Вызов

– Славка, а чё, ты не прогонишь, если я вместе с тобой попарюсь? Люблю баньку, а топим только по субботам, а тут чё будет жар пропадать.

– Заходи, Матвеич, мне не жалко, парься.

Матвеич зашёл в предбанник, быстро скинул портки и сел на лавку, развесив, как на смотринах, обессиленные прежними трудовыми годами свои реликвии почти до пола. Оглядев такой неприкрытый натурализм изношенного срама этого бывшего шатуна, Ярослав поднялся с лавки.

– Ну что Матвеич расселся, пойдём в парилку, а то застудишь своё хозяйство.

– Ай, Славка, теперь хоть береги этого ветерана труда, хоть не береги, всё равно к делу не пристроишь, – посажалел Матвеич и двинулся следом за Ярославом в парилку.

– Ложись, Матвеич, на полок я тебя попарю.

Матвеич забрался и лёг на горячие доски. Ярослав взял веник и стал хлестать его по спине и по богам, Матвеич только кряхтел от удовольствия. Напарив соседа от души, Ярослав окатил его холодной водой. Матвеич поднялся, слез с полка и сел на нижнюю ступеньку.

– Ну, спасибо тебе, Славик, уважил старика. Прямо, как заново родился.

– Я тоже баню люблю, Матвеич, городская баня совсем не то, что деревенская. Тут дух живой, лёгкий.

Посидели, отдохнули, выпили холодного кваску, который принесла Дарья Агафоновна, пока они парились. После бани Ярослав пошёл к соседу. Мать Матвеича накрывала на стол, там уже стояла запотевшая бутылочка беленькой, её вид взбодрил Матвеича, он потёр руки в предвкушении и быстро пристроился к столу, подвинув табуретку и для Ярослава.

– Проходи, Ярик, садись к столу, – пригласила старушка.

Пока Матвеич открывал бутылку и разливал водку по рюмкам, Ярослав выкладывал на стол мясные и рыбные копчёности, зефир, шоколад и три бутылки пива. Пили, ели с аппетитом и вели беседу. Наполнив мелкие посудинки, как на взгляд Матвеича, так надо было стаканы поставить, он произнёс тост:

– Ну, будем! За приезд! – быстро проговорив, Матвеич тут же опрокинул в себя водку.

Выпили по одной, закусили картошечкой с грибочками, похрустели огурчиками. Матвеич, не откладывая в долгий ящик, тут же налил по второй. Старушка нахмурилась, но промолчала.

– Когда женишься, Ярик? – поинтересовалась старушка.

– Невесты пока нет, не выбрал.

– Выберешь. Такому видному парню, да красавцу, каких поискать, холостым девки не дадут долго гулять. А помнишь, что ты ответил отцу, когда он тебя однажды спросил: «Кем ты хочешь стать, Ярик?»

– Не помню. А что я ответил?

– Ты сказал, что хочешь стать отцом, – хмыкнула старушка.

– А, что, нормальная мечта, да и процесс увлекательный, – Ярослав захохотал.

Матвеич, прежде чем наполнить в очередной раз рюмки, не забывал хитрым глазом глянуть на Дарью Агафоновну, она строга была в отношении выпивки, у неё не забалуешь и поэтому Матвеич старался как можно быстрее наполнить рюмки, ведь назад в бутылку она не заставит выливать водку. Снова выпили и закусили. Стали вспоминать прежние времена, когда и картошка была вкуснее и грибов в лесах немерено и трава зеленее была. Матвеич снова стал наливать в рюмки, а Дарья Агафоновна строго посмотрев на сына, сказала:

– Ты бы, Лёнька, не частил так! Тебе ещё скотину обиходить надобно.

– Да мне три рюмки, что слону дробина. Наша ребристо-скаковая коровка выдюжит, если я её чуть позже покормлю. За нас! – произнёс он тост и глыть-глыть-глыть, быстро опустошил свою рюмку и не успел её поставить, как хрясь и Леонид Матвеич тут же крепко получил ложкой по лбу.

– Мама, чё сразу драться-то?

– А это чтобы ты не говорил так про нашу кормилицу.

– Так я же любя.

– И я тоже.

– Вот представляешь, Славка, мужику за полста лет, а его всё ещё мать воспитывает.

– Матвеич, ты должен день и ночь благодарить бога, что мать с тобой рядом и дай бог ей здоровья, пусть и дальше воспитывает.

– Это да! Это ты, брат, прав. Мама! Только не надо меня ложкой по лбу! Я же тебе не пацан.

– А как тебя можно? Оглоблей? Так мне уже не под силу её поднять.

Ярослав громко заржал, глядя на обиженного Матвеича. А Дарья Агафоновна взяла со стола бутылку с оставшейся водкой и пошла в сени, прятать. Перешли к чаю с пирогами. Пироги у Дарьи Агафоновны всегда были отменные, наверное, она слово волшебное знает.

– Варенье накладывай, Ярик. Не жалей этого добра, мы тут вареньем богатые!

Матвеич хмыкнул и покачал головой.

– Мама села на своего конька. Понесло её.

– Не любо не слушай, а врать не мешай, – старушка посмотрела на сына. – Я ведь не хвастаю, Ярик, так оно и есть: всего-то нам хватает. Как в Писании сказано? Рука дающего не оскудеет, вот и помогаем иногда старикам, ежли кто заболеет, есть у нас тут совсем одинокие. Мы хлеб сами печём, мясцо бывает, хотя я его не ем, зарок дала. Лес нас кормит, огурчики есть, помидоры, капуста выросла на удивление, кочаны неохватные. Не бедно живём, унывать нет причины, – рассказывала довольная своим достатком Дарья Агафоновна.

«Надо же старушка помнит, как меня мать называла Яриком, а я уже об этом и не вспоминаю даже. До чего бодрая, старушка, энергичная, деятельная, – думал Ярослав, глядя на Дарью Агафоновну, – только слишком разговорчива. Хотя…, часто ли она видит тут людей. В такой-то глуши».

Ярослав внимательно слушал старушку, решив дать ей выговориться. Они выпили чай, Ярослав попробовал пирогов Дарьи Агафоновны, попробовал варенье. Старушка, ткнув пальцем в сторону Ярослава, сказала:

– Над теми местами, куда у тебя нос повернут, сотню лет, как говаривали старики, очень уж недобрые ветры. Плохие места. И беспокоить их не стоило бы.

– Бабушка! Ты давно живёшь, наверное, приходилось слышать, что есть такие места, куда идёшь не по своей воле? Совсем не по своей…, – спросил Ярослав тихо.

– Я тебя пугать не буду, Ярик, – сказала старушка. – Хотела бы напугать, уж придумала бы что пострашнее, только ещё мой дед рассказывал, что в тайге есть поляна, где в особые ночи свет из-под земли идёт, но он показывается не всем. И говорят, что в этом месте когда-то давно беглые каторжане с приисков закопали золото, а потом сгинули в тайге, а золото так и осталось лежать в земле. Видно ждёт своего хозяина. Оно, может, тебе и покажется, и найдёшь ты его, только страшно такое золото брать, кто его знает, вдруг на него какой наговор сотворён, потом бед не оберёшься.

– Я уж думал, скажете, что душу погублю…

– Очень уж подозрительное золото. Кем положено, где взято – неизвестно. Может на нём кровь убиенных. Тут палка о двух концах – поди, угадай, что к тебе потом привяжется. Чужого лучше не брать, чтобы не навлечь на себя чужие беды и болезни.

– Ладно, спасибо за ужин, пойду я. Завтра собираюсь с утра съездить до вашего магазина, кой чего из продуктов прикупить для похода и сразу пойду в тайгу. Не теряйте меня, несколько дней поброжу, дойду до охотничьей избушки там и остановлюсь.

– Погоди чуток! – старушка встала пошла в красный угол, отвернула икону Божьей Матери и достала оттуда амулет. На серой льняной верёвочке висел необработанный невзрачный камешек размером с грецкий орех, только с обеих сторон плоский, на одной стороне какие-то знаки вырезаны прямо в камне, а верёвочка была вдета в дырочку, которая была бесформенной, какие бывают в сыре. – Вот, возьми и надень. Этот амулет заговорённый, и пока он будет на тебе, ни одна нечисть не причинит тебе вреда. Ну и, в случае чего, сам не плошай!

– В случае чего? – не понял Ярослав.

– Так народ перестал ходить в тайгу не зря, кто-то там завёлся и люди стали пропадать. Первым пропал мой супруг, царствие ему небесное, – старушка широко перекрестилась на образа.

– А, что за знаки на нём?

– Охранные знаки. Этот амулет у нас передаётся испокон веку по материнской линии. Женщина ? хранительница Рода. Я тебе даю его, как сыну, чтобы он хранил тебя от всего худого.

Ярослав взял амулет, надел на шею, положил под рубашку, прижав рукой к груди, посмотрел на старушку и увидел в её глазах тоску и боль.