Неповторимое. Том 2

Попрощались. Все уселись так, чтобы мы видели их в окнах. Наблюдаю, что все они смеются и помахивают нам. Наверное, Кутахов еще раз прошелся по приятному запаху дымка.

Министр обороны улетел. Мы здесь же перекинулись несколькими фразами. Решили, что все прошло в основном благополучно, а сейчас надо ехать домой и отоспаться за все дни.

В округе были проведены итоговые занятия по боевой учебе за год. Поэтому я готовил большое установочное совещание, где намерен был разобрать все стороны жизни и быта округа. Оно включало в себя раздел итогов боевой и политической подготовки, состояние техники и вооружения, тыла, строительства. Особый раздел занимали воспитательная работа и состояние воинской дисциплины. Но результаты проведенных учений и указаний министра обороны были представлены обособленно, как наиболее важные. Здесь же проходили и мои принципы работы, и перспективные установки на ближайшие годы.

Совещание имело большое значение для жизни нашего округа. На него были приглашены все, до командира отдельного батальона, а из полка и бригады – командир, первый заместитель, начальник штаба и заместитель командира по политической части; из дивизии – командир и все заместители, в том числе начальник артиллерии дивизии. Армейские руководители были представлены всеми начальниками служб и выше. За несколько дней до совещания в войска были высланы все документы, которые я намеревался разбирать, имея в виду, что в выступлениях услышу необходимые предложения.

Фактически это было занятие. До перерыва я доложил все основные вопросы. После обеда все начальники занимались со своими подопечными, а я – с командирами полков, дивизий, бригад и командармами. А в заключение собрались все вместе и подвели итог работы.

Почему я особо подчеркиваю значимость этого совещания? Оно положило начало продвижению нашего округа. Разумеется, проводились и другие совещания, занятия и т. д. Но они только дополнили это основное. Конечно, в основе наших многолетних успехов был титанический бескорыстный труд офицеров округа. Это благодаря их отличной службе и умелому руководству Прикарпатский военный округ был отмечен в итоговом приказе за 1973 год. А уже начиная с 1974 и до 1979 года включительно, он постоянно был в числе лучших военных округов Вооруженных Сил, что отмечалось в приказах министра обороны. Добиться этого было не так-то просто.

Как уже говорилось в предыдущих главах, важнейшей предпосылкой повышения уровня боевой и политической подготовки, а также в целом боевой готовности войск округа было создание хороших условий жизни, быта и боевой учебы для солдат, сержантов, прапорщиков, офицеров и их семьей. Но как решить эту задачу, когда уровень ассигнования был для всех одинаков и пропорционален? И вот тогда, как уже сказано, я и пришел к выводу, что внебюджетные каналы финансирования округа могут быть не меньше, а даже больше того, что выделялось нам министром на год. Эти деньги с фондами мы получали за счет реализации военных городков частей Ракетных войск стратегического назначения крупным министерствам, имеющим большие деньги и нуждающимся в таких городках. Естественно, встречаясь с тем или иным министром, я рекламировал эти городки так, что министр приходил к выводу: с приобретением предлагаемого военного городка у него снимаются сразу многие проблемы.

Ракетчики, переходя на новые виды техники (на другие ракеты), видели, что переоборудование старых шахт вообще невозможно, а реконструкция существующих зданий, кроме жилых и бытовых, что составляло немалую сумму, обойдется значительно дороже, чем построить городок заново. Кроме того, ведь пока не поставлены новые ракеты, старые должны нести боевое дежурство. В итоге строились новые военные городки с новыми шахтами для новых ракет и, когда последние становились на боевое дежурство, старые аннулировались, а военные городки передавались военным округам на баланс. Для них это был настоящий хомут – городки надо было охранять и поддерживать в хорошем состоянии, иначе все разрушится. Лучший вариант – сбагрить их.

Да и для любого министерства это было спасением, тем более если военный городок располагался неподалеку от крупного центра, где у этого министерства имелся завод, работающий на последнем дыхании, поскольку не хватало производственных площадей. А здесь, вложив небольшую сумму, через полгода или год завод мог увеличить свой план в 1,5 раза, не потратив ни копейки на соцкультбыт. Разумеется, для округа надо было выложить солидную сумму, да еще и фонды под эту сумму. Все это оформлялось так, чтобы комар носа не подточил.

