цель очевидна: отвести от себя подозрения.

Мартынов раздраженно махнул рукой:

– Хватит спорить! Вы, граф, подталкиваете меня на нарушение закона. Принять решение – легко, исправлять ошибку – трудно. Где здесь ближайший телефон?

– В аптеке Фельдмана. Это справа, на углу, против трактира «Золотой шатер».