Музыка времени

Испробовав множество профессий, всю жизнь подрабатывал зубным протезистом, но внутреннее желание творить вылилось в увлекательное занятие живописью. Дружба с настоящими художниками привела его в художественно-оформительский отдел при парке культуры и отдыха. Стенд по превращению обезьяны в человека он подготовил по заказу научно-просветительского отдела и сейчас прикреплял его в дирекции парка, в назначенном начальником месте. Когда «живописная» работа, изображающая эволюционное развитие человека от сахелантропа до «неоантропа», была закреплена на стене, в коридор вошел главный начальник – директор парка культуры и отдыха.

В своей научно-популярной книге «Непослушное дитя биосферы» Виктор Дольник отразил этологию человека. Этология – полевая дисциплина зоологии, изучающая генетически обусловленное поведение (инстинкты) животных, в том числе людей. Книга в популярной форме раскрывает биологические основы поведения человека – инстинкты. На примере иерархии павианов автор исследует поведение особей в человеческом обществе. Агрессивного вожака стаи автор называет автократом, уважаемых старых самцов – геронтами, а подчинённых – субдоминантами. Доминантная (самая агрессивная) особь подавляет других. Она отстаивает и усиливает свое высшее положение, навязывая стычки остальным и терроризируя их, угнетает их психику.

Директор парка, без сомнения, являлся ВОЖАКОМ стаи, что проявлялось во всем. Орать на подчиненных было одним из основных методов его руководства. Увидев Семена на верхотуре стремянки, вожак заорал страшным голосом: «Это что такое?! – абсолютно забыв о том, что ему докладывали о данном мероприятии. – Чем это вы здесь занимаетесь? Кто разрешил? Что за галиматью вы тут повесили?»

Побелевшее лицо рыжего Семена главный заметил только тогда, когда с трясущимися руками Семен слез со стремянки и боком пошел на директора. Грузная фигура директора проявила чудеса стремительного движения к двери своего кабинета, чему была свидетелем секретарша Люся, с восторгом взиравшая на происходящее. В тот самый момент, когда директор судорожно запирался на ключ изнутри помещения, Семен настиг только дверную ручку и стал яростно рвать ее на себя. Крепкая дверь и хороший замок спасли ситуацию, но Семену, так любившему свою работу, пришлось, конечно, уволиться…

Еще средневековая Европа испытывала перед рыжими суеверный страх. Хотя вот еще один пример реакции на крик вожака. В данном случае парень не был рыжим, просто обладал обостренным чувством собственного достоинства.

Высокое начальство позвонило другому высокому начальству с просьбой проконсультировать больного. Медицинское учреждение, где произошел инцидент, не являлось поликлиникой, но оказывало консультации и услуги по госпитализации больных. Когда главный узнал, что консультация не оказана по причине неисправности автомобиля, вся ярость криков обрушилась на бедного шофера. Водитель не смог вставить ни одного слова объяснения – почему так произошло – в вопли директора и молча повернулся и пошел прочь. Его гордая фигура каменела от криков, несущихся ему вслед: «Стоять, я еще не закончил!!!». Результат, как вы понимаете, был один и тот же: увольнение по собственному желанию.

«…Чтобы снять агрессивность победителя, побежденному следует принять позу подчинения и покорности (…) и предлагать победителю самые уязвимые места для удара. При виде позы подчинения победитель постепенно умиротворяется и может заменить действительное избиение ритуальным – потрепать за волосы, похлопать лапой, толкнуть, ущипнуть, обгадить. Великий положительный смысл этих отвратительных сцен в том, что кровопролитная стычка между собратьями заменена психологической дуэлью… Если бы агрессивность и иерархичность угасали у людей вместе с концом детства, это был бы еще один наш забавный биологический атавизм. Но человек иерархичен до старости и, став взрослым, воспринимает в себе эти инстинктивные позывы очень серьезно. Субъективно он придумывает для них массу объяснений и оправданий – кто низких, кто бытовых, а кто – очень возвышенных. Кто палку взял, тот и капрал», – как писал Дольник.

