Семнадцать мгновений июня

Распрощавшись с планами на ночь – а до того момента я намеревался отлично выспаться и с утра пораньше опять побегать с дедом, – я устроился с планшетом поудобней и отправил Лизе вопросительный знак. Больше всего я боялся что-то понять в этой ситуации не так.

Лиза, кажется, только и ждала моего появления.

– Не в тебя, – поспешно ответила она мне. Я представил, как торопливо мелькают её пальчики над клавиатурой, ударяя по клавишам одновременно сердито и растерянно. – Неважно. Я просто дура.

И депрессивный стикер-котик.

Я вздохнул, не зная, радоваться мне её объяснению или огорчаться.

Кажется, преобладало второе. Но признаваться в этом не хотелось даже самому себе.

– Лиз, – напечатал я торопливо, – ты хоть объясни, что случилось.

– Я просто… – начала она, и далее пиктограмма карандаша замигала с бешеной скоростью, словно «вконтакт» сам не знал, пишет моя собеседница или стирает написанное.

До поздней ночи мне пришлось аккуратными вопросами, утешениями, заверениями, что ничего страшного не произошло, и обещаниями, что всё будет хорошо, обязательно будет, обещаю, честное пионерское, – добиваться от Лизы рассказа о событиях этого дня и той таинственной личности, в которую она, по её мнению, влюбилась.

Лиза отвечала мне неохотно, обрывая себя на средине фразы и подолгу замолкая. Я почти чувствовал, как ей разом смешно, очень грустно, досадно, радостно, неловко – целый ком слишком сильных и больших чувств, чтобы все помещались внутри неё и не выливались наружу сумбурными сообщениями. То она принималась скидывать смешные картинки и анекдоты, то на любой мой вопрос отвечала лишь унылым котиком-стикером, то порывалась что-то писать, но так и не отправляла… Мне тоже было разом и смешно, и грустно – к Лизе нельзя было относиться как-то ровно, однозначно.

Наконец, после долгих уговоров и разговоров, Лиза сумела взять себя в руки и поведать обстоятельно и толково о событиях уже прошедшего к тому моменту дня – время близилось ко второму часу ночи.

Возможно, я бы на месте Лизы вёл себя совершенно иначе. Да я даже не сомневаюсь, что иначе. Любой на её месте вёл бы себя не так, а как-то по-своему, ведь все мы разные и думаем по-разному. Но категорично называть всё случившееся одной большой Лизиной глупостью я бы тоже не стал.

В конце концов, задача была непростая, а Лиза не побоялась, не отступилась, и даже когда, казалось, всё уже было потеряно, она нашла в себе силы продолжить игру хоть чуть-чуть, чем, наверное, спасла и себя, и меня. Или хотя бы дала отсрочку.

Глава 4. Ваш выход, товарищ Штирлиц

Начать рассказ о произошедших в моё отсутствие событиях стоит с того, что Лиза не сразу же отправилась к Арабу. Именно поэтому я успел спокойно доехать до Москвы и забыть о нашей авантюре, считая, что всё в порядке, а Лиза тем временем бесцельно шаталась по городу в попытках набраться смелости, рискуя столкнуться с кем-то, кто меня знает. Везением чистой воды можно назвать то, что этого так и не случилось, никто не обратил внимания на бредущего куда-то «меня», а если и обратил, то не заговорил, а если и заговорил, то ограничился бытовым «Привет, Холин!»

Так или иначе, привыкая к своему новому образу, Лиза убрела в совершенно незнакомую ей часть города, проголодалась, пообедала в столовке, которую по описанию я узнать не смог, и только на сытый желудок наконец-то нашла в себе силы отправиться на поиски Араба. Дело к тому времени сильно осложнялось тем, что Лиза не помнила, каким путём шла до столовки, и потому совершенно не представляла, куда же ей идти.

При этом карта не грузилась, а спросить дорогу она боялась и правильно делала: заблудившийся в Энске Холин – это шутка почище импорта самоваров в Тулу. По счастью, удача ей в тот момент ещё благоволила, и ноги сами вынесли на нужную улицу, прямо под табличку с номером соседнего с мастерской Араба дома, что отдавало самым настоящим чудом.

Араб был у себя, набивал очередному клиенту на плече японские иероглифы. В подобных случаях мне всегда становилось жаль этих любителей экзотики, так как для татуировок наш тату-мастер в своё время выбрал иероглифы «обувь», «неделя» и «мармелад».

Очень, скажу я вам кстати, красиво у него в итоге получалось, особенно «мармелад».

Когда Лиза вошла, и, оповещая об этом, мелодично зазвонила задетая дверью «музыка ветра», Араб как раз заканчивал. Отойдя от клиента, чтобы взять мазь для компресса, он мельком глянул в сторону двери и широко заулыбался, узнавая в Лизе меня.

– Холин, перелётная птица, вернулся! Подожди пять минут – и я весь твой.

Лиза робко кивнула и присела в кресло у окна, нервно теребя бумажку с таинственной надписью в кармане.

Араб и впрямь быстро забинтовал клиенту татуировку, выдал исчерпывающие инструкции по уходу в устной и даже письменной форме, вежливо распрощался и наконец развалился в своём офисном кресле, подкатив его поближе к Лизе, демонстрируя крайнее дружелюбие и полное внимание. Впрочем, первым заговорил он сам, не дожидаясь, пока Лиза откроет рот:

– Как ролики? Не надумал снова на них встать, а?

Лиза помотала головой. Араб огорчённо поцокал языком и не в первый раз, как он думал, принялся объяснять «мне», что со своими фобиями человек вполне может справиться, стоит только приложить некоторые усилия и преодолеть «панический порог», как он это называл. В детстве я пользовался более метким выражением «страшно до соплей» – смысл был примерно тот же.

