Обряд

– Ну, Артур, жить-то мне на что-то нужно.

– Переводись на заочку.

– Не переведусь. Это как-то…

– Не круто?

– Да при чем тут это. Мне нравится учиться, понимаешь? Я люблю университет. Да, это выдуманный мир, это как быть внутри книги – отсрочка реальности. Но я так люблю ходить на лекции, читать, слушать, вникать во все. Понимаешь, когда я там, я забываю.

– О чем?

– Обо всем. Отключаюсь, знаешь?

Вздохнув, он берет в руки тряпку и начинает тереть стойку.

– Что сегодня интересного было?

В этот момент Настя отчетливо ощущает на себе чей-то колючий взгляд, обжегший ее, как спрятавшаяся в высокой траве крапива, резко оборачивается и видит Катиного спутника. Он далеко, у дверей, Катя трется о его локоть, ни дать ни взять кошка. Настя отворачивается, потом снова поднимает взгляд, сверлит глазами его лицо. Он смотрит на нее в ответ, через всю комнату, холодно и спокойно.

Он высокий, под метр девяносто, и от этого немного сутулый. Раньше был таким. Сейчас – нет. Сейчас его плечи будто шире, а скулы – острее, как нарочно подчеркивают блеск черно-зеленых чуть раскосых глаз. Одни углы, а не лицо, думает она. Он совсем не красивый, но она помнит каждую черточку этого лица, не только глазами, но и губами, пальцами. Если это правда он, то на виске, под волосами, у него должен быть шрам. Она помнит его на ощупь, даже сейчас ощущает под пальцами.

Тогда, той ночью, три дня назад, волосы у него были почти до плеч, и на нем была длинная серая шинель. А сейчас – кожаная куртка и толстовка «Зенит». Он подстрижен, виски почти сбриты, длинные черные волосы на макушке зачесаны назад. Он отворачивается, с улыбкой смотрит на Катю, что-то говорит. Нет, не он. Не умел он так улыбаться никогда. Или все-таки он? Настя пытается снова поймать его взгляд, но тот упрямо, будто нарочно, не смотрит.

– Насть, прием-прием, ты чего застыла?

– Что? – Она оборачивается и смотрит в светлоголубые глаза Артура.

– Что на парах было, спрашиваю?

– Русские писатели – жертвы репрессий.

– Например? Гумилев?

– Нет, более… камерные.

– Это какие?

– Да ты не знаешь таких.

Артур кидает на нее быстрый обиженный взгляд, но она не замечает его, снова и снова оборачиваясь в сторону дверей.

– Ждешь кого-то?

– Нет.

– А что смотришь туда?

– Просто так.

– Так что за репрессированные? Наверняка я слышал. Ты плохо обо мне думаешь. Дай хоть один пример.

– Барченко.

– Это кто?

– Писатель, – отвечает она с косой улыбкой. – Оккультист. Его НКВД сначала отправил в экспедицию на Север, искать шаманов, выведывать у них… – Настя снова ловит взгляд мужчины у дверей, и ее дыхание прерывается. – У них выведывать… обряд.

– Какой обряд?

– Что?

– Ты сказала «выведывать обряд»? У шаманов?

– Обряд? Оговорилась. – Она с трудом опускает ресницы и переводит взгляд на Артура. – Они хотели знать, можно ли использовать знания шаманов с русского Севера, чтобы контролировать… массы.

– И как?

– Их всех убили. Шаманов, и Барченко, и его руководителя. Всех пытали и расстреляли в подвалах НКВД.

– Ого. Это вы на литературе проходите такое?

– Мы разное проходим. В прошлый раз нам говорили о страхе как о движущей силе.

– А теперь о расстрелах и гипнозе. Чудненько. А я-то удивляюсь, чего ты такая дерганая.

Настя усмехается, вновь ища глаза в толпе.

– И что он написал?

– Несколько романов, рассказы, исследование…

– А что самое известное?

– Роман «Из мрака».

– Готично! Там про что?

Но Настя уже не слышит его, потому что перехватывает взгляд Катиного спутника в воздухе, на полпути к себе, и замирает. Это – он, это не может быть никто другой. Он точно так же смотрел на нее в ту ночь, вот такими же глазами. А теперь он здесь, по-настоящему здесь, с ней в одной комнате. Ей страшно, она приходит в ужас, такой, от которого подгибаются колени и дрожат пальцы, а еще откуда-то из солнечного сплетения поднимается вверх бурлящая ярость. Или радость? Может, это восторг? Такой горячий, что она путает его с яростью?

– Але, Нас-тя, так про что книжка? Может, я читал? – раздается голос Артура откуда-то издалека.

– Извини, мне нужно в туалет, – бросает она не оборачиваясь и, расталкивая толпу, идет прямо к незнакомцу, не сводя с него глаз. – Что тебе нужно? – произносит она, остановившись в шаге.

Он смотрит на нее и как будто улыбается одними уголками губ.

– Что тебе нужно? – повторяет она громче, по-прежнему глядя ему в глаза.

Наконец он наклоняется к ней так близко, что его губы щекочут ее кожу, и кричит ей в ухо: