Неповторимое. Том 3

Конечно, такие выводы нас устраивали.

Запомнилась концовка выступления Д.Т. Язова: «Вооруженные Силы должны сохранить свой подлинно народный характер, стать современными, цивилизованными и быть авторитетным и действенным фактором предотвращения войны и сохранения мира».

Нет никакого сомнения – и это подтвердила жизнь, – что только мощные Вооруженные Силы Советского Союза могли быть реальным действенным фактором, сдерживающим агрессивные намерения США и НАТО.

Не стало таких Вооруженных Сил – и США совершенно распоясались. Наиболее наглядным подтверждением является агрессия НАТО во главе США, совершенная против Югославии в 1999 году.

Глава 4

Тяжелейшие драмы

Августу 1991 года предшествовали многие события, и важно понять, откуда исходили корни этих событий. Ведь не случайно же весной 1990 года Верховный Совет СССР принял, например, закон «О правовом режиме чрезвычайного положения». Окончательным толчком для принятия этого закона послужили январская трагедия 1990 года в Баку и другие конфликты на территории Азербайджана.

Как явствует из текста закона, введение чрезвычайного положения в той или иной местности преследует цель скорейшей нормализации обстановки, восстановления законности и правопорядка. В то же время Горбачев, хотя он и подписал закон, а также его приспешники не торопились с применением этого правового акта. Даже наоборот, пугали народ тем, что… «чрезвычайщина – это пушки, танки, а следовательно, кровь и слезы». И тем самым создавали благоприятные условия для контрреволюции и уголовщины, экстремизма и сепаратизма.

Так получилось и в Азербайджане. В свое время авторитет преступного мира Панахов был задержан на вокзале и арестован вместе с телохранителем за незаконное ношение огнестрельного оружия. При нем была крупная сумма денег. Суд определил ему меру наказания – пять лет тюремного заключения. Но первый секретарь Азербайджанского обкома КПСС Везиров обратился к Горбачеву с просьбой выпустить Панахова, так как якобы его, Панахова, клан взбунтовался и последствия будут тяжелыми. Горбачев дает команду – и Панахова выпускают. То есть все происходит не по законам правового государства, а как в каменном веке. Но самое интересное происходит дальше. Панахов подбирает группу подобных себе людей, вступает с ними в уже образованный к этому времени Народный фронт Азербайджана и пробивается в руководящий состав фронта. Затем выживает из правления всех неугодных ему людей (фактически это были истинные демократы из числа азербайджанской интеллигенции) и захватывает вместе с Мамедовым власть в Народном фронте. После чего форсированно готовится к захвату власти в республике. Причем делает это цинично, по-звериному. Например, чтобы посеять панику в партийном и государственном аппарате, он обходит всех основных начальников и предупреждает их, что в ближайшие дни они будут уничтожены. С одной из таких потенциальных «жертв» по имени Рафик (ответственный работник бюро обкома) мне довелось побеседовать. Вот что он рассказал:

«Как-то заходит ко мне без стука Панахов со своей охраной и, поприветствовав, бесцеремонно, будто у себя дома, садится к столу и начинает сразу с „дела“:

– Рафик, я тебя знаю уже много лет. Ты хороший человек.

– Спасибо.

– Народный фронт принял решение взять власть в Азербайджане в свои руки. Главным препятствием на этом пути является партийно-государственный аппарат. Поэтому его надо уничтожить. В связи с этим здесь перед правительственными зданиями будут установлены виселицы, и всех основных начальников – а это несколько десятков человек – мы повесим. Ты, Рафик, коммунист и занимаешь высокий пост. Поэтому, как бы я и другие мои товарищи тебя ни уважали, я обязан тебя тоже повесить. Ты не обижайся на меня – этого требует дело, высокие цели Народного фронта.

На этом, – закончил свой рассказ Рафик, – мы с Панаховым расстались».

Надо заметить, что Панахов расхаживал по кабинетам беспрепятственно. Это красноречиво свидетельствовало, что власть в республике уже «качалась». Фактически с приходом хлюпика и демагога Везирова ее не было. На мой взгляд, в это сложное время можно было бы вернуть к руководству Азербайджаном Гейдара Алиева. Назначение же Аяза Муталибова (хотя он и предан был своему народу), и уж тем более избрание президентом ставленника Запада Эльчибея только усугубили обстановку. Однако все это произошло несколько позднее.