А ведь могли бы остаться и работать дальше, но не приняли позу «подчинения». Сами виноваты…

Ботинки

Второй год подряд мы с подругой семьями отдыхали на южном Крымском побережье в районе Симеиза в пансионате Кастрополь. Благословенное время семидесятых годов пошлого столетия, в самый зенит застоя, было спокойным и полным надежд на светлое будущее.

Курортная местность южного Крыма защищена Главной грядой Крымских гор от холодных северо-восточных и северных ветров. На месте поселка до конца XVIII века существовало греческое селение Кастропуло, происходящего от греческого слова «крепостенка», «укрепленьице». Также существует мнение, что в названии Кастропуло отразилось греческое переосмысление таврского слова «pula» – «город».

В 1823 году имение Кастропуло приобрел представитель одной из богатейших семей России – Николай Никитич Демидов – с целью превращения его в обособленную хозяйственную единицу под названием «Экономия» для выращивания разного сорта винограда. В Экономии за короткое время было высажено более 20 тысяч виноградных лоз французского и испанского происхождения, в склонах вырыты винные погреба, налажено массовое производство бочек. После смерти Н.Н. Демидова, имение переходило по наследству из рук в руки, а в 1873 году П.П. Демидов-Сан-Донато продал Кастропуло русскому дипломату барону Карлу Карловичу Толлю, который передал имение своей дочери Маргарите Извольской. После этого название поселка Кастропуло было преобразовано в Кастрополь по аналогии с распространенными в южнорусском регионе городскими названиями греческого происхождения.

Множество известных людей посещали эти места и восхищались их красотой. Здесь бывали писатели М. Коцюбинский, Н. Гарин-Михайловский, А. Куприн. После революции в 1924 году были созданы два санатория для учителей. В 1960 г. они были объединены в пансионат «Кастрополь».

Помимо богатой хвойной и лиственной растительности, скалистую местность покрывают вечнозелёные деревья и кустарники, а живописный массив скалы, разделенный крутосклонным ущельем-разломом на две части – восточную, именуемую Ифигения, и западную, известную как скала Дракон, завораживает и притягивает взор до бесконечности.

Название скалы связано с мифом об Ифигении в Тавриде и присвоено скале владельцем имения Н.Н. Демидовым в 1820-х годах.

Прекрасную Ифигению должны были принести в жертву богине Артемиде и когда всё уже было готово для жертвы, Артемида сжалилась и в самый момент заклания заменила Ифигению козой, а её на облаке похитила и унесла в Тавриду. Есть множество других вариантов замены Ифигении на жертвеннике, а именно теленком, медведем и т. д.

В коротенькой лесной зоне произрастают сосна крымская, сосна обыкновенная, фисташка туполистная, держи-дерево колючее, кипарис вечнозеленый, можжевельник обыкновенный, можжевельник казацкий, ладанник крымский, иглица понтийская и др. Среди безбрежных просторов Черного моря не удивительно, что такая красота привлекает кинематографистов, здесь снимали фильмы: «Человек амфибия», «Узник замка Иф».

Первый наш приезд в это уникальное местечко весьма традиционно завершился проживанием в главном корпусе пансионата, но на следующий год мы рассчитывали поселиться в домике из двух комнат, недалеко от основной территории.

Домик располагался на скалистом берегу, тоненькая тропинка вела вдоль обрыва и упиралась в лестницу, которая одним концом уходила на маленький пустынный пляж, а другим приводила к порогу этого заброшенного жилища. Строение действительно было заброшено. Мы вымыли полы, вытряхнули одеяла, матрацы и половики. Вымыли туалет, душ и холодильник. Получили чистое белье и комфорт наступил. Можно приступить к отдыху.

Наслаждаясь красотами Крымского побережья, водой Черного моря и воздухом, пропитанным сосновыми фитонцидами, мы, наконец, отрешились от суеты мегаполиса и увидели окружающий мир во всей его красе.

