Слово. Словарь. Словесность: к 250-летию со дня рождения Ивана Андреевича Крылова. Сборник научных статей

Там, где в басне нет отрицательных предложений в указанных функциях, эти значения выражаются косвенно. В исследованиях, посвященных отрицанию, о нем говорится как о концепте, который «не имеет реальных соответствий в окружающем мире, т. е. относится к числу абстрактных ментальных образований» [Болдырев 2011: 6]. Основными характеристиками отрицания являются «отсутствие, несоответствие, отрицательные оценки и отрицательная коммуникативная реакция» [Там же: 10]. И что важно для интерпретации наших примеров – требует выводного знания «для формирования необходимого смысла» [Там же: 8], то есть речь идёт об указании на отсутствие чего-либо или несоответствии чему-либо на фоне определённого стереотипного знания.

О подобных явлениях говорят также как о модальности странного, понимаемой как «отношение модального субъекта к объекту как к странному, не отвечающему стереотипу» [Пушкарёва 1998].

Поведение мартышки в басне «Мартышка и очки» характеризуется активными действиями: то их на хвост нанижет, то их понюхает, то их полижет, но эти действия представляют собой нарушение стереотипа поведения в обращении с очками (несоответствие) и приводят мартышку в состояние раздражения: мартышка тут с досады и печали о камень так хватила их… В басне «Ворона и лисица» отрицательный смысл закрепляется за словами лисы, выражающими отчетливо положительные признаки: какие пёрышки, какой носок и, верно, ангельский быть должен голосок, что также нарушает стереотип представления о вороне.

Таким образом, в указанных контекстах мы имеем дело с косвенным отрицанием: в первом случае с бессмысленным поступком как отрицанием стереотипного поведения в обращении с предметом, во втором – с лестью, которая сосредоточена на приписывании качеств, в реальности отсутствующих.

Итак, мораль в басне представлена в виде указания на существование выработанных в обществе норм оценок и поведения, нарушение которых ведет к нежелательным результатам, к осуждению субъекта такого поведения или его осмеянию.

В словарях мораль определяется как «этическое содержание произведения, его вывод, итог, содержащий совет читателю поступать тем или иным образом или афористическое суждение». В лингвистическом аспекте речь идет о презумпциях, то есть о некоторых устойчивых ментально-гносеологических категориях (аксиомах) обыденного сознания, «сквозь призму которых оцениваются те или иные фрагменты действительности и на основе которых формируются соответствующие «картины мира» [Голев 2019: 22], рассматриваемые в качестве модального плана метаязыковой картины мира.

Литература

Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. Оценка. Событие. Факт /отв. ред. акад. Г. В. Степанов. М.: «Наука». 1988.

Болдырев Н. Н. Концептуализация функции отрицания как основа формирования категории // Вопросы когнитивной лингвистики. 2011, №1 (026). С. 5 – 14.

Выготский Л. С. Психология искусства. 3-е изд. М.: Искусство. 1986.

Гак В. Г. Литературные варианты и особенности национальной культуры (Лафонтен и Крылов) // Филологические науки, 1996, №3.

Голев Н. Д. Аксиологические презумпции русского обыденного метаязыкового сознания// Аксиологические аспекты современных филологических исследований: тез. докл. Междунар. науч. конф. (УрФУ, 15—17 октября 2019 г.) / Отв. ред. Н. А. Купина. Екатеринбург: Издательский дом «Ажур», 2019. С.22—23

Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. Басни И. А. Крылова: цитаты, литературные образы, крылатые выражения. Справочник. Изд.: Центрполиграф, 2017.

Падучева Е. В. Отрицание //Лингвистический энциклопедический словарь /Главн. ред. В. Н. Ярцева. М.: Советская энциклопедия.1990. С. 354—355.

Падучева Е. В. Русское отрицательное предложение. М., 2013.

Полуянова Л. Н. Лингвостилистические особенности текста басни: На материале англоязычной литературной басни: автореф. дисс. … канд. филол. наук. М., 2001

Пушина Л. А. Силлептическое употребление лексики в баснях Ж. Лафонтена и И. А. Крылова // Вестник Удмуртского университета. История и филология. 2012. Вып. 2. С. 135—140.

Пушкарева О. В. Модальность странного: взгляд сквозь призму авторского сознания А. С. Пушкина: автореф. дисс… канд. филол. наук. Екатеринбург, 1998.

Милославский И. Г.

«Власть» в баснях Крылова и в современном дискурсе

I

Один грибоедовский персонаж откровенничает:

«Если бы меж нами был цензором назначен я, на басни бы налег. Ох, басни – смерть моя… Насмешки вечные над львами, над орлами. Кто что ни говори, хоть и животные, а все-таки цари!»

В баснях И. А. Крылова власть обычно олицетворяется львом. Главная черта этого льва – безмерная алчность, удовлетворяемая благодаря большей, чем у других, физической силе.