А в январе 1990 года ситуация в Азербайджане накалилась до предела, и виновником явился ненародный Народный фронт. Фактически он уже был антинародным, поскольку выражал интересы контрреволюции и уголовных элементов, а та часть народа, которая еще шла за этим фронтом, делала это по инерции и несознательно, чем панаховы и мамедовы умело пользовались.

Пожар начался на националистической почве. Столкновения с армянами в Сумгаите, Нагорном Карабахе, затем в Гяндже и Баку привели к жертвам. Пролитая кровь порождала новое кровопролитие. Так было всегда, так остается и теперь, особенно на Кавказе и в Средней Азии.

Необходимо было погасить огонь, чтобы он не запылал по всей стране. Руководством Советского Союза в этой связи принимается решение (о чем, наверное, как всегда, «не знал» Горбачев) о направлении в Азербайджан нескольких тысяч личного состава из числа Вооруженных Сил. Это решение было вызвано двумя причинами: первая – в республике недоставало сил и средств МВД и КГБ, чтобы навести порядок, и вторая – МВД республики, по решению союзного министра Бакатина, в то время уже подчинялось местным органам. А поскольку последние находились под влиянием Народного фронта, то опираться на них было нельзя.

И тогда было решено развернуть несколько воинских частей на территории республики (в том числе одну дивизию непосредственно в Баку), но наполнить эти соединения и части не местным контингентом (так как это будут в основном азербайджанцы), а из соседних областей. С этой целью провели призыв по Северо-Кавказскому военному округу (Ростовская область, Краснодарский край, Адыгея и т. п.). Это был верный шаг. Тем более что морально-боевой дух этих призывников был исключительно высокий. Не было ни пьяных, ни саботажников, ни нытиков и уклоняющихся от призыва. Мне довелось объехать все призывные пункты, повстречаться с тысячами призывников. Вопросы, как и ответы, были лаконичными:

– Имею ли я право применять оружие?

– Да, имеете такое право в случаях, если вашей жизни, жизни ваших товарищей и охраняемого объекта грозит опасность.

– Будет ли проявлена забота о моей семье, если вдруг со мной что-нибудь случится?

– Несомненно. Семья будет обеспечена, как утратившая кормильца.

– Когда нам придется выполнять свои задачи?

– Буквально в эти дни.

Перед ответами на вопросы я кратко рассказывал о братоубийственных столкновениях в Баку и других городах Азербайджана, объяснял, что наша миссия состоит в том, чтобы пресечь эту беду и стабилизировать обстановку. В этом решении не сомневался никто. Наверное, кроме Ивана Кузьмича Полозкова – первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС. Тот, попав под влияние взбунтовавшихся жен воинов, призванных из запаса, направил руководству страны протест, в котором было выражено требование – вернуть всех отмобилизованных домой (вместо того, чтобы разъяснить населению края ситуацию и необходимость проведения мероприятий в Баку). Я занимался Азербайджаном, но при этом намеревался при встрече с Полозковым объясниться (ведь он был, конечно, не прав и действовал на руку тем, кто раскачивал Советский Союз), как вдруг узнаю, что И.К. Полозков избран первым секретарем только что созданной Компартии Российской Федерации. Меня это, конечно, удивило.

И все же в Азербайджане мы успели подать пополнение в те части, которые предполагалось развернуть, в том числе в мотострелковую дивизию, которая одной своей половиной располагалась в центре города – в Сальянских казармах, а второй – в военном городке на окраине Баку.

Начинать восстанавливать порядок мне пришлось с Гянджи (бывший Кировабад). Это второй город в республике по величине и общей значимости. Здесь тоже уже, как и в Баку, произошли беспорядки, в результате которых весь район, ранее заселенный армянами, полностью опустел. По городу ходили гражданские вооруженные люди. Аэродром полностью блокирован несколькими рядами заграждений, на всех подходящих к нему дорогах сооружены баррикады. Пришлось почти трое суток проводить встречи и переговоры на разных уровнях, чтобы убедить руководство города снять все баррикады и ограничения, а контроль на дорогах проводить совместно с военнослужащими. В решении этой проблемы немалую помощь оказал первый секретарь горкома Мамедов (не путайте с Мамедовым, который входил в правление Народного фронта).

Когда в Гяндже был наведен порядок, я позвонил министру обороны Д.Т. Язову (он был уже в Баку) и доложил обстановку. Министр приказал оставить в Гяндже кого следует, а самому отправляться в Баку, где события приобретали трагический характер.

