Остаток дня прошёл в попытках примирения с уязвлёнными «членами дружного коллектива». Геннадий даже пошёл на жертву: сбегал в кулинарию на углу и прикупил бисквитный рулет с изумительным сливочным кремом. По его деньгам и количеству «обиженных ртов» этого чуда кулинарного искусства должно было хватить. Нужно знать журналистскую братию, их аппетиты и болевую точку, на которую нужно нажать, чтобы они простили его недавнюю словесную выходку.
Он почти угадал: запах свежей выпечки и ванили одним из первых совратили Викторыча. Он уже успел глохтануть стопочку для тонуса и в приподнятом настроении, не заставляя себя долго уговаривать, подвалил к столу. Размер отрезанного куска отчасти напугал Геннадия: «На всех может не хватить». Но фотокор, живая душа, пояснил свою жадность:
– А чем я вечером буду закусывать?
– Нет вопросов. Мир?
– Ты клёвый парень, Крокодил Гена, но тот ещё балабол. Конечно, мир.
Зина-Изольда пришла последней. Она была на диете, но это не помешало ей забрать последний большой кусок, оставив Геннадию только измазанный кремом нож и упаковочную бумагу. Он зацепился за её толстенький короткий мизинец своим пальцем и со словами «мирись, мирись и больше не дерись», удовлетворённо убедился, что коллеги закопали топор войны до следующего удобного случая.
Пара рабочих звонков, наброска подводок к предстоящему интервью завершили его рабочий день, и он, не заставляя себя упрашивать, быстренько ретировался.
Стоял чудесный майский вечер. Вряд ли кто не любит эту пору. Земля ещё отдавала прохладу, а прогретый солнечным теплом воздух был влажным и тёплым. Машина капризничала, чихала и фыркала, не желая заводиться.
– Когда ты уже поменяешь это ржавое корыто? – последним из редакции вышел Иван Палыч.
– Как поднимешь мне ставку, так сразу и поменяю, – огрызнулся Генка, возясь с аккумулятором.
– За завтрашнюю статью получишь премию и вместе поедем Мерседес покупать. Ты какой предпочитаешь? Трёхсотый? А может шестисотый? – в тон ему ответил Ванька.
Здесь, на улице, после работы, они были прежними закадычными друзьями. Таков был у них договор.
– Тебе помочь? – уже серьёзно спросил приятель.
– Да нет, сейчас заведётся. Конечно, надо бы заменить машину, но хочется с ипотекой побыстрее рассчитаться, – Геннадий сел за руль и включил зажигание. Машина словно поперхнулась, выбросила облачко сизого дыма и мерно застрекотала изношенным двигателем. – Пока! До завтра!
– Хорошего вечера, Наташу обнимай! – поднял руку Иван и направился к своей машине.
Он был хорошо знаком с Генкиной супругой, и она часто упоминала о благотворном влиянии начальника на мужа. Несколько раз они вместе выезжали на природу. Дочь любила играться с дядей Иваном, пока взрослые разводили костёр для шашлыков и ухи, Генка даже слегка ревновал жену к другу, так как семьи у того не было, но он, кажется, об этом не горевал и к этому не стремился.
В квартире пахло чем-то вкусным и пряным.
– Харчо! Кто будет харчо? – услышав стук входной двери, крикнула с кухни Наташа.
– Хочу харчо! – отозвался Геннадий. Прежде чем вымыть руки, он заглянул в детскую. Дочка завершала домашние задания. – Как дела у моей флибустьерши?
Даша повернулась:
– Папка приехал! Ты мне книжку почитаешь?
– А я думал, что ты в школу пойдёшь, читать научишься и меня будешь просвещать. Нет?
– Ну пап! Ты же заснёшь, пока я читать буду.
– Скорее я засну, когда сам читать буду, – рассмеялся Геннадий. – Пошли ужинать, мамка замечательный супчик сварила.
– Гузель Рифовна звонила, снова приступ был. Может ей ингалятор с собой брать. Мало ли, что, – озабоченно сообщила Наталья, когда они поужинали, и Даша отправилась к телевизору.
– А что доктор говорит? – он помнил про предварительный диагноз дочери, признаки астмы проявились у неё в то время, когда злополучный завод установил новую печь для плавки металла.
– Надо снова записаться на приём. В прошлый раз он таких рекомендаций не делал. Может болезнь прогрессирует? Съездить бы куда летом, говорят, соляные воздушные ингаляции помогают.
– Давай обследоваться, а я на работе поговорю, может путёвку какую дадут.
Из зала раздался голос дочери:
– Пап, ты скоро? Я книжку приготовила.
Он перечитывал ей в четвёртый раз Астрид Линдгрен. Это неудивительно, вся детская была заполнена рисунками, поделками, фигурками героев разного размера и фактуры из этой удивительной книги. Со шкафа свисали коротенькие ножки Карлсона, на стене у стола – огромный постер с фрекен Хильдур Бок, колоритной «домомучительницей», малыши во множественном количестве были рассованы по ящикам письменного стола, и, конечно, Матильда – плюшевая кошка, лежащая у изголовья.
Дочь забралась на кроватку, а он устроился рядом на полу:
– Пап, тебе удобно? Возьми Матильду под голову.
Геннадий развернул книгу и поправил выпавшую закладку. Он мог бы её не раскрывать, так как они знали содержание почти наизусть, но Дашке было важно, чтобы он не отступал от текста.
– «Фрекен Бок прервала Малыша, – Я сказала, отвечай – да или нет!
На простой вопрос всегда можно ответить «да» или «нет»,
по-моему, это не трудно», – Генка старался читать, подражая голосам героев детского спектакля, увиденного в детстве. «Домомучительнице» соответствовал голос актрисы Татьяны Пельтцер. Кажется, у Геннадия это неплохо получалось, поскольку Наташу к таинству чтения дочь не допускала
«Представь себе, трудно», – вмешался Карлсон голосом Спартака Мишулина.
«Я сейчас задам тебе простой вопрос, – продолжал он чтение на разные голоса, – и ты сама в этом убедишься. Вот, слушай! Ты перестала пить коньяк по утрам? Отвечай – да или нет?
У фрекен Бок перехватило дыхание, она хотела что-то сказать, но не могла
вымолвить ни слова».
– Пап, ты спишь? – голос дочери вынудил его поднять к глазам выпавшую на колени книгу.
– Как же я могу спать, если я тебе читаю? – парировал Геннадий.
– А почему у тебя глаза закрытые? – не унималась Дарья.
– Мой юный слушатель, тебя что больше интересует, мои глаза или вопрос Карлсона Фрекен Бок? – обезоружил он бдительную Дашу вопросом на вопрос и продолжил чтение:
«Вот видишь! – сказал Карлсон с торжеством.
– Да, да, конечно, – убежденно заверил Малыш, которому так хотелось помочь ей.
– Нет! – закричала фрекен Бок.
Малыш покраснел и подхватил, чтобы ее поддержать, – нет, нет, не перестала!
– Жаль, – сказал Карлсон, – пьянство к добру не приводит!»