Сказание о Проклятой Обители

Рассталась она с купцами на развилке, когда по левую руку на холме возвышался замок, а по правую, вниз с холма, бежала широкая дорога к городу. Спрыгнув со скрипучей телеги и едва не вскрикнув от боли, – до того затекли ноги, – Астейн коротко простилась с купцами, вежливо пообещав заглянуть на подворье, и направилась в сторону замка.

Дорогу развезло после дождя, и девушка, взбираясь на холм, то и дело пыталась растянуться в жирной, блестящей в розовом свете заката, грязи. По обе стороны тянулись полуземлянки, предназначенные для замковых людей. Над некоторыми вился сизый дымок, но большинство казались нежилыми. Обитатели землянок попадались редко, в основном женщины с усталыми серыми лицами и трясущиеся старухи. Они провожали незнакомку долгими подозрительными взглядами, от которых по спине бежали мурашки. Растущая тревога, заставила ускорить движение.

Так в год 985 от воплощения Всеблагой Девы-Матери, в час, когда Око коснулось верхушек сосен, девица двадцати лет от роду стоя перед закрытыми воротами с недоумением взирала на серую громаду замка Рогельтен. Впервые приходилось ей видеть строение столь могучее. Возведенный во времена не слишком давние по приказу Анлауда I, намеревавшегося использовать его для наступления на земли южных нордеров, замок был еще более укреплен уже после первых крупных побед над строптивыми северянами. Рогельтен защищал земляной вал, за которым скрывались глубокий ров и прочные стены. Мощная круглая оборонительная башня внимательно надзирала за окрестностями. За ней же, словно младшая сестра, высилась башня квадратная, – жилая, – увенчанная тонким шпилем.

После теплого дерева усадьбы, Астейн была уверена, что эта холодная каменная громада для жизни непригодна, но от врагов суровые стены и башни замка, безусловно, должны защищать лучше стен деревянных.

К замку вели два подъемных моста, перекинутых через ров, – один к широким закрытым воротам, обитым листами темного железа, а второй – к узкому арочному проходу, через который мог протиснуться лишь один человек. Долго бы еще в растерянности девушка созерцала ворота, не зная, куда же идти, если бы сверху, из надвратной башенки, не раздался зычный надтреснутый голос:

– Эй, красавица, просто поглазеть пришла или надо чего?

Большерукая да большеногая, красавицей дочь Ингвальда себя с роду не считала, а потому сразу и не поняла, – видимо от усталости, – не то на ехидный тон обидеться, не то нежданному комплементу порадоваться. С детства она не любила терпеть издевки, но вступать в пререкания с невидимым собеседником в тот раз совершенно не хотела. Оттого не состязаясь в остроумии, просто выразила желание увидеть графиню Ингерн.

– И зачем же она тебе понадобилась? – продолжал насмешничать невидимка, явно не собираясь пускать путешественницу.

– А тебе для дела или просто любопытный такой? – не удержалась Астейн.

В баше послышался хриплый смешок, приглушенные сердитые голоса, а потом все тот же невидимка сердито сообщил:

– Возвращалась бы ты, красавица, в город: ночь уж скоро, а края у нас не спокойные. Хотя, можешь и перед воротами заночевать – все развлечение.

Прекрасно понимая, что он не шутит, девушка придушила гордость – перспектива провести ночь под открытым небом ничуть не радовала, – и ровным голосом проговорила:

– Меня зовут Астейн, дочь Ингвальда, племянница графини Ингерн, иду из разоренной обители Святой Хранительницы Итенель.

И не надеясь на результат, была приятно удивлена, когда через непродолжительную паузу ей почти вежливо было сказано:

– Так проходи, Астейн, дочь Ингвальда, чего встала. Куда пошла?! В боковой проход иди, не ворота же открывать – вроде ты не телега.

Она протиснулась через узкую арку и оказалась перед огромной круглой башней, мрачной и уродливой. Серым троллем она высилась над хозяйственными постройками.

– Я послал за графиней. Сейчас про тебя скажут, – вывел уставшую путницу из глубокой задумчивости давешний голос, обладателем которого оказался низенький, крепко сбитый мужичонка неопределенного возраста с мясистым красным носом.

