Через Западный океан

В Генуе Коломбо погрузился в свои семейные дела: устраивал жизнь восьмилетнего сына и престарелого отца. Чекко и Ренцо вернулись в мастерскую Пьетро Пинетти, с усердием продолжая постигать искусство рисования географических карт.

Прошло много времени. Ренцо не раз слышал от хозяина и его гостей о хлопотах мессера Коломбо, упорно предлагавшего возглавить флотилию для преодоления океана в западном направлении. Он продолжал убеждать разных именитых особ, что с их помощью сумеет открыть неизведанные пути к берегам империи Катай, островов Ципанго, где жители покрывают крыши домов золотом, и найдет сказочно богатую Индию. Коломбо снова обращался в генуэзский сенат. Ему отказали так же безоговорочно, как и в первый раз.

– Вот надменные, тупоголовые ослы! – возмущался, саркастически усмехаясь, Чекко, когда они с Ренцо обсуждали отказ сенаторов в помощи этому выдающемуся человеку.

За столом у синьора Пьетро Пинетти, когда собирались его друзья-картографы, споры о напрасных хлопотах мессера Коломбо не утихали до поздней ночи.

– Теперь он отправился в Испанию, – говорил с иронией Козальо. – Однако это еще более безнадежное обращение, чем к генуэзским сенаторам, английским лордам или к португальскому королю. Более несговорчивых, самодовольных и жестоких государей, а таковы, по слухам, Фердинанд Арагонский и Изабелла Кастильская, не найдешь во всем свете. Они и обвенчались только из сугубо политических причин, без какой-либо личной приязни… я уж не говорю о хоть малейшем чувстве любви. Хотя королева Изабелла – златоволосая Исабель, как называют ее испанцы, – на редкость красивая и умная женщина.

– Вообще-то короли не часто женятся по любви, – засмеялся Пинетти. – Обычно им недоступна такая роскошь. Это не для них. Во главе всего в королевских браках династические споры или, наоборот, объединения для увеличения государств. Влияние нежных чувств тут на последнем месте. Однако короли и королевы возмещают потом супружескую холодность множеством любовниц и любовников прямо при собственном дворе.

– Право, не зря насмешливые разговоры о всемилостивейших монархах допускаются среди граждан свободной республики, не в пример запуганным и угнетенным подданным королей. Никто не стесняется и не боится изложить любое мнение о власти предержащих, – произнес Эсальтато с гордым видом. – Говори что хочешь, о ком хочешь. Никто тебя не тронет. Если, конечно, речь не идет о кощунственном осуждении святой католической веры… вот тогда…

– Да уж, тогда в нашей свободной республике Генове Великолепной так же легко угодить в темницу или на костер, как в Риме или в Мадриде, – не без язвительности заметил Козальо.

– Кстати, о Мадриде или, вернее, о Кордове, бывшей столице мавров, где сейчас находится испанский королевский двор. Пока война с маврами не завершилась, порядки и этикет там настолько строги, а обиход настолько скуден, по сравнению с другими дворами, что вряд ли нашему дорогому Кристофоро Коломбо удастся уговорить короля с королевой дать денег для плавания, – сказал Эсальтато.

– Когда его брат Бартоломео приезжал в Геную последний раз из Испании, а он там работает вместе с Кристофоро – составителем карт…

– Как и мы здесь, друзья… – вставил некто Луччано Пронти, старый художник.

– Он мне рассказал, – продолжил синьор Пинетти, отмахиваясь нетерпеливо от Пронти. – Так вот, он, то есть Бартоломео… и рассказал мне, что мессер Кристофоро случайно познакомился с настоятелем монастыря, почтенным Хуаном Пересом. А монастырь этот возле городка Палоса, и настоятель Перес с давних пор значится духовником самой королевы Изабеллы Кастильской. Так вот Перес проникся к нашему мессеру Кристофоро самыми добрыми чувствами. Он очень увлекся его замыслами плавания через океан и добывания неисчислимых богатств для обеспечения войска против турок, за освобождение Гроба Господня.