Прилетев в столицу Азербайджана, я почувствовал, что попал в прифронтовой город: опустевшие улицы, во многих местах баррикады, бронетранспортеры, военные патрули, слышны одиночные выстрелы. Помню, когда был здесь ровно десять лет назад – проводили стратегические учения «Юг-80», это был цветущий, поющий, очень людный и приветливый город. А сейчас вид у него был взъерошенный, поблекший. Даже две недели назад, когда я прилетал сюда специально для изучения обстановки, даже тогда все выглядело более благополучно. Несколько дней, проведенных на заседаниях, в том числе у Везирова, ничего не дали, и я улетел, сделав вывод для себя, что только с вводом чрезвычайного положения можно предотвратить развал республики.

Министр обороны Д.Т. Язов прилетел в Баку вместе с министром внутренних дел В.А. Бакатиным. Кстати, мы, военные, все удивлялись: как можно назначать на МВД человека, который, кроме строек и партийной работы (точнее, партийной жизни), ничего не знал? Да и необходимых профессиональных данных для руководства МВД у него не было. Опять-таки назначение прошло по тем меркам, которые устраивали Горбачева. И действительно, за короткое время Бакатин развалил МВД. Он ввел децентрализованное управление, что породило хаос и настоящий «базар» в той структуре, где должна быть безукоризненная четкость, ясность и строгое, как в Вооруженных Силах, выполнение приказов. А дальше Бакатин из МВД попадает в КГБ. И чем все это заканчивается? Тоже развалом. Более того, этот глава КГБ, призванный блюсти безопасность страны, самолично передает американцам все схемы подслушивающей аппаратуры, которая была установлена нашими специалистами при проведении ремонта здания посольства США. Ну, каков «субчик»? И это в условиях, когда США открыто занимались развалом Советского Союза!

Конечно, тогда в Баку мы этого не могли не только предвидеть, но даже предположить.

Из разговора с Дмитрием Тимофеевичем Язовым, а также с офицерами, которые с ним приехали, я уяснил, что самая тяжелая обстановка сложилась вокруг Сальянских казарм: военный городок был полностью блокирован, дорога от Баку на центральный аэродром вокруг аэропорта, который находился за городом, – все было также блокировано. А между тем туда должна была прилететь воздушно-десантная дивизия. Народофронтовцы и примкнувшие к ним экстремистски настроенные граждане решили изолировать военных, не дать им возможности вмешаться в акцию расправы с руководством и с аппаратом партии и правительства республики. Этого допустить было нельзя. Надо было, чтобы мотострелковая дивизия вырвалась из Сальянских казарм и, сметая все на своем пути, вышла бы к аэродрому, расчистила магистраль от Баку до аэродрома и создала благоприятные условия для ввода в город десантников. А уж они обязаны были взять под охрану все правительственные здания, почту, телеграф, банк, порт, важнейшие предприятия и учреждения и в условиях объявленного чрезвычайного положения (которые оппозицией не выполнялись) навести в городе строгий режим и обеспечить населению безопасную жизнь.

В связи с этим я принял решение ехать в Сальянские казармы и осуществить этот замысел. Д.Т. Язов со мной согласился. Собрав небольшую группу офицеров, я отправился на трех уазиках к Сальянским казармам, предварительно сообщив по телефону командиру дивизии полковнику Антонову о том, что я направляюсь к нему. Не доезжая нескольких сот метров до центрального контрольно-пропускного пункта (у военного городка было пять КПП, и все они были блокированы), я встретился с огромной, в несколько тысяч человек, массой людей, которая была до предела наэлектризована и что-то громко выкрикивала. К КПП можно было пробраться только сквозь толпу. А мы – замечу – все были в военной форме. Мы вышли из машин и отправились пешком, а водителям с одним офицером дали команду отправиться в штаб стратегического направления, где базировался министр обороны и все московские начальники (главнокомандующим Южного стратегического направления в то время был генерал армии Н.И. Попов, сменивший на этом посту М.М. Зайцева, тоже генерала армии).

К моему удивлению, пробраться через эту очень плотную массу народа не составило труда. По команде офицеров люди хоть и с трудом, но расступились, образовав нормальный коридор для прохода. И ни одного бранного слова в наш адрес, и ни одной попытки физического оскорбления – с нашим подходом все затихали и расступались.

