Проклятье для дракона

– Поднятое из мёртвых городское кладбище, наполовину разрушенный город, перепуганные жители и, конечно, не будем забывать о письме королю Эжену, в котором ему весьма деликатно и доброжелательно предлагали поскорее сдохнуть самостоятельно, пока, цитирую: «Не проснулось великое зло и не явилось за его позвоночником». И в центре всего мой любимый братик и не менее любимая невеста, абсолютно пьяные и совершенно невменяемые.

Всё ещё стоим и молчим. У Дарака голова опущена, я свою вообще в плечи неосознанно втянула, чувствуя, как щеки всё сильнее заливаются стыдливой краской. И действительно стыдно было! Мы же «веселились» на пару, то есть как минимум половину всего там я придумывала… Боже, как же стыдно!

И за парк, и за город с жителями, и за отца, и даже за бедных невест… Вот про них Дарак придумал! Сказал что-то вроде «Моей будущей родственнице не нужны конкурентки, значит, надо от них избавиться!». Вот мы и избавились. Дарак просто открыл портал и вытолкал разбуженных, возмущенных и перепуганных девушек куда-то туда. Причём они с постели подняты были, и одежный максимум – халатик поверх тоненьких ночнушек. У некоторых и халатиков не было… К счастью, выгнать удалось не всех, а всего штук восемь. Потом появился лорд, тот самый, который с Эланией танцевал, ужасно злой и едва ли молнии глазами не метающий. Пригрозил нам императором и с мрачным удовольствием наблюдал за тем, как мы позорно сбегаем.

Так что да, было стыдно. И ещё стыднее стало после слов Андора:

– Ладно он, но ты-то, Яра, как на такое пойти могла?

Как-как?… С улыбкой, не задумываясь о последствиях. А следовало бы!

Грустно вздохнув, я промолчала. А что мне ему сказать? Хотя кое-что нашлось:

– Прости, – жалобно протянула я, осмелившись кинуть на него взгляд из-под опущенных ресниц.

Его осуждающее выражение лица и укоризненное качание головой я теперь вряд ли когда-нибудь забуду. Вот блин.

– Мы с тобой позже поговорим, – пообещал лорд Ракердон с достоинством истинного императора.

Моё удручённое выражение лица не произвело на него никакого впечатления. Повернувшись к брату, он ледяным голосом велел:

– Пошли.

Ага, понятно. Главного виновника выявили, мне для профилактики нотацию почитали, пообещав дальнейшие неприятности, а продолжение разборок с Дараком будет проходить уже без моего присутствия.

С одной стороны, так ему и надо, ибо не надо было меня спаивать и в свои игры затаскивать, но с другой… я же тоже виновата.

– Лорд Ракердон, – осмелилась я подать голос.

И тут же удосужилась просто-таки яростного взгляда и сжавшихся челюстей. Честно испугавшись, всё же сделала осторожный шажок вперёд, пытаясь вразумить некоторых, и послушно исправилась:

– Андор, – его поза в целом не изменилось, но за мной теперь уже наблюдали с большим интересом и вниманием, ожидая дальнейшего развития событий, – мы с ним оба виноваты. Если собираешься наказывать, то наказывай обоих.

Страшно, конечно, такое говорить было, особенно после слов Дарака о том, что император в приступе гнева целое королевство сжёг… Но нужно уметь брать на себя ответственность за свои действия. Мама всегда учила этому.

Я думала, Андор сейчас опять разозлится, ну или сделает так, как я ему и сказала, в смысле накажет обоих. Чего я никак не ожидала, так это того, что он вдруг возьмёт и улыбнётся. Так тепло и нежно, по-доброму. От злости в нём не осталось и следа, вся она сменилась чем-то нежным, таким, отчего у меня сердце обрастало прекрасными цветочками, и петь хотелось, и обнять весь мир.

А ещё он так на меня посмотрел, будто я была не просто глупой девочкой, напившейся и разрушившей его город, а чем-то нереальным, удивительным, волшебным. В этот момент я почувствовала себя чудом. А Андор, будто прочитав мои мысли, улыбнулся с ещё большей нежностью и восторженно произнёс:

– Чудо ты моё.

Ох, как же это было мило!

Всё, невзирая на все рассказы Дарака, я торжественно объявляю: Андор – самый лучший мужчина на свете! Потому что где вы ещё найдёте такого, чтоб добрый, понимающий, внимательный, благородный, умеющий прощать, так ещё и смотрящий на меня с таким обожанием? А какой же он был красивый!..

В общем, моё сердечко, выслушав все мысленные стенания своей хозяйки, решило зайтись в ускоренном ритме, непрозрачно демонстрируя восторг и… да, тоже обожание. А ещё я тут решила, что тех девушек, которых мы с Дараком вампирам отправили, мне вот нисколько не жаль. Так им и надо! Не будут заглядываться на моего императора, которого я, заявляю со всей ответственностью, никому не отдам. Мой!

* * *

Лорд Ракердон смотрел на свою невесту и всё отчётливее понимал, как же сильно он попал.

Тогда, далёкие восемнадцать лет назад, он держал на руках годовалую малышку и видел в ней лишь способ мирного урегулирования конфликта с родом Эжен. Он пришёл в дом своего врага, зная, что тот не посмеет противиться ему, и сделал невероятно подлую вещь: при сотне гостей короля Эжена объявил о своём намерении взять леди Яру в жёны.