Собака, Лев да Волк с Лисой
В соседстве как-то жили,
И вот какой
Между собой
Они завет все положили:
Чтоб им зверей сообща ловить,
И что наловится, все поровну делить.
Не знаю, как и чем, а знаю, что сначала
Лиса оленя поимала
И шлет к товарищам послов,
Чтоб шли делить счастливый лов:
Добыча, право, недурная!
Пришли, пришел и Лев; он, когти разминая
И озираючи товарищей кругом,
Дележ располагает
И говорит: «Мы, братцы, вчетвером. —
И начетверо он оленя раздирает. —
Теперь давай делить! Смотрите же, друзья;
Вот эта часть моя
По договору;
Вот эта мне, как Льву, принадлежит без спору;
Вот эта мне за то, что всех сильнее я;
А к этой чуть из вас лишь лапу кто протянет,
Тот с места жив не встанет» («Лев на ловле»).

Обладая большей, чем у других, физической силой, крыловский лев весьма глуп. И в результате он часто оказывается жертвой обмана. Например, тогда, когда «от жалоб на судей, на сильных и на богачей Лев, вышед из терпенья, пустился сам свои осматривать владенья» и стал расспрашивать Мужика, представившегося старостой над жителями воды: «Ну, как они живут? Богат ли здешний край?» Услышав в ответ: «Великий государь! Здесь не житье им – рай. Богам о том мы только и молились, чтоб дни твои бесценные продлились», Лев обратил внимание на сковородку, на которой Мужик поджаривал выловленных им рыб («Бедняжки прыгали от жару, кто как мог; всяк, видя свой конец, метался») и спросил: «Так отчего ж они хвостами так и головами машут?«И услышал в ответ: «О, мудрый царь! Оне от радости, тебя увидя, пляшут». После чего, вполне удовлетворенный, Лев отправился в дальнейший путь («Рыбья пляска»).

При этом глупость Льва может оборачиваться даже и трагической для него стороной. Так Мужику без труда удается поймать Льва в те самые сети, под которые сам Мужик легко поднырнул, но Лев, который «подныривать под сети не учился, в сеть ударился, но сети не прошиб, но в ней запутался». Все это дает автору право на обобщение: «Быть сильным хорошо, быть умным лучше вдвое» и «Сила без ума сокровище плохое» («Лев и человек»).

В басне «Лев, серна и лиса» царь зверей, увидев, что преследуемая им серна «над пропастью легко перемахнула и стала супротив на каменной скале, … бросился со всех четырех ног; однако ж пропасти перескочить не мог: стремглав слетел и до смерти убился». В обеих баснях Лев явно переоценивает свои способности. Не последнюю роль в провоцировании этой неадекватности львиной самооценки своих реальных способностей играет лесть. Ею мастерски владеет Лиса, что общеизвестно по басне «Ворона и лисица», но оказывается, что глупость, гарантирующая успех этого приема, в полной мере присутствует не только у самой что ни на есть обыкновенной птицы, но и у царя зверей.

Глупая, безгранично алчная, власть, однако, в защите своих корыстных интересов бывает весьма хитрой и изворотливой. Именно так проявляет себя старый Лев, которому «уж жесткая постеля надоела» и который просит«своих бояр, медведей и волков, пушистых и косматых, шерсти пособрать, чтобы не на голых камнях спать, при этом не тягча ни бедных, ни богатых». В результате близкие друзья Льва «оленей, серн, коз, ланей дочиста обрили, а сами вдвое хоть богаче шерстью были – не поступилися своим и волоском, напротив, всяк из них, кто близко тут случился, из той же дани поживился – и на зиму себе запасся тюфяком». И лиса-прокурор из басни «Щука», та самая, которой Щука снабжала рыбный стол, перед лицом злодеяний Щуки требует для нее самой жестокой казни: «Повесить мало: я бы ей казнь определила, какой не видано у нас и на веку… так утопить ее в реку» («Щука»).

Власть, олицетворяемая Львом, алчна и хищна не совсем так, как оголтелый волк, она и глупа не так постоянно и непроходимо, как осел. Она старается делать вид, что уважает законы и приличия и, когда затронуты ее интересы, проявляет иногда даже изобретательность и находчивость. Отличный тому пример басня«Пестрые овцы», где рассказывается, что Лев «пестрых не взлюбил овец» так что, «видя пеструю овцу, он всякий раз глазами целый день страдает и что придет ему совсем лишиться глаз и как такой беде помочь, он совсем не знает». Обсудив это с Медведем и Лисой, Лев отвергает предложение Медведя «овец передушить» и следует совету Лисы: «а так как в пастухах у нас здесь недостаток, то прикажи овец волкам пасти… и род их сам собой переведется, а между тем пускай блаженствуют оне; и что б ни сделалось, ты будешь в стороне». Автор заключает: «Какие ж у зверей пошли на это толки? – Что Лев бы и хорош, да все злодеи волки». Короче говоря, по Крылову, не следует наивно полагать, что «царь-то хороший, да бояре плохие», напротив, власть – это организованная иерархизированная группа со своими общими чертами: наглым презрением к справедливости, непомерной алчностью и хитрой изворотливостью в делах, касающихся собственной выгоды. Другое подтверждение этой мысли – крыловский мем «там, где пастух дурак, там и собаки дуры».