– О, какое полезное знакомство произошло у мессера Кристофоро! – воскликнул с удивлением Эсальтато. – Прямо промысел Божий, клянусь… ни больше, ни меньше…

– Еще бы! – воодушевленно продолжил Пьетро Пинетти. – Настоятель Перес написал рекомендательное письмо священнику, постоянно находящемуся при дворе. Поначалу уговорить королеву принять какого-то безвестного чужестранца оказалось нелегким делом. Но со временем мессер Коломбо сумел приобрести друзей, близких королевскому двору. Их он тоже очаровал своими манерами, любезным и увлекательным разговором и, между прочим, поразительным планом о плавании к берегам Индии, Катая и островам Ципангу с их городами, дома которых покрываются золотыми крышами.

Разумеется, все эти беседы и особенно сведения о жизни мессера Коломбо в Испании завороженно слушали его бывшие слуги и соратники во время договоров с португальским королем Жоао Вторым. То есть нынче опять ставшие скромными учениками картографа Пинетти Чекко и Ренцо. Они втихомолку вздыхали о днях, проведенных вместе с мессером Коломбо, о путешествии в Лиссабон и приключении с покушением на их патрона, славной схваткой, закончившейся, к счастью, благополучно для всех.

Между прочим, как упомянул синьор Пинетти на основании рассказа Бартоломео Коломбо, его старшего брата в Испании называют Кристобаль Колон.

– А знаешь, Ренцо, не плохо бы нам с тобой выучить испанский язык, – высказался однажды Чекко. – Мало ли что… А, может быть, мы еще пригодимся мессеру Кристофоро Коломбо, которого испанцы называют Кристобаль Колон.

И они обнаружили старика капитана барки, привозившей овощи на рынки Генуи. Его звали Франчелло Гомес. Он был родом испанец и по-настоящему имя его произносилось, как Франсиско. Так вот, этот добродушный старик с удовольствием согласился за совсем мизерную плату говорить с подмастерьями картографа Пинетти на своем родном языке, звучавшем по сравнению с италийским диалектом генуэзцев, довольно грубо. Но поскольку Ренцо и Чекко помнили немного португальское наречие, то уловить кастильские созвучия оказалось не так уж трудно.

Между тем мессер Кристофоро Коломбо или, как его теперь именовали, Кристобаль Колон, жил своим прежним искусством картографа. В числе лиц, с которыми он часто встречался, живя в Кордове (а там теперь находился королевский двор), была молодая вдова Беатриса Энрикес. Муж ее несколько лет назад погиб в бою с маврами. Познакомившись с мессером Колоном, Беатриса полностью увлеклась его намерениями проделать поход через западный океан. Со временем они стали друзьями. Беатриса принимала у себя в доме умного и статного генуэзца с все большим удовольствием. И, когда мессер Колон предложил ей обвенчаться с ним, она согласилась.

Жена принесла мессеру Колону не только любовь и уважение, но и небольшое состояние, давшее ему возможность независимой жизни. Через год у них родился сын Фернандо.

Мессер Колон продолжал добиваться аудиенции Их Королевских Величеств. Он обратился с письмом прямо к королю Фердинанду. Ответа на это письмо не последовало. Колон расстроился, но не настолько, чтобы прекратить свои притязания на встречу с монархами.

Неожиданно на помощь Кристобалю Колону пришел новый папский нунций (представитель Ватикана), только что прибывший к испанскому двору, Антонио Геральдини. Оказалось, что мессера Кристофоро рекомендовал бывший с ним в переписке выдающийся тосканский (из Флоренции) картограф, известный всей Европе Паоло Тосканелли, пользовавшийся большим уважением в Риме.

Возможно, под влиянием всех этих обстоятельств мессеру Коломбо (Кристобалю Колону) была дана аудиенция Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. Соединившись браком исключительно из политических соображений, монархи самых сильных христианских государств на Пиренейском полуострове образовали силу, которая могла положить конец владычеству мавров. Завершалась «реконкиста» (освобождение) от неверных последними заключительными победами христиан.

Для обеспечения войска в борьбе против мавров требовалось много средств, которых явно недоставало испанским монархам. И тут как раз возник человек, обещавший в обозримом будущем найти способ приобрести богатства в результате путешествия на кораблях через западный океан.

Итак, мессер Кристобаль Колон, получив аудиенцию в королевском дворце, должен был разрешить сложную задачу. Дело в том, что испанские монархи обладали совершенно противоположными свойствами характера. Коломбо сразу, каким-то тайным проникновением души понял, от кого из них он, скорее всего, может ждать помощи в своем предприятии.

В темных бархатных одеждах он выглядел достаточно скромно, хотя и не бедно, как следует выглядеть почтенному, имеющему значительный авторитет ученому.