Значительные суммы округу перечислялись ежегодно главкомами видов Вооруженных Сил (в конце года они не осваивали крупные суммы денег, а я мог их реализовать) руководством Украины и всех десяти областей, на территории которых располагались войска округа. При этом многое мы получали, как говорится, натурой: кирпич, цемент, лес, столярку, металл, кабель, сантехнику, краски и т. д.

Думаю, излишне говорить, что все эти каналы у меня хранились в тайне. Единственно, кто был в курсе всех дел, – это первый заместитель командующего войсками округа генерал-полковник Николай Борисович Абашин. Это был фактически еще один заместитель командующего войсками округа по строительству. Точнее, он – первый, а генерал Дидковский – второй. Ближайшим соратником по этим вопросам у Абашина был полковник в отставке Григорий Иванович Мосейчук. Это самородок-строитель. В строительстве любого объекта он разбирался лучше, чем дважды дипломированный инженер. Но самое главное – он сам проектировал, составлял смету, добывал строительные материалы, находил рабочую силу, лично руководил стройкой и выполнял все с высоким качеством на уровне мировых стандартов и дизайна, а также в сказочно короткие сроки. Это был клад для округа. Поэтому я его всегда во всем поддерживал (как, естественно, и Абашина), выделял все, что он просил, и всячески оберегал от нападок, а таких охотников было предостаточно. Буквально за два года лицо нашего округа преобразилось и в последующем еще более совершенствовалось.

В судьбе и жизни Прикарпатского военного округа и личных судьбах людей большую роль сыграл целый ряд личностей. Я хотел бы остановиться на некоторых, а именно на тех, кого считаю незаурядными и кто сыграл в жизни округа прогрессивную роль. Не скрою, в этот же период были фигуры (и даже организации), которые оказали тяжелое регрессирующее влияние.

Андрей Антонович Гречко. То, что он был Маршалом Советского Союза, дважды Героем Советского Союза, министром обороны, – уже о многом говорит. Но отнюдь не эти регалии определяют личность этого человека. Гречко имел высокую подготовку (окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе и Военную академию Генерального штаба) и колоссальную практику – в годы Великой Отечественной войны командовал дивизией, корпусом, а с начала 1942 года и до конца войны – пятью армиями (12, 47, 18, 56 и 1-й гвардейской) и всегда блестяще справлялся с боевыми задачами. Но главное, конечно, – его природный дар, что ярко проявилось в его военной биографии, а также в его политической деятельности. Он был государственником до мозга костей. Обладал сильным чутьем на способных людей и умело подбирал кадры: заслуженных – уважал, молодых и способных – выдвигал (например, некоторых командующих армией ставил сразу на должность командующего войсками округа).

Что касается нашего Прикарпатского военного округа, то он видел и весьма ценил старание нашего офицерского коллектива сделать округ образцовым. Ведь были (есть и сейчас) военачальники, которые, хоть из кожи лезь, «не видят» усердия и стараний подчиненных. Иногда даже наоборот – относится предвзято, считает, что только он хорошо работает, а остальные или бездельники, или дураки. А это гасит все желания и стремление что-то сделать лучше. В итоге страдает дело. Но Гречко подталкивал к старанию. И делал это на редкость искусно. Например, Прикарпатскому военному округу никаких специальных благоприятных условий он не создавал, не давал, в сравнении с другими, больше денежных или материальных средств и т. д. Но ростки добрых начинаний поощрял, отмечал в своих приказах, каждый год говорил о них на подведении итогов боевой учебы. А разве может быть для нас, офицеров, выше награда, чем живое, доброе слово лично министра обороны?! И мы старались еще больше. И лично мне, как командующему войсками округа, он давал полную свободу действий, особенно в подготовке и проведении различных учений, создании и развитии инфраструктуры округа (особенно учебно-материальной базы), вообще в вопросах строительства. А на различные незначительные отклонения от существующих норм не обращал внимания, так как в принципе вопросы решались правильно и отвечали главной цели. Но, конечно, более всего мне дорого то, что Андрей Антонович, уверовав в меня, стал посвящать в свои сокровенные мысли. Он знал, что я об этом не поделюсь даже с самыми близкими. На такое доверие я мог ответить со своей стороны наивысшей степенью ответственности за все свои действия.