Его маленькие хитрые глаза изучали ее с превеликим любопытством. Отвесив насмешливый поклон, он представился Вигбертом. Внутренний голос подсказывал Астейн, что с этим человеком друзьями они не станут.

– Нашел во мне что-то особенное? – поинтересовалась она.

– Да как не найти: не каждый день к нам приходит чумазая девица, почитающая себя телегой, от которой несет конским потом так, что мухи на лету дохнут.

– Я же не пешком шла! – задохнулась девушка от наглости, и зачем-то пустилась в объяснения, но замолчала, увидев на изъеденном оспинами лице издевательскую ухмылку.

От дальнейших пререканий избавило появление родственников. Откуда-то, видимо из второго внутреннего двора, к Астейн спешила высокая светловолосая женщина: то была графиня Ингерн. Она быстро оправилась от изумления, узнав, что ее племянница стоит во дворе замка.

Однако, не графиня первая заключила дочь Ингвальда в объятия: что-то яркое и громко кричащее обогнало хозяйку Рогельтена, едва не оттолкнув, налетело и попыталось задушить. Девушке потребовалось время, чтобы признать в визжащем существе кузину Урсулу, сильно похорошевшую с тех пор, как последний раз они виделись в Норхейме. Более других Астейн была рада видеть именно троюродную сестру, но кто бы мог подумать, что она окажется столь красива! Два слоя ткани, – зеленая и синяя, – удивительным образом оттеняли нежность кожи, золото густых локонов и подчеркивали изумрудное сияние глаз. Узкое глухое платье, призванное скрывать тело, ленточной шнуровкой и узорчатой каймой наоборот, подчеркивало его тонкость и грацию. Когда девушки обнимались, и пальцы Астейн ощутили нежный шелк, зависть шевельнулась в глухих закоулках души.

– Урсула, ты ведешь себя неприлично! – графиня Ингерн попыталась привести дочь в чувства. Потом посмотрела на племянницу долгим изучающим взглядом, едва заметно улыбнулась, и тихо проговорила: – Астейн, как ты уже поняла, мы рады видеть тебя. Только что за странный вид? И где Ингвальд? Он не извещал о своем визите!

Кратко и сбивчиво Астейн поведала о событиях в обители Святой Хранительницы Итенель, повергнув родственников в ужас. О гибели обители они уже знали от заезжих купцов, но кто мог предположить, что там окажется дочь Ингвальда!

Урсула крепко сжимала руку кузины, словно боясь, что та исчезнет. Вопросы верткими ящерицами рвались на язык, отталкивая друг друга:

– Как тебе удалось вырваться? Это ужасно! Они всех убили? Как же ты смогла добраться? Так ты еще не стала монахиней?

– Умолкни. Не заставляй Астейн жалеть, что ее не зарезали в обители, – сказала графиня, и Урсула подавилась очередным вопросом.

За спиной Ингерн появились ее сыновья – белокурый стройный Конрад и совсем еще юный Рауд, которого до сей поры Астейн не знала. Он был еще слишком мал, чтобы принимать участие в торговых операциях Эрхарда Смелого, когда семьи встречались в Хонгарде и Норхейме. Они встали чуть поодаль и сдержанно, как положено мужчинам, улыбались, снисходительно глядя на щебечущую сестру.

– Отец будет рад увидеть тебя после стольких лет. – Конрад, молодой человек двадцати одного года, пытался сохранять взрослую серьезность, соответствующую рыцарю и наследнику замка, но губы подрагивали и складывались в предательскую улыбку.

Это были далеко не все, кто встретил бездомную скиталицу во дворе. Чуть поодаль, держась за руки, стояли две златовласые копии Урсулы, лет десяти не более, – младшие сестренки-близняшки, Адальгис и Фархильд. Графиня оказалась весьма плодовита и рожала своему мужу на редкость крепких и здоровых детей. Будто бы духи предков кружили над головами отпрысков Эрхарда и его дражайшей супруги, отгоняя бесчисленные хвори и коварных демонов, увы, слишком часто воровавших души младенцев у менее удачливых родителей.

