Старуха Судьба

Сколько мне лет?

Почему неприлично спрашивать? Мне же не шестнадцать! В моём возрасте всё прилично!

Мне ещё только девяносто!

Спасибо…спасибо… Это благодаря скандинавской ходьбе я так выгляжу! А вы ходите?

Не пробовали… Понимаю, понимаю… После юбилея, отлежусь, и обязательно возьму вас на прогулку, запасайтесь палками, хотя бы лыжными. И без возражений!

Я? Танцевать? Конечно, буду! Нет, от вальса у меня голова кружится. Помните, как пела Клавдия Шульженко? (Поёт.) «Как это? Как это я не права? Я и не думаю злиться! Ах, как кружится голова, как голова кружится!» Не правда ли – мило? И Шульженко вне конкуренции!

Что я танцую? Я люблю степ.

Алло! Павел Григорьевич, вы куда-то пропали!

Я вас удивила? Степом?

Ну, я ещё вас по-настоящему не удивляла! Я с удовольствием посмотрю на вас, когда вы увидите, как я танцую степ. Вот тогда вы действительно удивитесь!

Вы уж извините, сегодня не приглашаю на юбилей, мы с вами мало знакомы. И приглашать незнакомых мужчин в гости, это – моветон. А на девяносто пятую годовщину – пожалуйста!

А-а-а, вы бы всё равно не смогли прийти, у вас артрит… Понимаю…

Но хотели бы посмотреть, как я танцую?…Хм… Я вам позвоню, когда начнутся пляски. До свидания.

Кладёт трубку. Сидит молча.

– Посмотреть, как я танцую?! Я бы сама хотела на это посмотреть. О чём это я? У меня ещё стол не накрыт, а я о танцах! Бездельница!

Кто там следующий из приглашённых гостей? Олег Викторович… Олежка.

Подходит к буфету, берёт четвёртую чайную пару.

– А куда Олега Викторовича посадить? Это мой бывший муж, уже покойный. Но успокоился он в другой семье. Царство ему небесное! (Крестится.) На его похоронах я была. Хорошие похороны, достойные…понравились. Помню, я там подумала, как хорошо, что не мне пришлось его хоронить. Я бы не выдержала, рыдала бы белугой, хотя он этого и не заслуживает. Да я и так плакала – без разницы – жена или нет. Всё-таки десять лет вместе прожили, да лет двадцать уже не жили! За такое время плохое забывается, а помнится только хорошее. Хотя у некоторых наоборот – плохое помнится, а хорошее забывается. Вот Зиночка из пятого подъезда… Зинаида Михайловна. Бывшая балерина… Еле ходит – ноги больные. А ведь до сих пор помнит, как я, лет сорок назад, последний пучок зелени в магазине, перед её носом, взяла. Так у меня гости должны были приехать, точнее гость. Мой любимый Андро! Он грузин! А какой праздничный стол, накрытый для грузина, без зелени? Это не стол! Так… столик. В ту пору в магазинах плохо было с зеленью, да и с остальными продуктами тоже плохо. А Зиночка, оказывается, только зеленью да гречкой питалась, и у неё тоже гость намечался. Я зелень Зине не дала, хотя она меня упрашивала, отдать этот пучок. Ну, меня тоже понять можно – мне накрыть стол надо было. А пучок маленький, даже не поделить. Я ей посоветовала пельмени взять, их как раз выбросили в соседнем отделе, а она возмутилась, говорит, ешьте их сами! А мы с Андро пельмени с зеленью и съели, и ничего, вкусно было! Сейчас в магазинах всё есть – фрукты, овощи, зелень на выбор! Бери – не хочу! Вчера Зиночку встретила, помогла ей до дома дойти, ноги у неё плохо ходят. Так она мне тот пучок припомнила! Пучок сорокалетней давности! Говорит, что я ей жизнь разбила этим пучком. К ней тоже мужчина в тот день пришёл, она салат приготовила, а зелени не было, так он больше к ней не пришёл! А зелень причём? Глупая она, надо было пельмени варить, тогда каждый день бы приходил! Зиночка так замуж и не вышла. До сих пор одна живёт. Может этот пучок ей по ночам снится? Надо будет, купить зелени, да прийти к ней мириться. Зелени поедим, прошлое вспомним и забудем! И всё будет хорошо.