Несомненно, все это и многое другое, вместе взятое, позволило нашему Прикарпатскому военному округу быть в авангарде Вооруженных Сил СССР несколько лет подряд.

Владимир Васильевич Щербицкий. Этот человек вместе с председателем Совета Министров Украины Александром Павловичем Ляшко сделал для округа и меня лично тоже не меньше министра обороны, но в своей области. Являясь участником Великой Отечественной войны и будучи в молодости офицером Вооруженных Сил, Щербицкий, конечно, досконально знал жизнь военного и, как истинный государственный деятель, глубоко понимал роль и значение армии и флота для нашей страны. Поэтому делал все для того, чтобы создать благоприятные условия военным округам (а их было три плюс один пограничный) и Черноморскому флоту. В то же время он, естественно, вкладывал больше в тот округ, который мог освоить средств больше и эффективнее, да еще если при этом затрагивались и интересы республики. Построив непосредственно во Львове стрельбище международного класса в общем комплексе спортивного центра, мы, конечно, сделали благое дело для республики. Да и переустройство с благоустройством старых военных городков и строительство новых, с современным дизайном, тоже приветствовалось, так как это меняло весь облик соответствующих городов. Что касается отношения ко мне лично, то назову только три момента, которые сполна характеризуют Владимира Васильевича.

Первое – он фактически спас меня от исключения из КПСС (или, как минимум, от получения самого тяжелого партийного взыскания).

Второе – он явился инициатором присвоения мне высокого звания генерала армии.

И третье – он вел со мной наедине (иногда присутствовал Ляшко) такие откровенные беседы по государственному и партийному устройству, что могло быть только в условиях высокого доверия и полной конспирации. Приведу один небольшой фрагмент. Как-то, конечно, уже в разгар дискуссии по какой-то проблеме спрашиваю у Владимира Васильевича:

– Для чего нужна была Ленину партия? – И сам же отвечаю: – Для того, чтобы захватить власть и установить диктатуру пролетариата. Эта задача решена? Да, решена. Мало того, власть полностью перешла в руки трудящихся и антагонистических классов в стране не стало. Спрашивается: зачем же партия продолжает удерживать власть в своих руках, но декларируя при этом, что якобы власть в руках Советов?

– Валентин Иванович, я разделяю это мнение. Мало того, я хочу добавить, что все это в какой-то степени стало тормозом в управлении народным хозяйством, да и в социальной сфере, а также в целом во внутренней и внешней политике. Мне довелось побывать в положении председателя Совета Министров республики, а сейчас являюсь первым секретарем. Поэтому могу сопоставить функции высших партийных и советских органов. Я все это чувствую.

– У меня складывается такое представление, что Сталин по многим причинам не мог пересматривать сложившуюся систему партийно-государственного аппарата.

– Он не только не мог – ему нельзя было этого делать. Именно в той структуре, какая сложилась до и после войны, надо было максимально стабилизировать ситуацию с передвижением населения. Его особо беспокоило, что после войны резко обозначилась тенденция оттока крестьян в город, где жилось сравнительно легче. Именно поэтому (то есть для удержания крестьян на селе) Сталин вынужден был придерживать выдачу паспортов в сельской местности. Этим искусственно, к сожалению, создавались препятствия выезду в город. Он мог пойти и на другие меры во имя этой цели, и все это было бы оправдано.

– Владимир Васильевич, но ведь Хрущев-то мог уже пересмотреть систему управления?

– Разумеется. Это было самое удобное время и в историческом плане, и в научно-объективном. Однако он, ослепленный желанием отомстить Сталину, а также опьяненный неограниченной властью и открывающимися в связи с этим возможностями, решил увековечить себя, так сказать, «на сталинских руинах». Но эти руины фактически создал он сам. Удары Хрущева по народному хозяйству, образованию, армии дорого стоили народу. Одни эксперименты с созданием сельских и промышленных обкомов чего стоили. А что он сделал с травопольной системой земледелия академика Василия Робертовича Вильямса?! Ведь эту систему успешно использовали во многих странах мира. В ее основе были кормовые и полевые травопольные севообороты. Они сочетались с правильной обработкой почвы, умелым применением машин и удобрений. Создавались полезащитные лесные полосы. Вы помните, как Сталин ухватился за эти лесные полосы? Буквально за три-четыре года у нас везде по стране, особенно в европейской части, в центре, на юге, эта задача была решена, и они, эти полосы, и сейчас все еще имеют огромное значение. Но Хрущев лишь потому, что Сталин уделял принципиальное внимание травопольной системе, разрушил ее.

