Шутка шутера

Мгновение – и стена встала на место, закрывая меня от приближающихся врагов.

Я выдохнул, не веря своему счастью.

Пару минут я лежал во мраке, опасаясь, что охрана знает про двери, что враги сквозь вой сирены слышали, как скрипели приводные механизмы, что они сейчас ринутся в атаку.

А еще я боялся неправильно пошевелиться и нечаянно открыть еще раз эту чертову дверь!

Но вскоре шум и крики за стеной стихли.

Повезло!!!

Скорее всего, какое-то время, здесь меня искать не будут. Но, в любом случае, задерживаться нельзя! Нужно обшарить тайник: вдруг из него есть еще один выход.

Я сел, достал из нагрудного кармана зажигалку, и при ее свете обыскал вещмешок. Патроны, две банки тушенки, складной нож, ложка, кружка, фонарь.

Но ничего, что можно было бы пустить на бинты. Никакого шнапса или просто фляжки с водкой. Даже сигарет – и тех нет. Что это за армия такая?

А плечо уже просто горело. Я потрогал его: кровь пропитала рубаху.

Недолго думая, я оторвал рукав и, с грехом пополам, сделал себе перевязку.

Сейчас нужно поскорее выбираться отсюда, пока я от кровотечения не потерял сознание. А потом уже можно будет думать о том, как обработать рану, извлечь пулю.

Да, медлить нельзя, но нужен спирт, что-то острое. И кто-то еще, кто сначала будет ковыряться в моем плече, а затем вернет меня в чувство, когда я непременно провалюсь в беспамятство от боли.

Это мы уже проходили. Братва все стреляет в Славку Позднева и стреляет, и плечи мои болят и болят. Три месяца назад меня так же подстрелили, правда, я был за баранкой и смог справиться с управлением. И пулю тогда поймал другим плечом, правым.

Оставив в мешке лишь рожки с патронами да нож, включив найденный фонарь, я двинулся во мрак.

Коридор был узким, пол – скользким. Приходилось двигаться мелкими шашками.

Я боялся сюрпризов в виде проволоки, ведущей к мине, обычной мышеловки, в которую вполне можно было угодить в таком мраке. Но мне везло. Дорога оказалась безопасной.

Вскоре я уперся в бронированную сейф-дверь.

Что ж, нужно же было убедиться, что отсюда нет другого выхода.

У меня с собой не было ни набора отмычек, ни тротила. Похоже, я загнал себя в тупик!

Со слезами на глазах я яростно пнул по двери. Та поддалась.

Я налег плечом. Петли со скрипом повернулись. Это было странно.

Железные двери обычно делают так, чтобы их открывали от себя, в этом есть резон: снаружи труднее выбить. А тут… И, потом, тайный вход принято закрывать на ключ.

И снова я подумал, что что-то здесь не чисто.

Через мгновение я оказался в комнате, похожей на бункер. Пошарив лучом фонарика по стене, обнаружил выключатель, щелкнул им. Надо мной зажглась лампа.

Комната была странной. В стене был плоский монитор, мигающий движущимися по нему зелеными точками. Эти огоньки перемещались по странной электронной карте.

Я пригляделся и вдруг понял, что вижу схему этажа здания. Зеленые точки прочесывали кабинеты, арсенал, бухгалтерию и усиливали охрану перед кабинетом с сейфом. Я же был здесь красной точкой и мигал в полупрозрачном слое этажа.

И тут до меня дошло, что если я вижу самого себя, значит, здесь повсюду понатыканы если не камеры, то датчики движения и все колебания воздуха пишутся и кодируются на этой карте. И я для компьютера не маркирован зеленым цветом, потому что у меня нет какого-то чипа или опознавательного маячка. Я для всех неопознанный бегающий объект. Может быть, кот, гуляющий сам по себе. Но на военном объекте не полагается шнырять даже крысам, и потому меня все равно найдут!

Не может быть, чтобы такая уникальная программа транслировала информацию на один монитор, который, к тому же, находится лишь в тайной комнате, о которой простые солдаты не догадываются? Или может?

В любом случае, я в мышеловке. Ждать, пока все угомоняться – не выход, ведь я ослабну и физически не пробьюсь к выходу. Рвануть отсюда сейчас, стреляя налево и направо – тоже верная смерть.

От злости я саданул автоматом по экрану.

Кулер невидимого мной процессора забулькал так, точно компьютер, смеялся надо мной. Я понял, что сейчас взорвусь от ярости, выпущу всю обойму в этот чертов монитор, но бульканье вдруг оборвалось.