По нашей заброшенной лестнице мало кто спускался или поднимался, но эта странная женщина, молодая, с растрепанными волосами, с мольбертом и двумя маленькими детьми, забредшая на нашу крутизну, сразу привлекла наше внимание, тем более, что в столовой мы издали встречали ее. Мы мило здоровались и проходили дальше и вот на подъеме в сторону нашего «особняка», она спросила: «Там есть огромные кипарисы?».

– Конечно, – ответила я.

– Вы тут обитаете. Можно посмотреть?

– Прошу вас.

– Вася, Петя, идите сюда, – она меланхолично побрела к нашему дому.

Мы сразу догадались, что мольберт просто так никто носить не будет, вероятно, художница ищет натуру для пейзажа. Трудно работать, не только рисовать, но и даже готовить борщ, когда рядом двое малышей пяти и шести лет, но это не наше дело. Другой вопрос, все ли в порядке в «датском королевстве»? Мальчик, медленно двигающийся за матерью, был весьма странно одет. Из под белой, испачканной красками матроски, выглядывали красные плавки, на одной ноге красовался черный ботиночек с белыми шнурками, а на другой, сандалик коричневого цвета. Девочка, в трусиках и майке, шагала в шлепанцах: на правой ноге – левая, и, соответственно, наоборот. Что же – бывает!

Художница, по имени Лена, обосновалась на нашем крыльце, выбрала пейзаж, и мы оставили их в созерцании кипарисов и моря, и ушли на пляж. Спустя несколько часов Лена показала нам, по нашей просьбе, свою работу. На белом листе бумаги карандашным наброском красовались мелкие травинки, перемешанные с камешками. Размер рисунка примерно 10 на 10 сантиметров. Причем здесь кипарисы, так и осталось для нас загадкой.

Прошло много лет. Черный зимний ботинок летом на ноге у ребенка вспомнился мне, когда большая шумная компания праздновала день рождения у нашей сотрудницы дома в микрорайоне Строгино. Хорошо подвыпивший коллектив находился уже в разброде и шатании. Хозяйка, с моей помощью, на кухне мыла посуду. Один из сотрудников, Толик, в изнеможении составлял нам бесполезную компанию и, подперев тяжелую голову, тупо смотрел в коридор на другого сотрудника Митю, который пытался обуть зимние ботинки и отправиться домой. Митя долго не мог попасть ногой в ботинок, а потом еще дольше пытался завязать шнурки. Когда ему это удалось, он медленно отворил дверь и убыл, а Толик рассеяно промолвил: «По-моему, Митрич ушёл в моих ботинках!».

На следующий день, Митрич поведал, что его путешествие домой, осложнялось страшно жмущей обувью. Недоуменно взирал он на свои многострадальные ноги и терялся в догадках, в чем же дело??? А Толику повезло, так как он своих ботинок не обнаружил, хозяйка положила его спать на кухне. Он спал сладко как в детстве…

В это самое время, на другом конце Москвы, доктор биологических наук, профессор Вабузов Павел Андреевич, семидесяти пяти лет, навестил своего старого друга профессора Хлинта Сергея Петровича. Они давно не виделись, долго беседовали, выпили по три рюмочки коньяку и расстались довольные друг другом. Настроение оптимистичным потоком влилось во все органы чувств. Павел Андреевич медленно прогуливался по пути домой и очень удивлялся, что один сапог болтается на ноге, а второй плотно сидит как влитой. Видимо нога усохла, подумал профессор. Рассмотрев дома оба ботинка, Павел Андреевич обнаружил разницу в дизайне обуви. Один ботинок был знаком, как родной, а второй имел сбоку какие-то цветные шнурки, незнакомые профессору. Утром он позвонил Сергею Петровичу и поинтересовался, не ошибся ли он обувью, навещая товарища. Сергей Петрович, который был на четыре года старше друга, страшно обрадовался его звонку, так как утром пошел гулять с собакой и, почувствовав тесный ботинок на ноге, сильно расстроился, решив, что нога отекла и вот оно: началось…, страшные старческие немощи уже пришли и ждут свои жертвы. Они весело посмеялись над собой. Как важно вовремя успокоить товарища. Как хорошо, что цветные шнурки отличают одну обувь от другой и что выпить коньячку всегда полезно, даже когда тебе под восемьдесят лет, независимо от плохого зрения и склероза.

Пересечение чувств

Каждый из нас иногда или часто стоит у окна. Даже когда жизненный ритм не выпускал меня ни на минуту, я замечала и застывала на лету, чтобы насладиться чудом, как медленно летит снег огромными хлопьями. Почему-то это завораживало меня особенно сильно, почти как морской или осенний пейзаж.

Какая роскошь – свободное время! Сейчас оно чуть-чуть капает мне прямо в руки, и я стою у окна и никуда не тороплюсь. Мне повезло, мой дом с двух сторон в контакте с лесом, но если добежать за пять минут до метро, то через двадцать ты окажешься на Красной площади.

Лес около дома – это громко сказано; так, небольшая роща берез, осин и сосен, на которую покушаются толстосумы, чтобы воткнуть новостройку, но народ стоит насмерть, охраняя наш маленький природный рай. Очередная атака ворья отбита, надолго ли?..

Пейзаж мне до каждого деревца известен, и красота его спрятана во временах года. Сейчас какое-то безвременье: в конце января сыпет то дождь, то морось, то мелкий секущий снежок. Цвет пространства за окном серый, и снег, огромными сугробами лежащий в роще, тоже серый.

В шестом классе наша учительница, Александра Ивановна Глазунова, открывшая мне – и не только мне – глаза и уши на красоту мира живописи, устраивала очередной классный час, посвященный художнику Исааку Левитану. Мне досталось выучить назубок текст о картине Левитана «Март», а заодно прочувствовать пространство и настроение картины. Картина «Март» считается одним из наиболее известных и ярких образцов пейзажного наследия Левитана. Она также служит примером влияния импрессионизма на творчество художника. Описание красок весеннего снега занимало почти страницу тетрадного листа, а если ты путал слова или ошибался, крутой нрав нашей учительницы выплескивался таким «девятым валом», что проще было не рисковать. Я хорошо помню, сколько оттенков использовал Левитан, чтобы изобразить белизну. Вот и теперь – стою я у окна и смотрю на бело-серый снег, а всей палитры, доступной художнику, мне не обрести…

Еще только одиннадцать часов утра, будний день, а по тропинке между сугробов бредут, один за другим, мужчина и женщина. Им лет по сорок. Они идут неспешно, в спортивных костюмах, несут лыжи. Расслабленные после пробежки, вызывают у меня белую зависть и внутренний восторг. Как здорово кататься на лыжах вдвоем!

Мое окно располагается на третьем этаже, поэтому по мере приближения пары мне видны их выражения лиц. Какие смурые, нерадостные и равнодушные взоры являет мне картина бредущих! Сразу видно: давно женаты. Всё, что хотели, они уже сказали друг другу. Физическая усталость соседствует с моральной и духовной. Мужчина не несет лыж женщины, и я вспоминаю другую пару, недавно пересекавшую эту рощу. Оранжевая шапочка молодой девчонки весело подпрыгивает вместе с хозяйкой. Юноша несет и свои лыжи, и её. Постоянно роняя то палки, то лыжи, он целует красотку поочередно в щеки и губы. Оба смеются и шумно возятся в снегу.

Много лет назад мне стоило больших усилий поставить на лыжи всю мою семью. Во-первых, купить всё обмундирование, во-вторых, найти ботинки для мужа сорок восьмого размера и соответствующие лыжи для роста сто девяносто семь. Обуть и одеть и мужа, и сына, и вдохновить их на лыжный поход, тем более, что лес начинается под окнами нашего дома. Когда все было готово и команда выдвинулась на три метра от отправной точки, мой муж, Геракл и по росту и по весу, случайно нашел маленькую выемку в лыжне, и не нарочно, а случайно, сконцентрировал на ней свой лыжный толчок, перенеся всю тяжесть тела на это коварное место. С трудом найденная в магазине огромная лыжа хрупнула с характерным звуком, и наш поход, увы, окончился. С тех пор лыжные прогулки приказали долго жить. Моя семья не лыжников вздохнула с облегчением, а я заплакала от бессилья. И муж, и сын долго смеялись и успокаивали меня со словами: «Не судьба!!!». От этой истории осталась фотография, где мы стоим с сыном в лыжном снаряжении. У меня злобное и расстроенное лицо, красные заплаканные глаза, у сына веселая улыбка во все зубы, а мужа за кадром я хорошо помню, особенно его смеющиеся глаза…

Увязывая все ниточки в один узелок, хочется восторгаться разнообразием моментов бытия и радоваться тому, что видишь, чувствуешь, вспоминаешь, спешишь поделиться движением своей души и не забыть посмеяться над собой, или хотя бы улыбнуться…

Платоновская Фро

Билеты в театр на спектакль «Афродита» я купила в ноябре прошлого года. Проза Андрея Платонова, не самого моего любимого писателя, с трудом проникала в мое сердце, и хотелось еще раз попытаться прочувствовать и понять этого самобытного автора. Премьера спектакля состоялась почти год назад, и в этот январский морозный день актеры снова должны были колдовать на сцене, представляя могучее таинство любви, прорастающей в любых условиях жизни на земле.

Андрей Платонович Климентов имел несколько псевдонимов: Платонов, А. Фирсов, Ф. Человеков, А. Вагулов, но свое писательское имя увековечил под фамилией Платонов.

Фирменный стиль Платонова – насыщенность «косноязычием» и словесной «шероховатостью», вплетение в ткань произведения метафорических образов и отвлеченных понятий. Иосиф Бродский в своём эссе «Катастрофы в воздухе» упоминает Андрея Платонова в одном ряду с Джеймсом Джойсом и Францем Кафкой, а Михаил Волохов, автор множества пьес и сказок, сравнивал Платонова с Ионеско, признанным классиком театрального авангарда, и Беккетом, представителем модернизма в литературе, одним из основоположников театра абсурда.

Если бы я не родилась в Советском Союзе, мне бы, возможно, не были понятны слова героя рассказа Платонова Назара Фомина: «…Одному человеку нельзя понять смысла и цели своего существования. Когда же он приникает к народу, родившему его, и через него – к природе и миру, к прошлому времени и будущей надежде, – тогда для души его открывается тот сокровенный источник, из которого должен питаться человек, чтоб иметь неистощимую силу для своего деяния и крепость веры в необходимость своей жизни…

… В сущности, в стремлении к счастью для одного себя есть что-то низменное и непрочное…

… Чего ты ожидал другого – кто нам приготовил здесь радость и правду? Мы сами их должны сделать, потому наша партия и совершает смысл жизни в мире… Наша партия – это гвардия человечества, и ты гвардеец! Партия воспитывает не блаженных телят, а героев для великой эпохи войн и революций… (…) Перед нами будут все более возрастать задачи, мы подымемся на такие горы, откуда видны будут все горизонты до самого конца света!»

Мне, воспитанной под девизом: «Партия – наш рулевой!», очень понятны эти слова, излитые Платоновым устами Назара.

От советского времени нас теперь отделяет всего каких-то двадцать пять лет, а как всё переменилось!!! Теперь эти смыслы требуется растолковывать молодежи, если, конечно, ТРЕБУЕТСЯ…

До начала спектакля половина рабочего дня. Когда заведующий попросил срочно отвезти документы в таможенную службу, я вызвалась это сделать, как неистовый герой в фильме «Коммунист».