Лиза оказалась слушателем благодарным, развесила уши и внимала. Оно было и понятно, Араб – личность харизматичная, убеждать умеет хорошо, просто я человек упрямый, а поговорка «нашла коса на камень» нашими предками неспроста была выдумана.

Продолжая разглагольствовать о тонкостях человеческой психики, Арба жестом предложил «мне» пива, но Лиза отчаянно замотала головой и чихнула.

По счастью, Араб не любил навязываться – в том, что касалось вредных привычек по крайней мере, поэтому, не прерывая монолога, подвинул Лизке кружку и пачку чайной заварки, кивнул на электрочайник в углу стола, а сам перешёл с психологии к тому, что сегодня вечером опять будут «покатушки» его роллерской компании.

Минут через сорок с начала визита Лиза уже была готова согласиться на что угодно, хоть на ролики, хоть на поход в Сибирь автостопом. Впрочем, Араб не стал пока требовать с неё согласия, ему было довольно и того, что моя роликофобия, как он думал, сдвинулась с мёртвой точки.

Удивительное дело, но он так ничего и не заподозрил… или хотя бы не показывал вида. Вскоре Лиза осмелела и даже стала изредка вставлять в разговор свои короткие «Ага», «угу», «не-а» и «а-апчхи». На вопрос, когда я успел вернуться, ответила верно и даже скрыла своё удивление, когда Араб добродушно начал подкалывать её насчёт «Москвобада». Закономерно всплывшую после этого тему родителей Лиза резко свернула, как я её учил, Араб чему-то понимающе усмехнулся и послушно переключился на рассуждения о том, что в нынешних сериалах жизни и приключений меньше, чем в моей семье – впрочем, тут я бы с ним не согласился.

Ещё часа через полчаса, душевно болтая, Араб с Лизой распили чайник чёрного, как нефть, и вонючего, словно хранился на рыбном складе, чая из личных запасов Араба.

Вкус этого чая – восточного пуэра – мгновенно возник у меня во рту, стоило вспомнить наши прошлые посиделки…

И я невольно порадовался, что на сей раз отдуваться пришлось Лизе.

А она держалась молодцом, куда мне до неё – не плевалась, лицо не кривила, только ужасно боялась, что Араб сядет слишком близко и увидит, что никакой Лиза не я и тем более не мальчик. Но обошлось – к Арабу пришёл очередной клиент. Тяжело вздохнув, что опять пора деньги зарабатывать, Араб залпом допил свою порцию, похвалил Лизу, что наконец-то она начала ценить нормальные взрослые напитки – и оставил её в покое.

…Дождавшись, пока Араб осчастливит очередного любителя экзотики пафосным, но маленьким – цена! – черепом где-то на лопатке, снабдит инструкцией, списком, чего делать нельзя, копией договора и выпроводит прочь, Лиза, окончательно изведясь ожиданием, набралась смелости и завела разговор о надписи.

Вот тут-то и начались сюрпризы. Да, надпись и впрямь была написана арабицей, но… Это был не арабский. На расспросы Араба, где же я нашёл эту надпись, Лиза смутилась и буркнула, что в книжке видел, какой – не помнит. На иллюстрации. Захотелось узнать, что означает, потому и срисовал. Ну да, сфотографировать не догадался, ну вот так бывает, телефон на зарядке торчал далеко.

Араб даже не потрудился сделать вид, что верит, но вздохнул и объяснил, что помочь не сможет – разве что советом: нужно попробовать перевести надпись, как персидскую, велика вероятность, что удастся. Но увы, сам Араб всех тонкостей персидского языка не знал…

– Звучать это должно примерно… – Араб вгляделся в надпись, видя за непонятной вязью отдельные звуки, – как-то вроде «ташкор аз ту дусти шуруи» или, там, «ташукар аз ту дуста шурави», верной огласовки не знаю. Вот был бы иврит или хотя бы хинди… Кстати, «шурави» – что-то знакомое. Может, такое слово действительно в персидском есть. Но это всё, что я могу тут тебе сказать. Правда, у меня были знакомые, я могу контакты поискать… если тебе это очень важно, – он почему-то выделил слово «тебе».

Лиза закивала, уверяя, что важнее некуда, потом спохватилась и добавила, что просто уж очень стало любопытно. Араб загадочно усмехнулся и пообещал сообщить, если найдёт своего знатока. Выглядел он, со слов Лизы, крайне заинтригованным всей этой историей – может, из-за непонятной надписи и урона своему «авторитету полиглота»… а может, оттого что наверняка уже к этому моменту заметил, что со «мной» что-то не то. Впрочем, Лизе он так ничего о своих возможных подозрениях не сказал, загадочно улыбался и вдруг спохватился, что уже пора двигать в парк.

– Пойдём, пойдём, простуженный птиц, не покатаешься – так хоть посмотришь, позавидуешь. Похвастаюсь, что ты прилетел в родное гнёздышко.

Араб часто дразнил меня «перелётной птицей» за мои бесконечные переезды туда-сюда.

Компания роллеров была разновозрастная и разношёрстная, самому младшему, вроде, недавно исполнилось двенадцать, старший был с виду ровесником Араба, а объединяло их всех только одно – ролики. В любых видах – тот же двенадцатилетний Ярик прикатил, красуясь, в роликовых кроссовках, так называемых «хилисах», у которых колёса прятались в подошве.

Я тут был исключением и, быть может, изначально так заинтересовал Араба именно своей резко оборвавшейся три года назад любовью к «колёсам». Друзья Араба на меня косились с сочувствием, как на хворого – исключением был один Саня-Шумахер. Ну да бывший одноклассник просто был моим другом детства, а на роликах катался от случая к случаю.