Справа от меня вдруг отошла стена, и в проеме показался взлохмаченный человек в штатском. У него не только не было оружия; он и армия, вообще, казались несовместимыми. Классический ботаник, настоящий Эйнштейн, он смотрел на меня, но при этом создавалось впечатление, что он разглядывает не врага, который может размазать его по стене, а какую-то редчайшую, прямо-таки удивительнейшую и редкую разновидность туфельки-инфузории.

Он и одет был как физик-ядерщик: аляповато, в мятой одежде с кучей карманов. Однако больше всего внимание привлекали его пальцы: необыкновенно тонкие, как у музыканта, но, в тоже время, именно в них чудилась настоящая и безумная силища.

Я вдруг осознал, что этот чудак весь состоит из таких вот противоречий, что от него можно ждать чего угодно, кроме правды. А еще я с ужасом понял, что он мне даже симпатичен.

– Рад тебя видеть, Соколов. – человек покачал головой, и потер указательным пальцем переносицу возле двух вертикальных морщин, прорезавших высокий лоб. – Но, надо сказать, меньше всего я ожидал проникновение сюда землян. Особенно не ждал тебя, Иван.

Я фыркнул от возмущения, но вдруг меня словно осенило. Бог мой, да ведь это Аррах – ученый, создавший ту странную игру «Summer House», ставшую порталом для пятерых человек с Земли. Вот теперь я узнал его, конечно, я же видел его выступающим по телевидению Чужих, когда он бросался громкими обвинениями в сторону Шеллеша и Лиррил.

Но вот так, лицом к лицу, я встретился с ученым впервые.

Да, попасть в Империю, похоже, можно только через игры, а вернуться назад – только сливаясь с сознанием дракона. Угу, как учил меня Ким.

И вдруг я с ужасом осознал, что никак не могу вспомнить, как именно я попал в это здание; и, если я – просто шофер, а не боевик у Славки Позднева, то с какого же перепугу стреляю по военным в неизвестном мне здании? Ведь это беспредел по любым понятиям, а я боком к уралмашевской братве лишь тем, что нравится мне жизнь за баранкой – и только!

– Вот и мыслительный процесс пошел. – Аррах потер руки, точно находился в радостном предвкушении очередной победы в своих безумных исследованиях. – Видать, не зря Аллана потащилась за тобой в ссылку, не побоялась гнева самого императора! Есть что-то в тебе, Соколов, такое, что я никак не могу понять. То ты, в обход работы всех программ, сваливаешься нам на голову, то угоняешь космические корабли там, где это ни по каким критериям невозможно! Как, ну вот как, ты преодолел силовой барьер? Каким образом ты разорвал временные связи? Кто ты, вообще, такой?

Мне стало обидно. Это не я свалился на голову всяким там Аррахам, это они вторгаются в мою жизнь! Правда, они делают ее не такой скучной, но экстрима мне в реальности и так хватает, потому как Славка Позднев – человек авторитетный, на него раз в месяц обычно кто-то пытается напасть. Принципы там или просто бизнес – мне все равно, но в никому не нужных парней – не стреляют!

– Я – гриб! – обиженно буркнул я.

– Кто? – Аррах всерьез растерялся, у него даже челюсть отвисла.

Ага, не знает межзвездный гений о древней легенде, что наш вождь мирового пролетариата потому не погиб от ядовитой пули, что всю жизнь жрал грибы, и сам стал грибом!

Грибы не хоронят, их сушат, маринуют, жарят – и съедают. Вот потому, поди, и не случилось мировой революции, что коммунисты очень хотели кушать, но так и не съели Кука, тьфу ты, Ленина. Они только законсервировали этого гриба Ульянова в Мавзолее и молятся теперь на него, боятся, чтобы он не заплесневел, потому как плесень – это другая, неразумная, капиталистическая форма грибов.

Мне это, в свое время, Ким в уши напевал. Мол, есть такие грибы у них там, в их священных Шамбалах и в Пекинах, которые стреляют спорами непременно в мозг животных и паразитируют именно на живых существах. Не доверять Киму у меня никогда оснований не было, но верилось в подобные страшилки с трудом.

– Чего: не догоняешь? – на ученого приятно было посмотреть. Он едва не вскипал от быстроты мыслительных процессов. И все-таки он не понимал меня. И это было приятно. – Ладно, забей.

Ученый совсем впал в ступор. Наверное, принял последнюю фразу в прямом смысле, и теперь решал вопрос, не собираюсь ли я украсить гвоздем стену его тайного убежища.

– Скажи-ка, дядя, лучше, – продолжал я скалиться, – ты снова меня хочешь сдать в поликлинику для опытов?