Для кого это у меня чашка в руках? Я же Зину не приглашаю… А, вспомнила – чашка для Олега! Что-то про слёзы было… Ну, да, ну, да…про слёзы!

На похоронах Олега Викторовича жена его вторая – Светка – даже слезинки не проронила. Вобла сухоглазая! Хотя бы для приличия луковицу, чищенную, в верхний карман положила, хоть и жгучие слёзы, да слёзы! Но я Светку понимаю: ей обидно – пока они жили вместе, Олег по привычке бегал налево и направо. Я-то от него, когда всё узнала, сама ушла в эту мамину квартиру, а Светке пришлось этого ловеласа хоронить.

Олега Викторовича подальше посадим. К сердцу слева не посажу, этого разбивателя сердец. Сердце ещё мне нужно. Зато на него смотреть можно издали. Красивый был. Оттого и бабы на шею вешались.

Подходит к буфету, берёт пятое блюдце без чашки.

– Это блюдце для моей третьей подруги Светки-разлучницы. А начиналось-то всё как хорошо! Дружили, мечтали, ездили вместе отдыхать, работали в одном проектном институте. Потом Светка ушла из него, видать стыдно стало, что мужа у меня увела. Не смогла мне в глаза смотреть.

На том далёком дне рождении, Олег нечаянно разбил Светкину чашку. Сказал, что это на счастье. Я только посмеялась и пожелала Свете счастья от всей души. Тогда я не знала, что мой муж и моя подруга давно тайно встречаются. Есть на свете доброжелатели, рассказали мне о них. Видать, все знали, кроме меня. Я проследила за ними и всё узнала. Что творилось у меня на душе, одному Богу известно! Когда Олег пришёл домой, я ему всё в лицо и выпалила – никогда не могла что-то держать в себе. Он отрицать не стал, признался, что полюбил впервые, и ему со Светкой очень хорошо. Тогда он не просил у меня прощения, просто сказал, что нам нужно развестись, детей у нас всё равно не будет, а Светка была уже на втором месяце.

И я отпустила его. Потому что ещё любила. Я собрала свои вещи, и ушла к маме, благо, было куда уйти. А ту квартиру, в которой мы жили с Олежкой и вместе получали как молодые специалисты, оставила им. Света жила в общежитии, а у Олега кроме той квартиры ничего не было за душой. К тому же они ждали ребёнка. Квартира хоть и однокомнатная, но светлая. В институте все девчонки сказали, что я – дура.

В самом начале нашей семейной жизни я тоже забеременела, но Олег сказал, что мы ещё не пожили для себя, и ребёнок будет только мешать. Я, точно, была глупой влюблённой дурочкой, и пошла у него на поводу. После того аборта больше детей у меня не было, хотя врачи отговаривали меня от этого необдуманного шага.

Ставит на стол блюдце. Садится на стул, предназначенный Свете.

– Света, будешь пить из своего «счастливого» блюдца. «Счастливого» в кавычках.

Света не смогла выносить ребёнка, оказалась внематочная беременность. Ей вырезали одну трубу. Через несколько лет она вновь забеременела, и вновь внематочная. Это был какой-то рок! Ей вырезали вторую трубу и больше она детей иметь не могла. Олег стал открыто гулять, а Светка по ночам, когда его не было, плакать.

Когда Олег умер, у Светы нашли рак лёгкого. Наверное, вся невысказанная боль в болезнь ушла. Она лечилась, но безрезультатно. Через несколько лет мы встретились случайно в магазине. Я тогда не сразу узнала её – похудевшую, осунувшуюся, с потухшими глазами. Она подошла ко мне и попросила прощение. Оказывается, она долго искала меня, но не знала моего адреса. Кто-то сказал ей, что надо попросить у всех, кого в жизни обидел, прощение, может тогда болезнь и отступит. Да я и не держала на неё зла! Я ей так и сказала. Ну, может, только поначалу обидно было. А когда встретила Андро, обо всём забыла!

