Дойдя до набережной у противоположного от крепости конца моста, Лида купила мороженое. Села прямо на гранитный парапет набережной и кокетливо попросила:
– Сфотографируй меня ещё раз, пожалуйста.
– Освещение плохое, – отозвался Саша из-за объектива, – может не получиться.
– Я верю, ты справишься, – машинально пробормотала Лида и стала позировать.
На ней было длинное драповое пальто бледно-оранжевого, как морковь со сметаной, которой тётя пичкала её в детстве, цвета. Из-под него выглядывало ярко-жёлтое платье – Лида вообще обожала платья и длинные юбки. На ногах – удобные кожаные босоножки цветом чуть темнее пальто, на маленьком каблучке, ремешки элегантно обхватывают тонкие щиколотки. На шее горстка бус из золотого бисера. Каштановые волосы до плеч, лежащие мягкими волнами. Светло-карие глаза. Острый нос. Непропорционально большой и едва заметно кривой рот с тонкими капризными губами. Лида считала себя красавицей.
– Спасибо, – девушка повелительным жестом подала Саше руку, и он совершенно невозмутимо, недрогнувшей рукой снял её с парапета. «Надо будет покраситься в рыжий», – мелькнула у Лиды мысль. А пока она подошла, посмотрела в упор и спросила, делая вид, что обиделась:
– А чего ты такой неприкасаемый? Так машинально подал мне руку, неласково…
– Мы с тобой знакомы всего второй час, – простодушно пожал плечами мальчик.
Лида тряхнула головой и спросила совершенно другим тоном – грустным и как будто разочарованным:
– Не нравлюсь я тебе?
– Нет, – честно сознался Саша.
– Почему? – надула губы, как будто огорчилась.
– Потому что ведёшь себя как проститутка, – откликнулся мальчик холодно.
Тут впору было обижаться по-настоящему, но Сашино прямодушие Лиду обезоруживало. Она впервые в жизни не нашлась что ответить. Это было досадно. И тем сильнее в ней поднялось желание покорить, подчинить себе. «Всё равно ведь мой будешь, никуда не денешься! Так что ты не очень-то сопротивляйся!» – подумала девушка с разгорающимся азартом, засверкавшим колючими искорками в её глазах.
Лида надулась:
– В кои-то веки пытаешься вести себя непосредственно… – буркнула она и отвернулась. Засмотрелась на то, как сентябрьский ветер рябит отражение крепости в густо-синей воде Невы.
– Ну, если теперь это так называется… – добродушно усмехнулся Саша.
– А ты в семинарию пошёл по любви? – поинтересовалась Лида, не оборачиваясь.
– Не знаю людей, которые шли бы туда по расчёту. Расчёт не работает: больно платят мало. – Он говорил насмешливо, и Лиде это очень понравилось: ну вот, значит, тоже человек, тоже может проявлять эмоции, не превратился в засушенный цветочек, затиснутый между листами старой нудной латинской книги.
– И в Бога, стало быть, веришь?
– Верю.
– А зачем? – Лида резко обернулась, глухо звякнули бисерные бусы у неё на шее.
– В смысле? – переспросил мальчик. – Что зачем?
– Верить в Бога.
Такая постановка вопроса Сашу удивила, но он с готовностью ответил, всё так же просто:
– А зачем верить в то, что завтра будет новое утро?
– Странный вопрос, – пожала плечами Лида. – В него верь-не верь, оно всё равно наступит.
– Вот. Бог – Он тоже просто есть. И нам надо жить с этим фактом.
– Откуда такая уверенность? – продолжала спрашивать девушка. – А вдруг Его нет?
– Потому что так легче жить? – Саша даже не представлял себе, насколько в упор прозвучал этот вопрос. Лида напряглась: второй раз за день её заставали врасплох. Обычно она всегда знала, что и кому ответить, сохраняя при этом королевскую невозмутимость. Она привыкла чувствовать себя госпожой, а окружающих юношей – рабами, преклоняющимися перед её красотой и готовыми в любой момент отдать за неё жизнь.
– Наверное, – ответила она гораздо тише и мягче.
– А ты, как я понял, не веришь? – спросил Саша, как будто это стало понятно только что.
– Я не знаю, – ответила Лида честно. – Я агностик. Одни говорят, что Бог есть, другие, что нет, а я не знаю правильного ответа. И, если честно, не хочу знать. И у той, и у другой стороны есть весомые аргументы в пользу их точек зрения, они уравновешивают друг друга, но ничего не доказывают… Поэтому я предпочитаю не задумываться над этим вопросом.
– Потому что так легче жить? – снова спросил юноша. Лида подняла на него глаза и увидела, что он улыбается. «Да он ещё и смеётся надо мной!» – разозлилась девушка. – «Значит, точно надо будет победить его! Судя по всему, это будет не так уж и трудно».
– Наверное, поэтому, – снова тихо и совсем другим тоном. – Родители верили. Пытались заставить меня ходить в церковь каждое воскресенье.
– Верили? – переспросил Саша, удивившись прошедшему времени.
– Да. Оба умерли. Автокатастрофа.
Мальчик помолчал, вздохнул, потом сказал, тоже тихо и очень серьёзно:
– Соболезную.
– А у тебя?
– Отец пьёт. Мать пытается вытащить его из этого состояния, но и сама иногда перехватывает. Братьев, сестёр нет.
– М-да, хрен редьки не слаще… Но в наше время это обычная ситуация.
Саша задумчиво покачал головой.
– О чём думаешь? О современной ситуации в стране?
– О том, какие мы оба с тобой одинокие, – ответил мальчик отрешённо, садясь рядом с ней на парапет и глядя куда-то в пасмурную сырую даль.
– У нас сейчас полстраны такие. Оборванные, одинокие и никому не нужные, – Лида протянула руку и поймала несколько мелких холодных капель.
– Опять дождь! – пробурчала она, раскрывая зонт.
– А ведь тебе это нравится… – всё тем же отсутствующим тоном продолжал Саша. – Повод продемонстрировать свой замечательный зонтик.
Лида закусила губу. Откуда он всё знает? Почему на него не действует эта напускная невинность, с которой она приподняла юбку, садясь на парапет, чтобы показать стройные ноги, или открыла зонт, чтобы потенциальная жертва лишний раз восхитилась? Может, заплакать при нём? Показать свою слабость, беззащитность перед жестоким миром? На юношей это обычно действует безотказно. Но как всё сложно с этими верующими! Надо пускаться на ухищрения, в то время как любой другой уже сидел бы с ней в кафе за бокалом отменного красного вина, а потом они целовались бы в парке под завистливым взглядом какого-нибудь памятника и закончили бы этот утомительный день в её гостиничном номере, слившись воедино в страстных объятиях. Так было в абсолютном большинстве случаев, и девушка отказывалась верить и понимать, что в этот раз может быть как-то по-другому. Ведь не стенка же он и не из камня сделан!
Саша глянул на часы.