Приблизившись к КПП, я заметил непосредственно у ворот несколько крупных самосвалов, груженных камнями с песком, тем самым они препятствовали въезду и выезду с территории военного городка. У пешеходного входа была свободной небольшая площадка. Я остановился, осматривая возбужденные, хмурые лица собравшихся. Ко мне подошли трое и представились, что они от руководства Народного фронта Азербайджана. Я в свою очередь тоже назвал себя. Один из троих сказал, что он хорошо меня знает по Афганистану. Когда мы начали беседовать, народ поутих. Я сказал, что сейчас сделаю обращение и к руководству Народного фронта, и ко всем присутствующим. Поднявшись на ступеньку КПП, я громко, чтобы меня услышало как можно больше людей, стал объяснять им суть и подоплеку всего, что здесь случилось.

– События, которые последнее время происходят в Азербайджане, – сказал я, – совершенно не отражают интересов народа республики, а тем более интересов трудящихся. Так называемый Народный фронт, нарушая Конституцию, фактически преследуют свои цели и вводит народ в заблуждение. Любые выступления, высказывания и тем более действия не должны идти вразрез с существующими законами. Если кому-то не нравятся республиканские власти, то следует поставить вопрос об их переизбрании. Но насилия над ними никто не допустит. Сейчас вы блокируете военный городок. Это противозаконные действия. Ведь там, в казармах, такие же люди, как и вы. Они ничего против вас не замышляют, они выполняют свой долг и имеют право на нормальную жизнь, общение с народом и своими родственниками. Среди них не только русские, украинцы и белорусы, но и много азербайджанцев. Вы уже сутки блокируете военный городок, а ведь среди солдат, сержантов и офицеров есть больные, их надо направить в госпиталь. Военный городок нуждается в продовольствии и различном имуществе. Поэтому я обращаюсь ко всем присутствующим – надо закончить всю эту демонстрацию силы, снять блокаду и приступить к нормальной жизни. Если этого не произойдет, то мы будем вынуждены принять меры в соответствии с законом, но ответственность за все последствия будет нести руководство Народного фронта и вы, как исполнители.

Один из тех троих, что встретили нас, пробормотал было, что они выполняют решение Народного фронта. Но я еще раз сказал, что они обязаны разойтись и до наступления темноты убрать все самосвалы, которые закрыли выезд машин из военного городка.

С этими словами я удалился в воинскую часть, где меня уже ожидал командир дивизии полковник Антонов. У него был растерянный вид. Постоянно пугливо оглядываясь, он на ходу рассказывал об обстановке, при этом кивал на окружающие военный городок жилые дома. На балконах и на крышах 5-, 9- и 11-этажных домов, которые окружали «низкорослый» военный городок (в нем были в основном одно-двухэтажные здания), открыто расхаживали гражданские люди с автоматами, видны были также установленные пулеметы и прожекторы на балконах. Эти приготовления свидетельствовали о сгущающейся тревоге. В связи с этим мы провели тщательную организацию защиты городка от возможных обстрелов. По всему его периметру на позиции были направлены военнослужащие с задачей: открывать огонь только при явной угрозе и по огневой точке, которая вела огонь первой. Ни в коем случае не стрелять по безоружным людям.

С наступлением темноты все прожекторы, установленные на балконах, были включены, и военный городок стал похож на поле стадиона, ярко освещенное в ночное время: всё было как на ладони. Мы включили громкоговорящую связь и пытались образумить экстремистов – не допустить роковой ошибки, не допустить кровопролития. Однако среди ночи с одиннадцатого этажа института «Азгипрозем» раздалась пулеметная очередь – у нас погибло сразу три солдата. И тут началось! До самого рассвета продолжался непрерывный (именно непрерывный) взаимный обстрел. Я еще подумал: «Как в Сталинграде». В три часа ночи я отправился в медпункт проверить, какая там обстановка. Пройти было непросто – все пространство простреливалось. Но добрались без происшествий. Оказалось, что медпункт был уже забит нашими ранеными и пострадавшими оппозиционерами. Наши воины, рискуя жизнью, выползали за границы военного городка и затаскивали к себе раненых «оппозиционеров», так сказать, «противника», а потом уносили их в медпункт. Это было очень благородно. Поговорив с врачами, мы решили, что они срочно оборудуют под лазарет соседнее помещение, а пока установят дополнительные койки вдоль коридора, благо он был довольно широким.