Королева Изабелла, высокая, красивая светловолосая женщина средних лет, одетая богато, но не чрезмерно роскошно, как если бы она принимала посла какой-нибудь значительной державы, все-таки сразу дала Коломбо надежду благожелательным выражением лица и мягким, почти девичьим тоном голоса, когда она спрашивала о каких-то подробностях в изложении его доклада. Король Фердинанд, коренастый, с правильным, смугловатым лицом и темными волосами, с небольшой квадратной бородой, уже при входе в залу приемов не озаботился тем, какое впечатление произведет он на некоего не особенно заинтересовавшего его пожилого итальянца. Он выглядел скучноватым, с оттенком недовольства, даже несколько пренебрежительно отворачиваясь время от времени на протяжении всей беседы.

И все-таки Коломбо повезло.

Глубоко верующая, честная, правдивая, склонная к идеальным увлечениям Изабелла сразу внутренне была на его стороне. Главная мысль Коломбо – в результате достижения далеких восточных стран приобрести богатства для осуществления войны против неверных за Гроб Господень – привела ее в восторг. Наоборот, Фердинанд, корыстный, сухой по натуре, не особенно увлекся конечной идеей планируемого похода. Хотя открытие новых земель и нахождение там большого количества золота и прочих ценностей все-таки его привлекало.

Фердинанд втайне завидывал португальским королям, уже давно посылавшим свои корабли вдоль западного берега Африки и устроившим в некоторых местах этого материка, а также на близлежащих островах свои колонии. Черные рабы, возделывавшие земли под хлопковые плантации, под виноградники и сады, как и ценные породы деревьев в лесах, наконец, слоновая кость и даже золото (правда, в небольших количествах) – это уже имели португальцы. Они же собирались обогнуть весь Африканский материк и разузнать пути в Индию, что вызывало в корыстной душе короля Фердинанда ревностное ожесточение.

А тут еще этот генуэзец со своими сказочными проектами!.. Впрочем, он не особенно ему доверял, хотя в случае успеха… Что ж, может быть, все-таки попробовать. Но – деньги! Идет война, мавры изгоняются из последних городов на южном берегу Испании… А в казне почти не осталось и нескольких сот золотых монет. Ведь надо платить офицерам и солдатам, надо покупать еще и еще порох, свинец, чугунные ядра для бомбард, чтобы довершить осаду последних мавританских крепостей…

Фердинанда поддерживали некоторые высокие духовные лица из его свиты, которым он отдал решение о плавании генуэзца на рассмотрение. Они создали «хунту» – собрание особенно доверенных лиц, готовых отказать так называемому Кристобалю Колону. Но с другой стороны – а вдруг генуэзец окажется прав?

Изабеллу в ее склонности создать флотилию для плавания через Западный океан поддерживали многие знатные придворные, настроенные более решительно и своевременно подступающей эпохе географических открытий и завоеваний. Мессер Колон решил создать флотилию на деньги, предложенные ему первыми грандами испанской знати, – это были герцог Медина-Седония и герцог Кинтанилла. Узнав о такой внезапной удаче Колона, король Фердинанд сказал Изабелле:

– Ну вот, настойчивый генуэзец добился финансовой помощи наших надменных грандов. Теперь он тем более будет жать на то, чтобы мы дали согласие признать его вице-королем всех открытых земель и отдавать ему половину предстоящих доходов…

– Я думаю, если он откроет пути в Индию и в города с золотыми крышами, то пусть он называется как угодно: вице-король или губернатор, все равно… это будет лишь подтверждением того, что Бог за него. Хватит тянуть с согласием, августейший супруг, пора согласиться с мессером Колоном, пока мы его не потеряли. Флотилию ему может дать на таких же условиях французский король или Генрих Английский. Да мне уже передали сведущие люди, что наш португальский сосед Жуан или, как они там произносят «Жоао», очень сожалеет, что отказал генуэзскому мореходу раньше. Теперь он готов на все его предложения. И стоит, пожалуй, утихомирить вашу «хунту», пока Святые Отцы не перестарались и не объявили мессера Колона еретиком.

– Пожалуй, вы правы, августейшая супруга Исабель. Объявите Кристобалю Колону, что флотилия будет ему предоставлена сразу по окончании войны. Наши смельчаки уже взяли крепость Базу. Скажите генуэзцу: сейчас, мол, военные расходы не дают нам возможности осуществить его великие планы. Осталась у мавров Гренада. Она уже окружена. Еще немного – и… Словом, пусть еще подождет.

