– Это я, бабушка, можно я посижу с тобой?
– Рассказывай, что Миша снова натворил.
– Бабушка, я его не понимаю, он все делает не так!
– Машенька, милая, мы все не знаем, как… делаем и делаем.
Бабушка вздохнула, прикрыла глаза, а в это время мягкой рукой взяла внучку за руку:
– Я вот теперь и вовсе ничего не делаю. И даже не думаю, а как надо… И мне от этого очень спокойно…
– Так если я говорю ему, нужно делать свадьбу летом, то он твердит, что зимой… Если я говорю зимой, то он твердит – летом!
– А ты ничего не говори, тебе же все равно, когда. Он сам и решит, он же хочет жениться?
– Я иногда не знаю, хочет ли…
– А ты сама-то ждешь свадьбы без страхов?
– Да, бабулечка, это какой-то странный страх. Его вроде бы и нет, а он нападает откуда-то, внезапно… И ссорит нас…
Маша улыбнулась.
– Бабулечка. Я Мишу очень люблю, я без него всегда скучаю. Вроде бы, и он любит, а почему мы мучаем друг друга?
– Потому, что любовь – это такая хитрая штука…
– Это наказание…
– Тогда это наказание для милых эгоистов. Они хорошие, поэтому им любовь дают в подарок. Как только ты будешь любить его больше себя, так все мучения и пройдут.
– Я и так его люблю очень сильно…
– Сильнее чем слаксы или оливье…
– Фу, бабуля, при чем здесь это…
– Машенька, я как математик знаю точно – подобное нужно сравнивать с подобным. А на всем белом свете ваша любовь – она живет только в тебе да в Мише…
– Парадокс! Впрочем, ты права… Стасика в девятом классе я думала, что любила, а теперь понимаю, что это и не любовь была.
– Машенька, любовь… она еще долго будет жить своей жизнью. Вы будете ссориться с Мишей и мириться, а она притаится в глубине и станет наблюдать.
Бабушка чуть вздохнула.
– А если вы будете отдаляться, она как резинка сначала натянется, а потом вдруг начнет вас сближать…
Часы пробили один раз в углу комнаты. Бабушка их не заметила.
– И если вы будете любить себя больше чем друг друга, то… сближаясь будете ссориться.
– Ужас. Ну что ты говоришь! Мы же хотим сделать друг друга счастливыми!
– А кто сделает счастливой меня? Ведь рядом со мной 24 часа нет Миши?
– Бабушка, ну неужели тебе это нужно?
– Машенька, это только тело мое состарилось. А внутри я та же, что в твои 18. Это такое чудо человеческое – тело стареет и становится ненужным. А душа не меняется. Любовь она не в теле живет. Ты знаешь, все вокруг видят, что ты стареешь. Этого не видят только те, кто любят тебя.
Бабушка гладила развернутую ладошку Маши и продолжала.
– Я когда-то боялась растолстеть, следила за правильным питанием, имидж имела…
Бабушка улыбнулась глазами и улыбка погасла.
– Страшно, когда в тебе остается к старости лишь то, что уйдет с телом. Я этот страх пережила. Если есть любовь – она остается, никуда не уходит, она в душе.
– Ты про смерть говоришь?
– После того, как дедушка умер, я боялась смерти и очень ее хотела – я тосковала по нему. А потом поняла, что он со мной… был, есть и будет.
– Ты веришь в рай?
– Машенька, это очень сложный вопрос. Я почему-то чувствую покой души. И любовь в ней. И мне достаточно.
– Это как-то грустно… Миша… может он и сможет стать таким как дедушка…
– Он всегда останется Мишей. А ты Машей… Вы просто будете жить рядом. Сначала научитесь прощать, … потом научитесь совсем не обижаться…
– А если не научимся?
Улыбка вновь тронула бабушкины губы.
– Вы просто поймете, что душа у вас общая… одна на двоих и… и потому станете понимать друг друга без слов…
Бабушка закрыла глаза и ласково пожала тонкие пальчики Маши.
Ольга Данилова
Горе и Счастье
Родились у Судьбы двое близнецов. Да такие одинаковые, что сама Судьба их друг от друга отличить не могла.
Мать этак детей и звала: Горе ты моё луковое, да Счастье ты моё ненаглядное. Правда, всё время между собой путала: то Горе Счастьем назовёт, то Счастье Горем.
И в школе-то они успевали наравне. Бывало, получат близняшки по тройке, Горе сразу реветь:
– Ой, горе-то какое – нас мама ругать будет!