Литературные страницы – 12. Группа ИСП ВКонтакте

– Я не хотела посвящать тебя в очень важную для меня область, но раз без этого не обойтись, постарайся меня понять.

Выяснилось, что раз в неделю Татьяна посещает какие-то собрания людей, увлечённых теорией, а вернее учением великого, по словам Татьяны, психолога Бэтча, прибывшего из Америки для того, чтобы помочь российским гражданам. Великий Бэтч учил на своих семинарах, что необходимо всегда быть в ровном состоянии, не иметь эмоциональных привязанностей, полюбить пустоту и тишину. Татьяна не бралась мне всего объяснить, так как для того, чтобы понять суть учения, необходимо погрузиться в атмосферу, создаваемую самим Бэтчем. Оказывается интимные отношения очень препятствуют продвижению в учении и вступать в близость можно только после обретения стойкого нулевого отношения к партнеру. Выяснилось, что Татьяна борется с собой, так как я очень ей нравлюсь и к нулевому состоянию она пока не пришла.

Ну и бред! Попался бы мне сейчас этот Бэтч, я бы размазал его по стене в благодарность за то, что вместо темпераментной любовницы, я получил красивую, прохладную рыбу. Но проклятый Бэтч оказался сильнее, чем я предполагал. Мои попытки растопить Татьянино естество наталкивались на одно:

– Бэтч считает, Бэтч рекомендует, как говорит Бэтч…

У меня было такое впечатление, что Бэтч всегда с нами и надо приобретать трёхспальную кровать. Как только я начинал Бэтча критиковать, Татьянины глаза становились стеклянными, а из ушей выглядывали плотно сидящие бананы. В конце концов я сдался и оставил попытки реанимировать то живое, что в Татьяне ещё оставалось. Возможно всем этим последователям Бэтча настоящая жизнь невыносима и они способны и хотят существовать в таком вот замороженном виде: " Что воля, что неволя – всё одно»? Мне жаль их, но я не психиатр, который, по-моему, требуется всем им, во главе с самим Бэтчем. Я здоровый мужчина и хочу нормальных отношений. На Бэтча я затаил зло и на всякий случай рассказал о нём своему знакомому фээсбэшнику. Я бы лично выслал этого иллюзиониста Бэтча в Америку. Пусть там граждан с ума сводит. У нас тут и своих чудаков хватает. В результате я остался опять один. А говорят холостяки не хотят жениться! На Татьяне я б запросто женился, была б она нормальная. Так что нечего нас, холостяков, ругать. В поиске мы! Ау!

    (Наталия Варская. «В поиске». Бытовая ироническая проза).

На крючке

Марат Валеев

Как-то на рыбалку со мной увязался мой младший братишка. Тогда мне самому-то было лет восемь, а брательнику и вовсе пять. И я его категорически не хотел брать – рыбалка, сами понимаете, дело важное, почти интимное, многолюдия не терпит. А малолетний балбес запросто может помешать этому важному делу: начнет там камушки в воду кидать, или, того хуже, сам в нее шлепнется. И всю рыбу распугает к чертовой матери. Нет, мне он там на фиг не нужен!

Но Ринат, когда узнал, что я собираюсь на рыбалку, как начал монтонно ныть с вечера: «Хочу на рыбалку!… Хочу на рыбалку!.. Хочу на рыбалку!..», так остановился только на следующее утро. Когда вышедший из себя отец сказал мне: «Возьми его тоже! Только смотрите там у меня!».

Ну что, пришлось взять. Нас с утра пораньше разбудил отец – он собирался на работу. Мама приготовила нам бутерброды: намазала маслом два куска хлеба, присыпала их сахаром и завернула в газетку. Черви у меня были нарыты еще с вечера. И часам к девяти утра, с благословения мамки, мы с брательником, шаркая сандалиями, ушли на озеро Долгое. Я тащил удочку, Ринат – бидончик, в котором покоилась баночка с червяками и сверток с бутербродами.

Минут через двадцать пути – идти надо было с километр, – мы были уже у цели. С утра в продолговатом озере, обрамленном зелеными камышами, еще никто не купался. хотя день обещал быть жарким. Детвора обычно набегает часам к одиннадцати-двенадцати. Так что эти пару часов нам никто мешать не будет. И брательник тоже!

– Ты садись сзади меня! – велел я ему. – Будешь снимать рыбу с крючка и бросать в битончик (именно битончик – так мы всегда называли эти трехлитровые алюминиевые емкости, предназначавшиеся для молока дома и для рыбы – на рыбалке). Понял?

– Ага! – согласился Ринат.

Я вынул из бидончика бутерброды и червей, положил их на земле рядом с усевшимся на корточки братом, а сам зачерпнул воды из озера – она была уже (или еще) теплая, и м не сразу захотелось искупаться. Но я пересилил себя – искупнуться можно будет потом, со всеми. А сейчас надо заниматься важным мужским делом – ловить рыбу.

Я размотал удочку, с трудом наживил на крючок извивающегося червя, и забросил леску подальше от берега. Пробковый поплавок шлепнулся на неподвижную и слегка курящуюся паром зеленую воду озера метрах в полутора от меня. По воде разбежались круги, и немного покачавшись, поплавок замер.

Я застыл на берегу в классической рыболовно-пацанской позе, выставив для упора одну ногу вперед и сжимая удилище обеими руками.