Наконец Гренада пала. Большая часть мавров успела сесть на корабли и отплыть в Северную Африку: в Марокко и Алжир. Оставшееся население, которое уцелело во время взятия города – мавры и мавританские евреи, – объявило испанским полководцам, что хотят стать подданными Их Величеств Изабеллы и Фердинанда, а также принять христианство.

Испанцы торжествовали. Реконкиста завершилась. Оборванные, перевязанные окровавленными тряпками, изможденные солдаты Их Величеств протягивали руки прохожим и говорили: «Подайте мараведис (мелкая монета) героям Гренады». Народ бедствовал, а какой-то полусумасшедший итальянец обещал через короткое время обогатить королевство золотом, привезенным из-за океана.

«Хунта», учрежденная Фердинандом, категорически требовала отложить «нелепый» морской поход. Король и королева предложили неистовому прожектеру новые, весьма скромные условия.

Мессер Коломбо пришел в негодование и прервал переговоры с Их Величествами. Он не мог согласиться на другие условия. К этому времени его вторая жена-испанка умерла от неизвестной болезни. Вообще если в Германии и Франции тем временем свирепствовала чума, то в Испании возникали случаи заболевания проказой. Говорили, что эту неизлечимую болезнь занесли из Африки воины ислама, спешившие на помощь терпящим поражение маврам.

Итак, в Испании Коломбо больше ничего не держало. Он решил отправиться в Париж и обратиться к королю Франции.

Когда весть о прекращении переговоров между мессером Кристобалем Колоном и испанским правительством распространилась в обществе, высокопоставленные друзья генуэзца приложили все усилия, чтобы убедить Изабеллу не упускать его. Они говорили ей о славе, которая покроет её имя, если она устроит это плавание, о распространении христианства в новооткрытых странах, о неисчислимых выгодах, ожидающих их отечество.

Изабелла прониклась представленными ей доводами и объявила, что снарядит каравеллы для плавания на средства своего Кастильского королевства. За мессером Коломбо был послан офицер, который догнал его уже по дороге во Францию и вернул ко двору.

Решившись взять дело в свои руки, Изабелла оказывала мессеру Кристобалю Колону постоянное покровительство. Фердинанд, напротив, был очень недоволен и относился к генуэзцу крайне холодно. Тем не менее между «королями» и Коломбо была заключена конвенция, предоставляющая главе флотилии все те звания, привилегии и права в Новом Свете, которых он требовал.

И как раз в эти дни к картографу Пьетро Пинетти пришел брат мессера Коломбо Бартоломео с настоятельной просьбой отпустить своих учеников Чекко и Ренцо в Испанию для услужения назначенному адмиралу флотилии мессеру Коломбо.

Синьор Пинетти почесал в затылке, растерянно крякнул и развел руками.

– Разве я могу отказать в чем-либо моему глубокоуважаемому другу? – сказал он Бартоломео Коломбо. – Конечно, парни мне очень помогают в моем ремесле. Они многому научились и поднаторели в картографии. Однако дело мессера Кристофоро – дело святое. Собирайтесь, молодцы, я вам препятствовать не буду.

Чекко и Ренцо чувствовали себя счастливцами. Они с сердечной благодарностью поцеловали синьору Пьетро руку как своему учителю и наставнику в жизни. А через неделю уже подплывали к испанскому порту Палосу, где еще были заметны развалины крепостной стены, преодоленной испанцами при штурме.

Кроме того, бросались в глаза разгромленные мечети, на которых были сбиты верхушки минаретов и установлены католические кресты. В порту, на крыше высокобашенного дома, ветер развевал белый флаг с изображением красного льва в короне, стоявшего на задних лапах, а также крест Кастилии. По улицам ходили испанские солдаты с пиками и рыцари в латах. Многие были ранены. Попадались и смуглые чернокудрявые люди в темных странных одеждах, они со страхом поглядывали на солдат и жались к стенам домов.

Это были оставшиеся в городе мавры и евреи. Все они уже окрестились. Им дали христианские имена, но не доверяли их искренности. Крещеных мавров называли мараны, евреев – мориски. Духовенство относилось к ним с крайней подозрительностью.