Молчаливыми стражами за детьми возвышались две девушки. Скромные коричневые платья выдавали служанок. Одна крупная, розовощекая и пышногрудая, настоящая деревенская красавица. А вот вторая… Ее тоже можно было бы назвать красивой, только красота эта отличалась странной болезненностью. Бледная, почти прозрачная, словно призрак с серебристыми волосами, она внимательно вглядывалась в незваную гостью.

Сердце Астейн сжалось и заныло: злая насмешка черной искрой мелькнула в глазах бледной служанки. Мелькнула, и тут же угасла, будто убоялась собственной дерзости.

С дядюшкой, графом Эрхардом, Астейн увиделась уже в зале огромной жилой башни, куда проводил кузину Конрад. Несложно было догадаться, что сумрачное помещение с гербами и огромным очагом предназначено для трапез. Тетя Ингерн и Урсула поспешили дать распоряжения прислуге на счет гостьи.

Дядя остался таким, каким она его запомнила: суровый пронзительный взгляд холодных серо-стальных глаз, густые брови, высокий лоб, тяжелая нижняя челюсть. В нем было много от хищника, готового в любую минуту броситься на свою добычу.

Поймав на себе его пристальный взгляд, Астейн похолодела. Нет, это исключено – он ничего не мог знать. Ингвальд бы ни за что не стал рассказывать, за что он проклял дочь.

Граф Эрхард поднялся из-за стола и направился к племяннице.

– Здравствуй, Астейн! Вот уж удивила, так удивила!

Девушка на мгновение задохнулась в жарких медвежьих объятиях. После голоса дяди любой другой голос показался бы мышиным писком. А уж свой собственный она вообще едва слышала и узнавала, ибо говорить не дыша была не обучена. Острожный шаг назад позволил избавиться от навязчивого острого запаха зверя и восстановить дыхание.

Громкий шум внезапно заполнил гулкое помещение, заставив девушку вздрогнуть, а графа сурово нахмуриться.

– Кто тут новая родственница? – раздался скрипучий старческий голос. – Покажите мне ее немедленно!

В зал вкатилась маленькая бойкая старушка, а вслед за ней заметно побледневшая Ингерн и едва сдерживающая смех Урсула. У Астейн создалось впечатление, что графиня пытается отловить пожилую даму и вернуть туда, откуда та явилась.

– Это Ута Ренсбургская, моя тетка, – быстро пояснил граф, пока старушка бодро пересекала обширное пространство зала. – Она рано лишилась мужа, мы не могли ее оставить… Но ведь семья должна держаться вместе и помогать друг другу в трудную минуту, не так ли тетушка?

Ута Ренсбургская бросила на графа насмешливый взгляд:

– Мой племянник никогда не забывает напомнить о безмерной доброте, проявленной к несчастной вдове. Милый Эрхард, я беспрестанно возношу молитвы о твоем здоровье! А ты, стало быть, наша новая родственница.

У старушки оказался живой пытливый взгляд и весьма цепкие пальчики, которыми она принялась зачем-то пощипывать и вертеть изумленную гостью.

– Мы здесь, в глуши, понемногу дичаем, – извиняющимся тоном проговорила подошедшая графиня Ингерн. – Тетушка, возможно жареные куропатки смогут заинтересовать тебя не меньше Астейн, да и ей не мешает подкрепиться.

Напряжение между Ингерн и Утой не могло не броситься в глаза, но бесприютной страннице удалось сделать вид, будто пережитые несчастья привели к полной потере слуха и зрения.

* * *

Как оказалось, явилась Астейн прямиком к вечерней трапезе. В зал уже занесли длинные столы. Статные девушки под началом среброкудрой молчаливой служанки со странным именем Айне разбрасывали по полу душистые травы и яркие осенние цветы. Потекли дразнящие ароматы меда, кислого вина, ржаного хлеба и жареного мяса. Граф что-то шепнул молодому курносому дружиннику. Тот важно кивнул, и через пару мгновений на столе появились глиняные кувшины.