Кстати, почему-то Хрущеву приписывается идея выдачи паспортов сельскому населению. Это вздор. Фактически эту задачу начал решать уже Леонид Ильич. Что касается Украины, то мы уже завершили выдачу паспортов. А вот МТС разогнал по колхозам и заставил их платить за технику, чем и подорвал экономику сельхозартелей, все тот же Никита Сергеевич Хрущев. Все эти «художества» отбросили наше сельское хозяйство на многие годы назад. Вместо того чтобы пересмотреть правовые нормы выплаты за труд, налоги, продумать и ввести систему, которая стимулировала бы труд, Хрущев только разрушал.

Вспоминая этот и другие подобные разговоры, я невольно протягиваю нить Хрущев – Горбачев – Ельцин. Нить, соединяющую воедино не созидателей, а экспериментаторов – разрушителей и предателей. Только прочная государственная система, живучий социально-политический строй и невероятно терпеливый народ нашей страны не позволили им разрушить все полностью, до конца. Горбачев разрушал-разрушал, Ельцин десять лет разрушал, а все же добить державу никак не смогли. Израненная, истерзанная, она еще сопротивляется разрушителям, ворам и расхитителям.

Обычно, вспоминая о В.В. Щербицком, я всегда невольно вспоминал и Петра Мироновича Машерова – первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии. Мне не довелось служить в Белоруссии. Однако многие обстоятельства позволяют мне сделать вывод о прогрессивной направленности всей деятельности Петра Мироновича и его несомненном сходстве с Владимиром Васильевичем Щербицким. В сравнении с другими руководителями республик оба они выделялись своей самостоятельностью, независимостью, человечностью и доступностью. У них был ровный и последовательный подход к оценке событий и особенно лидера страны. Им были чужды самовозвеличивание в глазах своего народа и в то же время угодничество генсеку КПСС, чем особенно страдали многие руководители кавказских и среднеазиатских республик.

Взять, к примеру, Эдуарда Амвросиевича Шеварднадзе. Его, так сказать, трудовая деятельность началась в комсомоле. Уж не знаю, насколько он «горел» на работе, но доподлинно известно, что в 1940-е и начале 1950-х годов он, используя все свои способности и служебные возможности, восхвалял Сталина. Последнего не стало, пришел Хрущев – Эдуард Амвросиевич тут же с остервенением стал разоблачать культ Сталина. Став первым секретарем Ленинского Коммунистического Союза Молодежи Грузии, принимается на все лады восхвалять гениальность и неповторимость Хрущева. И тем самым добивается уже стабильного повышения в должности и перехода на чисто партийную работу. Хрущева сняли – он умело, а главное – оперативно поносит волюнтаризм Никиты Сергеевича, его ограниченность и одновременно вдохновенно расписывает «политический портрет» (в последние годы он обычно применял именно такие термины, описывая генсека) Л.И. Брежнева. Что это ему дало? Вначале – должность министра внутренних дел Грузии, а затем и первого секретаря ЦК Компартии этой республики. Подружился с соседом – таким же, как и он сам, держащим «нос по ветру» Горбачевым. Завидовал ему, что на Ставропольщину, а не в Грузию едут на отдых ежегодно главные «апостолы» КПСС – Суслов, Андропов, Громыко и другие. Как уже опытный аппаратчик, вычислил, что Горбачев сможет стать далеко не последним на партийном олимпе, переберется в Москву, следовательно, надо быть к нему поближе. И не ошибся в своих расчетах – Горбачев стал генсеком. Разумеется, все то, что было при Брежневе, предает забвению и на брежневский период вешает ярлык: «застой!» И сразу же оперативно, любовно «рисует» новый политический портрет «гениального» Горбачева.

Так вот, ни Щербицкий, ни Машеров были не способны на такое хамелеонство. Между ними и господином Шеварднадзе – «дистанция огромного размера», хоть они в Политбюро ЦК и были вместе. Что же касается лично Петра Мироновича, то действительно с любовью о нем говорила вся страна: Герой Великой Отечественной войны (это звание он получил за героическую борьбу с немецко-фашистскими захватчиками в Белоруссии во главе партизанского отряда), Герой Социалистического Труда (этим званием он был отмечен за выдающиеся успехи в развитии народного хозяйства Белоруссии, фактическим руководителем которого он являлся долгие годы). Его авторитет во всем Советском Союзе был чрезвычайно высок. Своим беспримерным и неповторимым вниманием и заботой о Белорусском военном округе он косвенно оказал нашему Прикарпатскому и другим военным округам огромную поддержку. Он был примером для других руководителей. И вообще он был удивительно чутким и внимательным ко всем военным. Однако один случай мне хотелось бы вспомнить особо.

Министр обороны Гречко в зиму с 1974 на 1975 год проводил крупные учения с двумя военными округами – Белорусским и Прикарпатским. Причем действовали они по разные стороны «баррикад». То есть были «противниками». Основные действия разворачивались на территории Белоруссии. Естественно, войска – это не голуби мира. Иногда развернутся подобно слону в посудной лавке. Но к армии никогда не было не только никаких претензий или жалоб, а даже наоборот – благодарили, что именно на белорусской земле прошли эти маневры. Петр Миронович Машеров, несомненно, уникальная личность. О Леониде Ильиче Брежневе уже было сказано достаточно. Но в данном случае, когда идет речь о влиянии этой личности на Прикарпатский военный округ, то, конечно, нельзя не привести еще ряд конкретных примеров.

Конечно, в первую очередь это факт пребывания Брежнева в должности начальника Политического управления Прикарпатского военного округа. Для нас это было и почетно, и ответственно. Мы вправе были считать, что пусть по духу, но у нас есть «родственные» связи с Генеральным секретарем, и максимально использовали это обстоятельство в воспитательной работе с личным составом. В окружном и во всех музеях дивизий округа, в комнатах боевой славы, во всех Ленинских комнатах непременно имелись материалы по истории округа. Были представлены портреты всех, кто командовал нашим округом, перечислялись также начальники штаба и начальники Политуправления – члены Военного совета. Среди них был, конечно, и Леонид Ильич.

Но для нас было важно и другое. Начиная с 1970-х годов Брежнев, как правило, ездил поездом, если вопросы решались в границах страны и Европы. Например, за время моей службы в ПрикВО он несколько раз ездил на съезды, конференции, совещания в Венгрию и Чехословакию. Путь проходил через Львов и станцию Чоп, где колеса вагонов заменяли и переводили на узкую европейскую колею. И каждый раз Леонид Ильич выходил из вагона и длительное время прохаживался с руководством соответствующей области по перрону. Всегда шла живая непринужденная беседа на различные темы, но в первую очередь она касалась воспоминаний военных лет (а Брежнев в этих краях воевал) или насущных проблем сегодняшнего дня, в том числе чисто житейских, бытовых тем. Конечно, содержание беседы на первые две темы мы непременно использовали в своей работе, доводя до офицеров, а через них – до солдат, широко раскрывая эти вопросы и в окружной газете. Ну а доверительные разговоры оставались с нами. Некоторые из них сейчас можно и проиллюстрировать.

Как-то в одну из поездок Леонид Ильич сделал остановку во Львове. А перед этим он останавливался в Киеве, где взял в свою делегацию Владимира Васильевича Щербицкого. Во Львове на вокзал встречать генсека приехали члены бюро обкома КПСС во главе с первым секретарем Виктором Федоровичем Добриком. Командующий войсками округа, являясь членом бюро обкома, а также по своему служебному положению (генсек был и Верховным главнокомандующим Вооруженными Силами), обязан был присутствовать на встрече. Поэтому в составе группы встречающих был и я. Кстати, членов бюро было всего четверо и три сотрудника аппарата обкома. Добрик, видимо, прихватил для решения внезапно возникающих вопросов.

Перрон был безлюден, поскольку проходящих поездов в это время не было. Подошел поезд с Брежневым. Нас поставили именно там, где остановится его вагон. Открылась дверь, по ступенькам спустился проводник, а за ним, с приветливой улыбкой, – Леонид Ильич. На перроне в центре полукруга встречающих стоял В.Ф. Добрик – как раз против Л.И. Брежнева. Каково же было наше изумление, когда Генеральный секретарь, сойдя по ступенькам вагона, с возгласом: «Фима, и ты здесь?!» – сгреб в охапку небольшого росточка работника аппарата обкома по фамилии Айзон. И, тиская его, пояснил: