– А чего тут знать? Значит, всю жизнь человек от этой трезвости, как от заразы, мучился, а перед смертью не вынес. Это понимать надо.
Мужик, довольный собой, глубокомысленно вздохнул, заглянул вправо и обрадованно произнес:
– Идет, идет!
Подошел парень.
– Ну, здравствуй, еще разок, Петро, – засуетился мужик, протягивая ему руку.
– Здравствуй, Иван Сергеич.
– Вот ведь как, Петро, а! Ты, значит, там едешь, а я здесь сижу. Это как, а?
– Бывает, – развел руками парень.
– Ну, мы это положение выправим. Ты как, а? Ничего?
– Ничего.
– Во-во. Главное – не быть дураком. Правильно я говорю?
Мужик достал узел, поставил его себе на колени и развязал. Все это он проделал не спеша, с нескрываемым удовольствием. Бутылки были спрятаны в носки – видно, чтобы в дороге не побились.
Парню сесть было некуда, и он, стоя перед мужиком, следил за каждым его движением.
Вот показалось горлышко, и мужик, все так же не торопясь, отбил с него сургуч и достал стакан.
Рядом с Волковым забулькало.
– Ну, за встречу или как?
– А хоть как.
– Во-во.
А поезд все шел да шел. За окном лежала темнота, и поезд прошивал ее, как игла.
В соседнем купе заплакал ребенок. Волков видел, как мать, укачивая его, смотрела в темноту, и ей, наверно, было, тревожно от ее близости. Мужик снова налил в стакан и, набираясь духу, замер. У девушки, которая сидела рядом с Волковым, тускнели от тяжести глаза – два ее маленьких солнца приближались к закату. Черная, голая шея парня, которую, видимо, и зимой и летом укутывали только ветры, стала багровой.
Люди на скамьях постепенно расплывались. Волкова клонило ко сну, и все, что было перед ним, получало другие очертания и измерения.
Мужик, резко повернувшись, больно толкнул Волкова в бок.
– Осторожней, отец, – открывая глаза, со злостью сказал он.
– А, извиняй, извиняй.
Сон сразу пропал – покачался, покачался и, словно обидевшись, куда-то ушел. Волков выругался про себя и от нечего делать стал смотреть, как затихает вагон, как люди по очереди вытягивают ноги и роняют головы. Казалось, они были цифрами на какой-то замысловатой мишени, и невидимый стрелок мастерски поражает их одну за другой.
– Ну, я пойду, Иван Сергеич, а то место займут, – сказал парень.
– Иди, коли так, иди, – позволил мужик. – Я сейчас тоже прикорну, а завтра вместе сойдем. На сегодня хватит – правильно ты говоришь.
«Слава богу, – подумал Волков. – Может, правда успокоится».
Мужик прильнул головой к стене, что-то пробормотал и сразу же выпрямился.
– Мы какую станцию проехали? – спросил он.
– Не знаю, – ответил Волков. – Спи, отец, утром разберемся.
– Э, нет. Оно, конечно, спать можно, но, с другой стороны, можно и выпить. Ты как, а?
Волков рассердился.
– Я никак, я уже сказал. И тебе, отец, хватит. Потом будешь всю ночь куролесить.
– Подожди, – мотая головой, сказал мужик. – Я тебе сейчас все, значит, до капли объясню. Мы с Петром один носок опростали, а куда его один, когда у меня две ноги? Соображаешь?
Он хохотнул и снова достал узел.
Девушка, которая сидела рядом с Волковым, подняла голову и открыла глаза. Ее лицо недоуменно повернулось в сторону мужика и обиженно нахмурилось. Она снова закрыла глаза – казалось, хлопнула дверью и ушла, чтобы не оставаться вместе с ним. Но что-то заставило ее вернуться. Когда Волков повернулся к ней, она, вздохнув, молча смотрела перед собой, и этот вздох, как звук открываемой двери, снова вернул ее на прежнее место.
– Не спится? – вполголоса спросил Волков.
– Разве тут уснешь? – обиженно сказала она.
– Ничего, вы днем отоспитесь.
– Конечно, отосплюсь. А все равно спать хочется.
– А ваша подруга спит.
– Ага, она спит, – сказала девушка и, слабо улыбнувшись, взглянула на Волкова.
– Что вы завтра будете делать? – спросил он.
– Не знаю.
– А я знаю.
– Вы все знаете.
– Да, – сказал он.
– А что я завтра буду делать?
– Вы пойдете по вашим деревянным тротуарам от самого вокзала до самой РТС.