Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести

– Вот и хорошо, что испугались. Не будете лазить где не надо, – хмуро сказал отец. Он был чем-то озабочен.

– Да ты что, папа, чудной какой-то сегодня? – удивился Васёк.

– Чудной не чудной, а… – Павел Васильевич замялся, постучал пальцами по столу и строго сказал: – К нам тётя Дуня едет.

– Едет? – переспросил Васёк, не зная, радоваться ему или печалиться.

Тётю Дуню – сестру отца – он никогда не видел. Она жила под Москвой на какой-то маленькой станции.

Павел Васильевич ожидал, что сын будет протестовать против приезда тётки, и приготовился к серьёзному отпору, но Васёк только спросил:

– А весёлая она?

– Да как тебе сказать… особенного веселья я что-то у неё не замечал. Женщина старая, одинокая, хозяйка, а мы с тобой, можно сказать, холостяки. Где зашить, где пришить требуется, а то и сготовить чего.

– Каша у тебя пригорелая получается, – задумчиво сказал Васёк.

– Вот-вот, – обрадовался отец, – самое тёткино дело – кашу варить.

– Не хочу я тётки. Нам и вдвоём хорошо, – вдруг решительно заявил Васёк.

– Хорошо-то хорошо, а с хозяйством мне всё равно не сладить… Да, ещё вот какая новость у меня, сынок…

Павел Васильевич почувствовал себя совершенно несчастным: ему предстояло ещё раз огорчить Васька.

– Я, Рыжик, недельки на три в Харьков уеду. В тамошнее депо командируют меня. – Он тяжело вздохнул. – Значит, тут без тётки никак не обойтись, сынок.

Васёк молчал. Ему было уже не до тётки.

– А когда ты уедешь? – тихо спросил он.

– Когда уеду? Ну, это ещё не так скоро. Ты об этом не думай сейчас.

Васёк тряхнул головой.

– Не скоро? Ну и ладно! А тётка пускай живёт. Мне до неё никакого дела нет, – решил он.

Утром к Ваську забежал Одинцов. Павел Васильевич ушёл на работу. Васёк завтракал, густо намазывая маслом белый хлеб.

– Новость! – закричал с порога Одинцов. – У нас новый учитель будет после каникул. Мария Михайловна совсем ушла.

Мария Михайловна, прежняя учительница, давно уже не посещала класс, и четвёртый «Б» около двух месяцев находился на попечении учителей других классов.

– Собственный учитель? – обрадовался Васёк. – А Мария Михайловна что же?

Одинцов махнул рукой:

– Да она с нами состарилась совсем… Не с нами, а вообще… Ей шестьдесят лет скоро будет, а потом, после болезни ещё…

– Жалко её, – сказал Васёк, – привыкли мы к ней.

– Жалко, конечно, – согласился Одинцов, – а всё-таки учителю я рад. Бежим к Булгакову, расскажем ему!

– Да погоди. Я ещё не позавтракал. Вот ешь лучше. – Васёк пододвинул товарищу хлеб и масло. Оба с аппетитом принялись за еду.

– Всё новости да новости, – сказал Васёк. – А откуда ты узнал про учителя?

– Мне Грозный сказал. Я у него для Саши лыжи брал. Приношу сегодня, а он говорит: «После каникул держись, брат! Отменного учителя вам директор нашёл».

– Так и сказал – отменного?

– Так и сказал. Уж он не соврёт. Говорит, будто учитель на выставке был вчера. Всё вещи смотрел. Хорошо, что Мазин свой пугач унёс!

– Унёс? – с живостью спросил Васёк и досадливо сдвинул брови. – Так и не сказал, что за буквы… Ну, пошли к Саше.

На улице было людно. В сквере играли дети, на скамейках отдыхали взрослые. С деревьев, покрытых белым инеем, осыпалась снежная пыль.

Саша Булгаков жил недалеко. Пройдя широкий двор, мальчики постучали в низенькую дверь первого этажа длинного серого флигеля.

Им открыла женщина с приветливым лицом:

– Сашенька, к тебе!

В светлой кухоньке было много ребят. Они, видимо, гуляли и только что пришли со двора. Саша и его сестрёнка Нюта раздевали их. Маленькая девочка в одних чулках бегала из комнаты в кухню с мокрым ботинком в руках. Толстый малыш, с такими же, как у Саши, круглыми чёрными глазами, хныкал, упираясь головой в Сашин живот, – он потерял варежку.

– Куда ты её дел? – сердился на него Саша. – Найди сейчас же!

Увидев товарищей, он кивнул им головой:

– Раздевайтесь, ребята!

Коля Одинцов пробрался к Сашиной кровати и осторожно присел на краешек, с интересом наблюдая, как Саша справляется с детворой.

– Васёк, – крикнул он, – иди сюда! Смотри, сколько детей у них. – Он притянул к себе товарища и зашептал ему в ухо: – У них чуть ли не двенадцать детей.

– Семь, – спокойно поправил его Саша, поднимаясь с колен и отряхивая пыль. – Вон седьмой. На кровати сидит.

Одинцов подпрыгнул и с испугом оглянулся: сзади него, обложенное со всех сторон подушками, копошилось маленькое существо с тремя светлыми волосками на макушке.

– Витюшка, грудной, – пояснил Саша.

– Да они, наверно, орут целый день! – засмеялся Васёк.

– Бывает… – Саша поймал за штанишки толстого черноглазого малыша и крикнул: – Нютка, пришей ему пуговицу! Мне некогда.

Он отвернул борт курточки – там торчала иголка с туго накрученной ниткой.

– Я пришью, – сказала мать. – Иди. Товарищи небось заждались тебя. С малышами никогда дела не переделаешь, – улыбнулась она.