Тишина возмутился:
– Петухов при мне вообще не упоминай! Западло это! А клички – у собак, у меня псевдоним.
– Подумаешь, писатель какой! Псевдоним у него!
Оказалось, что Тишина в следственном изоляторе «Матросская Тишина» два раза «гостил», там его «псевдонимом» и наградили.
А как начнёт рассказывать случаи из жизни про «щекотливых пассажиров», про «шмелей», про «мойки» – я вообще ничего не понимал, лез в Гугл и узнавал, что мойка – это лезвие, шмель – кошелёк, щекотливый – чувствительный человек, к которому в карман залезть нелегко.
Но рассказы эти были просто байками, так как Тишина был не карманником, а хулиганом. Рассказов же этих он набрался от соседей по нарам.
Скоро за драку Тишина снова «загремел на нары», то есть сел в тюрьму.
А я думал: ну почему мы, люди, не имеющие отношения к преступной романтике, которую и романтикой не считаем, должны избегать названия птицы «петух», присаживаться, а не садится и чувствовать себя глупо, называя последние события крайними? Да и голубой – это название цвета и не более того. Зачем нам этот чуждый сленг, эта глупость, эта дикость?
А потому я продолжал предлагать гостям садиться, задир называть петухами и не смеялся над песней «Катится, катится голубой вагон». Благо, в моём окружении людей, подобных Тишине больше не было.
Ольга Дорофеева
Запасной аэродром
Осень багряная шепчет: «Постойте, прохожие!»
Утром шуршат разноцветные листья.
В небе художник единственной кистью
Долго рисует полёт самолёта с мороженым.
Чудится мне, превратился в тебя пролетающий
Тот самолёт – нарушитель покоя.
Тоже назвался бесстрашным героем,
Тоже хотел осчастливить собой окружающих.
Тоже искал запасные колёса, сидения.
(Вдруг пригодятся однажды в ненастье?)
Крылья украл и исчез в одночасье.
Тоже, железный, просить не умеет прощения.
Тоже нашёл обновлённую взлётную полосу
С мягкой, комфортной и быстрой посадкой.
Старая – снится ночами украдкой.
Ждёт «запасная» годами на Северном полюсе.
Время пройдёт, и залечатся раны незримые,
Только остались рубцы на запястьях.
(Душу нельзя разобрать на запчасти!)
Мой человек – самолёт разделил неделимое,
С ветром воюя, а может, с судьбою и истиной,
Или со светом полярного солнца,
Думая, чувство воскреснет, проснётся,
Он «приземлился» на «полосу» старую, чистую.
Как изменилась она за прошедшие месяцы!
Льды все растаяли, царствует лето,
Вечное, щедрое. Море согрето,
Тёплые волны от ласки ветров так и светятся.
Фруктов и рыбы, животных различных обилие.
Птицы поют, восхищаясь рассветом.
«Холодно, страшно, уверенность, где ты?
Жадное сердце – мотор барахлит, обессилел я»
Сто вертолётов стоят и смеются над новеньким:
«Что, самолёт, ты на пенсии что ли?
Где же крыло потерял, на гастролях?
Краска облезла, уже не опасный, молоденький.»
Поздно, и занято место под счастьем нечаянным.
Поздно, свободно лишь место во мраке,
Дай на тебя посмотрю, зажгу факел!
Прячет лицо человек – самолёт неприкаянный.
Осень багряная шепчет: «Постойте, прохожие!»
Утром шуршат разноцветные листья.
В небе художник с единственной кистью
Плачет, рисуя полёт самолёта с мороженым.
Проводы лета
Екатерина Черняева
Захмелевшее южное лето
Уезжает в последнем вагоне,
Напевая вдогонку куплеты,
Провожаю его на перроне.
А оно, то помашет рукою,
То из тамбура глянет в окошко,
Будто хочет остаться со мною,
Постоять на вокзале немножко,
Раздарить напоследок улыбки,
Наполняя чарующий вечер,
Пять минут… поезд тронется, скрипнув,
Ляжет золото листьев на плечи…
Кто такая Бузова?
Наталия Варская
Настя и Лида ехали в маршрутке и болтали о том-о сём.