Новый год

– Так точно! – хором ответили лейтенанты.

Каждый из них понимал, что Клоктунов, конечно, никого не расстреляет, хотя и мог набить морду… Никто его за это не винил, да и не стал бы; в Афганистане у него уже была вторая командировка и звание капитана он получил именно здесь, вместе со своими орденами. Однако, даже несмотря на всю кажущуюся грубость комбата, он был добрым человеком и никого просто так не наказывал. В батарее его любили… любили за смелость, за справедливость, за то, что он всегда грудью стоял за своих людей, даже когда понимал, что виноваты они.

Вспоминался один случай. Однажды, во время проведения одной из операций его батарея вела огонь по противнику, а он вместе с командиром полка находился на другой наблюдательной позиции в БТРе, будучи практически в ста метрах от позиции моджахедов, по которой работали его люди. Когда Клоктунов передал своим артиллеристам новые координаты стрельбы, то, видимо, по ошибке записали не «двести восемьдесят семь», а «сто восемьдесят семь». В артиллерии такие просчёты бывали роковыми. Он подал в рацию команду «огонь» … а через несколько мгновений почувствовал, как под машиной задрожала земля, а по крыше загремел град осколков. Капитан посмотрел на командира полка. Подполковник грозным взглядом взглянул на комбата и сказал:

– Ну-ка, глянь…

Клоктунов открыл люк БТРа. Вся машина была изрешечена осколками, от которых шёл дым, а через сто метров виднелась свежая воронка от ракеты. Рядом показался подполковник.

– Твои стреляли? – спросил он.

– Мои…

– Кто корректировщик?

– Товарищ подполковник, они не виноваты, это я ошибся…

Крепко капитану досталось от командира… и хоть комбат понимал, что не его это оплошность, он был рад, что не погубил совсем молодого лейтенанта, который встречал своего командира с осунувшимся бледным лицом и дрожащими руками.

– Т-товарищ кап-питан… я… я…

– Сынок, ты как координаты записывал?! – гневно спросил комбат. – Точнее, чем?!

– П-простите м-меня, т-товарищ капитан… – заикался лейтенант.

Клоктунов начал постепенно оттаивать:

– Мне-то что? Со мной всё нормально, так ты чуть Федотова не убил, вот тогда нам бы всем тут кердык был…

И тут он улыбнулся:

– Ладно, главное, что все живы… Только попробуй ещё раз хреново координаты записать!

***

На часах было уже двадцать три-пятьдесят.

В казармах царила какая-никакая праздничная атмосфера.

Бойцы сидели за тремя сдвинутыми столами в своей повседневной форме, на которой блестели все их боевые и спортивные награды. На столах стоял чайник, тарелки с хлебом, салом и конфетами. А над ними висели снежинки и красно-зелёные тускло сверкавшие гирлянды.

Сержант уже вытащил пирожные, которым все были несказанно рады и уже вовсю поедали их. В кружки и, непонятно откуда взявшиеся, гранёные стаканы наливались знаменитые «фронтовые» …

– Парни, – обратился Шевчук к своим бойцам, и все они оторвались от еды и взяли в руки кружки.

– Помянем… старый год, чтоб грядущий был лучше и тише…

Артиллеристы одобрительно заголосили, и все стали чокаться и выпивать, занюхивая рукавами курток, а кто-то тут же принимался закусывать огурцами.

– Ну, что? Второй тост? – предложил Шевчук после небольшой паузы. – За грядущий год. Чтоб, как и в этом никто у нас не погиб…

Снова послышались одобрительные возгласы бойцов, все стали чокаться, выпивать и занюхивать рукавами.

– Третий тост…

Все, как один поднялись с мест, а лица мгновенно стали серьёзными. Лейтенант на мгновение задумался.

– Хоть у нас во взводе никто не погиб… за всех пацанов, что полегли здесь…

Никто на этот раз не чокался. Все молча, «залпом» опустошили кружки. Из радио, стоявшем на одной из коек, послышался голос Генсека.

– Ой, товарищ лейтенант, давайте громче, Андропов говорит, – попросил сержант.

Шевчук сделал громче и голос первого лица государства уже звучал на всю казарму, подводя итоги уходящего года.

И тут, снаружи зазвучала сирена – сигнал боевой тревоги…

***

Снаружи была темнота.

Одинокая луна светилась на небе в окружении звёзд. А тем временем по земле бежали артиллеристы… все в значках и медалях, которые только что сидели в казарме и ждали наступления Нового года, до которого оставалось чуть меньше пяти минут…

Солдаты и офицеры разбегались по машинам. Все готовили свои установки к бою, проверяли прицелы и заряды. И пусть они, возможно, и не увидят результатов своей работы, но все они понимали её важность, особенно в эти минуты. Последние минуты уходящего года…

Из своего штаба вышел Клоктунов во всех своих орденах и медалях. Вид у него был ещё мрачнее чем днём. Он выпрямился и громко, рокочуще скомандовал:

– Батарея! По квадрату «восемнадцать», осколочно-фугасным! Огонь!

Командиры взводов, находившиеся в кабинах, повернули ключи.

По горам раскатился рокот, затряслась земля, а в небе показались огненные хвосты ракет, улетающих по самому прямому назначению.

Залп прошёл успешно, машины отошли на перезарядку.

– Ну, ё-моё! – воскликнул Руденко. – Минута до Нового года!

– Эх, вот не фортануло! – отозвался Шевчук. – Давай отсчёт что ли?

Сержант стал отсчитывать секунды.

Совсем скоро он стал считать громче:

– Пять! Четыре! Три! Два! Один!

На часах «пробило» полночь.

– С Новым годом! – раздался громовой голос Клоктунова, и он залпом выпил спирта из крышечки фляги.