Но долго стоять, впившись глазами в слегка покачивающийся поплавок, мне не пришлось: он притонул раз, другой, третий, и поехал в сторону. Ага, взяла! Я резко выдернул удочку, и через голову на берег полетел первый улов – трепещущая серебристая сорога с оранжевыми плавниками.

Рыбка сама соскочила с крючка и шлепнулась за спиной брательника, запрыгала на берегу, налепляя на свою серебристую чешую песок.

– Рыба!!! – заорал во все горло мой брат, подбежал к ней и упал на нее животом. – Поймалась!

– Раздавишь! – по-хозяйски прикрикнул я на Ринат. – Неси его в битончик давай!

Ринат, сжимая сторожку обеими руками, вприпрыжку побежал к бидончику. А я в это время поправлял сбитого на крючке червя. Он был цел, только сполз немного вниз.

– А можно, я его помою, а то он грязный? – услышал я вдруг просьбу брательника. И не успел даже в ответ открыть рот, как увидел, что первая моя сегодняшняя рыба плюхнулась в воду, вырвавшись из рук этого растяпы.

– А она уплыла, – убитым голосом сказал Ринат и скривил лицо, собираясь заплакать.

Улов мне, конечно, было очень жаль. Но не лупить же из-за одной рыбки родного брательника? Тем более, судя по первой поклевке, рыбы здесь с утра собралась тьма. И все голодные.

– Ладно, – великодушно сказал я Ринату. – Еще поймаем. Ты только больше не купай их в воде, ладно?

– Ладно, – шмыгнул носом брательник, снова устраиваясь на корточках на отведенном ему месте. И покосившись на бумажный сверток, добавил:

– А когда исть будем?

– Когда поймаем пять… нет, десять чебаков, – поставил я перед нами жесткую задачу.

И, оставив рядом с ним на земле леску с наживленным крючком, вернулся к удилищу и, широко размахнувшись, как обычно в те пацанские годы, через плечо закинул свою снасть в воду (это став взрослее, я научился посылать леску от себя). И тут же услышал дикий рев, от которого у меня душа ушла в пятки.

Схватившись обеими руками за рот и упав на землю, орал Ринат. А из-под его ладоней к моему удилищу тянулась леска. Это могло означать лишь одно: я вогнал своему брату в лицо крючок. Случалось, что я цеплял себя сам за рубашку сзади, за штаны, как-то даже палец порвал крючком. Но чтобы так, живого человека… Да еще своего брательника, за которого мне сейчас дома так всыпят, что я надолго забуду про рыбалку!

Но сейчас главное не это. Может, не все еще так страшно?

Я подбежал к брату, упал перед ним на колени и попытался оторвать его грязные ладошки от лица.

– Покажи, куда зацепило… Да отпусти ты руки!

Но брат продолжал верещать как резаный и еще сильнее прижимал руки. В конце концов, рев его перешел во всхлипывания, и он убрал от лица одну ладошку, потом вторую. И меня всего передернуло.

Крючок впился в верхнюю губу. Он вошел туда почти весь, оставив снаружи лишь миллиметра два цевья с ушком, к которому и была привязана свисающая леска. Крови в месте прокола выступило всего лишь пара капелек.

– Ничего страшного, – успокоительно забормотал я испуганно заглядывающему мне в глаза братишке. – Тебе больно?

– Шють-шють, – прошепелявил Ринат, стараясь не двигать верхней губой.

– Ну и нормально. Щас придем в больничку, тебе его быстренько вытащат, и все!

– Боно буит! – испуганно забубнил Ринат, тряся свисающей с губы леской. При этом он выглядел так уморительно, что я не выдержал и хихикнул.

– Такую большую рыбу я еще не ловил!

Брат сморгнул слезинки с глаз и тоже заулыбался. Так, жизнь вроде налаживается. Крючок я, конечно, сам не вытащу, да Ринат меня к себе и не подпустит. Значит, надо срочно топать в наш фельдшерский пункт, к тете Любе. Она все сделает как надо.

Но не тащить же брата за собой на крючке? А у меня ни ножика нет, ни спичек, чтобы отрезать или пережечь леску.

Так, а зубы на что? И я, аккуратно перехватив леску у братишки под самым подбородком, чтобы не потревожить сидящий в его губе крючок, перегрыз ее зубами. Так что теперь у Рината с губы свисало всего сантиметров десять лески.

Подобрав бидончик и забыв на берегу червей и бутерброды, мы поспешили с братом в деревню. К счастью, на нас никто особенно внимания и не обратил – ну, идут два брата с рыбалки. Да и улицы были почти пустынны в это время.

Фельдшерица оказалась на месте (не помню, как ее звали, но пусть будет тетя Люба). В амбулатории было пусто, прохладно и пахло йодом. Тетя Люба охнула и всплеснула руками, увидев, кого и с чем я привел.

– Вот паразиты! – запричитала она, рассматривая Ринатову губу. – А если бы в глаз? Мамка-то уже знает?

– Она на работе, – сказал я. – Мы ей потом скажем. А вы как крючок вытаскивать будете?

Ринат при слове «вытаскивать» начал поскуливать и потихоньку попятился к выходу из амбулатории.

– Ты куда? – укоризненно сказала тетя Люба. – Хочешь с крючком остаться? А как кушать будешь? А целоваться, когда подрастешь?