В басне «Мор зверей» речь идет об ужасном море, воцарившемся в животном царстве. Лев призывает наиболее грешного принести себя в жертву, чтобы смягчить гнев богов, и сам признается в грехе: «Неправ и я! Овечек бедненьких – за что? – совсем безвинных дирал бесчинно; А иногда – кто без греха? случалось драл и пастуха». Со Львом вступает в спор лиса: «поверь, что это честь большая для овец, когда ты их изволишь кушать: а что до пастухов, то все здесь бьем челом – их чаще так учить – им это поделом».

Также были признаны безгрешными «медведь, и тигр, и волки в свой черед», а на костер был принесен вол, признавшийся, что «у попа он клок сенца стянул». Автор заканчивает: «Кто посмирней, так тот и виноват». Властные и сильные никогда не признаются в своих злодеяниях и не несут за них ответственности. Все эти вариации на тему волка и ягненка, т. е. о том, что «у сильного всегда бессильный виноват». О том же и в басне «Лев и барс»: «Судиться по правам – не тот у них был нрав; да сильные ж в правах бывают часто слепы. У них на это свой устав: кто одолеет, тот и прав». А в басне «Крестьяне и река» автор прямо говорит о силе коррупционных связей: «На младших не найдешь себе управы там, где делятся они со старшим пополам». Однако существующее положение дел объясняется, по Крылову, не только физической силой, на которую опирается власть, но тем, что сами подвластные сакрализируют власть. Об этом басня: «Лев и лисица», где лиса, впервые увидев Льва, «со страстей осталась чуть жива», но когда опять «ей Лев попался, но уж не так ей страшен показался… А в третий раз потом Лиса и в разговор пустилась с Львом». А в басне «Лев и комар» рассказывается, «как больно Лев за спесь наказан комаром», ибо «мстят сильно иногда бессильные враги». О том же басня «Лев и мышь».

Впрочем самой важной басней на тему отношений между властью и подвластными выступает басня «Конь и Всадник». Рассказ начинается так: «Какой-то всадник так Коня себе нашколил, что делал из него все, что изволил, не шевеля почти и поводов, конь слушался его лишь слов». Однако когда Всадник снял с Коня узду, произошли ужасные события, о которых в конце басни говорится так: «Тут в горести Седок „Мой бедный конь – сказал – я стал виною твоей беды! Когда бы я не снял с тебя узды, – управил бы, наверно, я тобою и ты бы ни меня не сшиб, ни смертью б сам столь жалкой не погиб“». Баснописец резюмирует: «… Как ни приманчива свобода, но для народа не меньше гибельна она, когда разумная ей мера не дана». Право же, звучит почти так, как на российском ТВ в XXI веке? Однако есть и важные отличия…

II

О концепте «власть» в русском языке существует (как и многих других концептах) огромная литература, относящаяся в основном к рубежу нынешнего и прошлого века. Среди характеристик этого концепта на одном из первых мест (если не на первом) мудрая и дальновидная, грандиозная и всепроникающая, ответственная и самоотверженная, кипучая и неустанная деятельность во благо народа, страны и существующих порядков. Ничего похожего в крыловском дискурсе обнаружить не удалось, кроме, может быть, лицемерных заявлений со стороны самой власти.

В силу этого фундаментального различия и культивируемая властью несправедливость, опирающаяся на насилие, одинаково присущая и крыловскому, и современному дискурсу, выглядит в этих двух ипостасях совершенно по-разному. Как еще существующие отдельные частные недостатки (проявления) в современном дискурсе (В семье не без урода, нет правил без исключений, надо за деревьями видеть лес и т. д. и т.п.). И как имманентные сущностные признаки любой власти вообще – у Крылова.

Можно утверждать, что современный дискурс весьма серьезно обогатился едва ли известными Крылову точными именованиями и мемами для проявлений, характеризующих действия власти: к бессмертной взятке можно добавить еще откат, делиться надо, беспредел, оборотни в погонах, занос и др. Особого внимания заслуживает слово силовики (видимо, pluralia tantum, для обозначения нерасчлененного множества, хотя и не обозначающего вещество). Это слово, как кажется, обладает теми же лексико-грамматическими свойствами, что и отбросы или сливки (общества).

Уклонюсь от обсуждения вопросов о том, «поспевает ли язык за жизнью» или «становится более точным в обозначении явлений жизни». Однако хочу заметить, что высокая частотность в современном русском языке слова силовики несомненно отражает и значительно возросшую роль соответствующих структур и лиц в обществе, и ослабление табу на их прямое упоминание.