Вернувшись на свой «командный пункт», а это был кабинет командира дивизии, я узнал, что не могут разыскать полковника Антонова. Вначале я не на шутку забеспокоился. Когда же мне сказали, что его кто-то видел в одной из казарм, тревога рассеялась, но я все же организовал прямой контакт с начальником штаба дивизии и приказал ему управлять частями нашего гарнизона, поскольку у него была прямая связь со всеми «группировками» и с каждым КПП. Мы располагались на втором этаже двухэтажного здания штаба дивизии. На первом этаже и на чердаке находились боевые подразделения, а личный состав штаба дивизии располагался в прекрасном подвале этого здания. Все было под боком. Однако беспокойство не покидало. Дело в том, что в здании штаба дивизии, как и в клубе этого военного городка, было полно беженцев. Здесь нашли укрытие люди из ближайших жилых домов, в основном старики, женщины и дети – русские и армяне. То, что сюда прибежали армяне, было понятно: 13 января в Баку прошли погромы и резня армян, их выбрасывали из окон и с балконов верхних этажей. Но почему прибежали русские, было непонятно, их никто не обижал (или я просто об этом не знал). В разговорах все говорили одно и то же: «Нам страшно».

Положение осложнилось, когда в военный городок перестала поступать вода. Естественно, прекратила функционировать и канализация. Возникла критическая ситуация.

Стало ясно: надо деблокировать городок. Мы хорошо подготовились к этой операции, и в одну из ночей внезапным ударом, проделав танковыми тягачами пролом в бетонном заборе, выпустили вначале маневренную группу с танками, а затем и главные силы дивизии. Танки в те дни использовались как тягачи для растаскивания баррикад на улицах города. Теперь же они устремились на аэродром, расчищая магистраль для вхождения в город десантников, «прозябавших» на аэродроме. Подразделения дивизии имели задачу – отогнать от городка экстремистов и очистить от завалов и машин въезды в военный городок. Это было выполнено блестяще. Такую оценку я даю потому, что не было ни одной жертвы. Экстремисты сопротивления не оказывали – одни разбежались, другие, побросав (спрятав) оружие, затесались среди зевак, наблюдая за действиями солдат, разбиравших завалы.

В наведении порядка нам поспособствовало введение 19 января 1990 года чрезвычайного положения в Баку – согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР. На основании этого указа приказом коменданта особого района г. Баку генерал-лейтенантом В.С. Дубиняком в городе были введены особая структура управления (создано одиннадцать комендантских участков) и соответствующий режим, который определил ряд ограничений в жизни и деятельности населения. Запрещались собрания, митинги, шествия, демонстрации, забастовки; СМИ контролировались; запрещалось ношение оружия; с 23.00 до 6.00 закрывалось движение и т. д. Войскам и правоохранительным органам представлялось право контроля по многим вопросам.

Приказ коменданта на многих подействовал отрезвляюще. Но были и силы, которые продолжали раскачивать обстановку. По согласованию с руководством страны комендант города дал разрешение о проведении шествия в связи с похоронами погибших.

Хоронили более ста человек. Погибло же в столкновениях и чисто случайно от шальной пули около тридцати. Откуда же остальные? Руководители Народного фронта, желая накалить обстановку до предела, собрали в моргах города всех умерших в те дни и выдали их за погибших. Гнусно, но факт.

У Сальянских казарм, где произошло основное столкновение, погибло девять человек из числа тех, кто блокировал военный городок. Когда прекратилась стрельба, экстремисты собрали убитых и выложили их перед центральным КПП в один ряд – вот, мол, полюбуйтесь на свою «работу». Но у нас тоже погибло девять ребят и тридцать семь было ранено. Я приказал объявить об этом по громкоговорящей связи и потребовать всех убитых убрать и увезти в морг города. Вскоре это было выполнено.

Надо признать, что Народному фронту по причине слабой власти в Москве и в Баку удалось-таки спровоцировать беспорядки и, используя события в Нагорном Карабахе, подтолкнуть народ к выступлению на националистической почве. В результате погибли люди. А из организаторов никто не пострадал. Наиболее активные из них, например Панахов, выступили на митинге, который был организован на кладбище, и, естественно, во всем случившемся обвиняли власти. А потом многие из них и безнаказанно исчезли. Панахов убыл в Иран. Спрашивается, а почему же бездействовала наша служба государственной безопасности? Что стоит за этим – ее либерализм и дремучая беспечность или предательство? Или, может быть, нечто третье – действие в одной упражке? Почему Панахову позволили исчезнуть? И кто ответит за невинно погибших?