Я стала приходить к Свете, помогать по хозяйству. У неё не было сил, даже кашу сварить себе. Потом она слегла, и мне пришлось стать сиделкой. Делать уколы и выносить судно из-под неё. Глядя на неё, я научилась ценить каждый миг своей жизни. Она умерла у меня на руках. Тихо сказала: «Прости». И закрыла глаза. Похоронили её рядом с Олегом.

Обращается к Свете.

– А ты знаешь, Света, что Олег, когда вы жили вместе, два раза приходил ко мне в эту квартиру, ловил на улице? Просил, чтобы мы сошлись, говорил, что понял, кого потерял. Но я не приняла его. Не приняла. Можешь быть спокойна.

Идёт к буфету, берёт последнюю шестую чайную пару.

– А эта чашка для моего Андро. Любимый мой, сколько же мы с тобой уже не виделись?

Я встретила его в Грузии, куда ездила по профсоюзной путёвке после развода с Олегом, чтобы развеяться. Грузия тогда была житницей настоящих мужчин! Мне показалось, что там работали одни женщины, а все мужчины, кто не торговал, наслаждались жизнью. Я переходила улицу по светофору, а Андро, недавно купивший чёрную волгу и права, чуть не задавил меня на радостях. Оказывается, он был дальтоником и не различал зелёный свет! Он выскочил из машины перепуганный и смешной, предложил отвести меня в больницу, хотя машина даже не задела меня. Я раскричалась, что он ездить не умеет, и права, наверное, купил. «Тише, красавица, зачем кричишь? – сказал он. – Не хочешь в больницу, поехали в ресторан!» И мы поехали в ресторан.

Две недели мы провели вместе. Он оказался очень интересным человеком. А какой у него был голос! Оказывается, его приглашали петь в Тбилисский театр оперы и балета, но он отказался, потому что ему надо было кормить жену и детей. Он пел и пел мне грузинские песни, а я не могла наслушаться их. В бардачке машины лежала свирель, которую он всегда возил с собой и виртуозно играл на ней. Однажды мы поехали в горы, и он взял с собой ещё и дудар – армянский инструмент.

Мы сидели на камнях, и я слушала голос дудара. До сих пор он звучит в моём сердце.

Ольга Владимировна поставила чашку на стол,

села на стул, предназначенный Андро, и закрыла лицо рукам.

Звучит дудар.

Мелодия заканчивается.

Ольга Владимировна выходит из оцепенения. Встаёт.

Глядя в пространство, она видит перед собой Андро.

ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА. Андро, это ты? За столько лет ты ничуть не изменился! Ты всё такой же красавец, как и раньше. У тебя даже седины нет. Я до сих пор люблю тебя, Андро!

Поворачивается и говорит в зал.

– Андро приезжал ко мне из Грузии каждый год – то на неделю, то на две. Как ему удавалось выкроить время, чтобы перелететь через всю страну, даже представить не могу! И хотя я понимала, что чувствует его жена, я не могла отказаться от этих встреч. Это были недели долгожданного счастья! Я ждала их целый год, жила только ими! Эта сказка продолжалась восемь лет. Каждую среду, все восемь лет, в девять часов вечера он звонил мне по телефону, и мы разговаривали по несколько часов, и не могли наговориться. Восемь коротких, незабываемых лет! Как быстро они пролетели!

Тихо звучит дудар или свирель.

– Андро погиб в автокатастрофе. Дальтонизм и купленные права сыграли с ним плохую шутку. Я почувствовала, когда это произошло, меня, словно током ударило – вот сюда – в сердце! Через месяц пришло письмо от Тамарико Капанадзе, матери Андро, где сообщалось о его смерти. Она знала о моём существовании, но, как мудрая грузинская женщина молчала, понимая его чувства. После смерти Андро, разбирая бумаги, Тамарико нашла мою фотографию и адрес, и написала. На двух концах необъятного Союза – в России и Грузии – мы оплакивали смерть любимого нами человека.

Дудар замолкает.