И никто, совершенно никто не посмел отказать великому и ужасному дракону. Все они слишком хорошо знали об истории с Маэресом, все слишком ярко представляли себе возможности своего господина, все… слишком боялись. Андор не винил их, но насмехаться не прекращал.

История с исчезновением девочки его нисколько не огорчила, даже позабавила. А факт того, что все эти года он прекрасно знал, где находится и чем занимается его будущая жена, заставляли короля Эжена трижды думать, прежде, чем что-то делать или говорить.

Так было первые несколько лет, а затем – новая жена, первый сын, вторая дочь, второй сын… Лорд Ракердон также знал, что новая супруга короля Эжена была беременна в четвёртый раз.

Вот так вот просто Ярослава и её мать из категории «сверхважные ценности» перешли в «запасной вариант». И они действительно стали запасным вариантом. Точнее, Яра.

– Ваша светлость, – появился Остар Эжен на пороге его дворца за несколько дней до возвращения его первой жены и дочери, – я прибыл к вам с важным донесением. Мне удалось узнать о местонахождении вашей невесты…

Андор тогда усмехнулся, не скрывая своих не самых тёплых чувств к данному субъекту. Он мог себе это позволить, они оба это знали, поэтому Остару пришлось молча проглотить собственную гордость и предложить императору сделку. Андор получает Яру, а взамен предоставляет Ваниэйту независимость, но делает это не сразу, а в течение года, чтобы король Эжен мог подготовиться…

– Как вам будет угодно, – пряча коварную ухмылку за вежливой улыбкой, ответил тогда Андор согласием.

Король Эжен не почувствовал подвоха. Договорённости были подписаны, а через трое суток лорд Ракердон получил послание от Остара, в котором король уже практически независимого государства любезно сообщал о прибытии своей дочери в родные земли.

Андору было очень смешно от всего этого. Конечно, он мог и не соглашаться, а просто получить Яру в любой момент, когда ему самому будет удобно, но Остар подкинул ему слишком выгодный расклад, в котором императору Ракердону и делать ничего не придётся. Остар уничтожит себя сам, исключительно по своей же глупости. И тогда империя лишится одного из участников заговора и враждебно настроенного государства.

Андор собирался повторить с Ваниэйтом историю Маэреса. Он осознавал это в полной мере и был готов ко всем последствиям, понимая, что с таким исходом положительных моментов будет куда больше, чем отрицательных.

И вот сейчас, стоя в собственном дворце перед дочерью своего врага, заглядывая в её сияющие тёмно-карие глаза, похожие на растопленный горький шоколад, лорд Ракердон стремительно менял план своих действий. О, нет, он не собирался прощать Остара – такое просто не прощают, но уничтожать целое государство было бы несколько… опрометчиво. В конце концов, государство лишним не бывает, как и все идущие от него налоги и поставки.

А Ярослава была приятным дополнением ко всему этому. Очень приятным дополнением. В своих намерениях на её счёт Андор был непреклонен. К тому же, эта маленькая, но бойкая красавица производила на него пока что исключительно положительное впечатление.

Даже её ночная попойка, из-за которой Андор был ужасно зол, в конечном итоге обернулась его восторгом. Нет-нет, его не радовало её опьянение и сомнительная компания его братца, куда больше восхищения вызвало самоотверженное заявление Яры о том, что она готова принять на себя заслуженное наказание.

Её отец бы стал вертеться, словно змея, пытаясь любыми способами избежать гнева своего правителя. Не избежал бы, но пытался. Ракердона приятно удивило столь разительное отличие дочери от своего отца.

А ещё его радовали итоги переговоров со старшим из своих младших братьев. Арахаган всегда был самым разумным из них тройки. Он умел говорить нужные слова, приводить правильные доводы, совершать необходимые действия.

– Ты уже выбрал, – уверенно произнёс он, сидя в кабинете старшего брата за столом напротив него.

Андор не стал переспрашивать, что именно он выбрал, потому что и так знал, что речь идёт о его так называемых невестах. А ещё он знал, что отпираться не имеет никакого смысла, его проницательный братец, как и всегда, уже всё знал.

– Ты уже познакомился с ней, – сдержанно отозвался он, бросив на Арахагана очень выразительный взгляд.

Момент воссоединения семьи был уже позади, его последствия теперь старательно убирали слуги в коридоре. И в зале, и ещё в нескольких, и в коридорах… В общем, эмоциональная была встреча. И теперь оба брата нацепили на лица маски отстранённости и безразличия, уединились в кабинете императора и пытались придти к каким-либо договорённостям.

– Прекрасная леди Эжен, – почти мечтательно протянул Арахаган, – она мне понравилась. Миленькая. Тёмные глазки, красивые волосики, фигурка ничего… но больше всего мне понравились её тонкие пальчики.

Мужчина с намёком посмотрел на брата. Андор был слишком умным, чтобы пропустить это мимо внимания. Он понял всё – мгновенно. И вспыхнул – весь и разом!

Час спустя два брата сидели в малой обеденной на нижнем этаже, мрачно распивая что-то сильно алкогольное. Арахаган недовольно тронул наливающийся на скуле синяк, Андор… усмехнулся. Он всегда выходил безоговорочным победителем из всех их схваток. А слугам добавилось работы по уборке.

– Успокоился? – не остался в долгу Арахаган, бросил в брата нечитаемый взгляд и без труда залечил свою боевую рану, – Теперь мы можем поговорить?