Цветок папоротника. Девять Жизней

В два прыжка перелетел через поляну и только было собрался сорвать цветок, как услышал за спиной довольно ехидный хохот. Оказывается, это Корнеева и Гоша, который согласился помогать за три витаминки, притащили на полянку фонарик и, спрятавшись в зарослях, терпеливо ждала моего прибытия. А когда я появился, тихонько включили, в полной уверенности, что куплюсь. Так оно и оказалось… Я

еще понимаю, египетская мау, но мой брат, как он только посмел! Неужели какие-то витаминки ему важнее моей любви? От огорчения и обиды громко завыл и кинулся прочь. Теперь моя задача была срочно найти Хозяйку и пожаловаться на свою горькую жизнь. В след мне неслось противное: беги, беги, ябеда!

Сказать, что был расстроен, значит ничего не сказать – цветка папоротника не сорвал, клад не нашел, Шушка вновь меня разыграла. Нет в жизни счастья!

***

Вскоре я выскочил на берег реки, где все веселились. Хозяйка, взявшись с бойфрендом за руки, прыгали через костер. Вид у них в венках был довольно глупым, еще глупее, чем часом ранее смотрелся Гошак-предатель. Впрочем, остальные смотрелись не лучше…

Соседка пыталась отправить свой венок в плаванье. Он никак не хотел отпарвляться в путешествие и постоянно возвращался. Роман в палкой в руках ей деятельно помогал… Никому не было дела до моих проблем. И тут мой взор упал на Гаврюшку, которым с умилительным видом сидел возле шампуров с мясом.

Его, как я понял, оставили охранять шашлыки. Какой же я глупый! Вот оно, настоящее кошачье счастье, а не какое-то призрачное, полученное от сорванного мифического цветка папоротника… Поэтому подбежал, уселся рядом и не прозрачно намекнул, что с друзьями следует делиться.

Через минуту мы с Гаврюшкой бодро уплетали мясо и я от радости забыл обо всем на свете, в том числе и о противной Шушке и брате-предателе, готовом продать родство за какие-то витаминки.

Лена Боголюбская

Дочь Мары

Ярило готовился уйти на покой, даря своим детям последнюю возможность насладиться дневным теплом, перед приходом холодной ночи-Мары. Вечернее солнце невесомыми лучиками золотило зеркальную гладь лесного озера. Частокол желто-зеленой осоки надежно охранял его берега, позволяя белоснежным кувшинкам вольготно покоиться на безмятежной водной поверхности. Лягушки вели дежурную перекличку, жалуясь друг другу о своих насущных проблемах, совершенно не подозревая, что одна из них сегодня станет ужином для притаившейся в высокой траве коварной змеи. Где-то в густых зарослях плакали болотные птицы, разрывая лесную тишину будоражащими душу звуками. Приближалась купальская ночь.

По коже пробежали мурашки. И зачем только она соглашалась на этот дурацкий спор?

«Еще никому не удавалось найти цветок папоротника,» – дернув изящным плечиком, заявила днем Снежана, русоволосая красавица с яркими голубыми глазами.

Любава, глядя на ее идеальные пропорции чувствовала себя гадким утенком. Черноволосая с сочными, как весенняя трава, зелеными глазами. С легкой руки соперницы – первой красавицы деревни, Любаву прозвали ведьминым отродьем. У кого еще могут быть такие завораживающие очи?

За Снежаной парни табунами ходили, а ее обходили десятой дорогой. Не потому что страшненькая, скорее наоборот. Просто, не похожа на других. Все деревенские жители отличались русыми волосами и светлыми глазами. Одна Любава не вписывалась в местные каноны красоты.

– Мать беспутная нагуляла где—то дитя, да мужу подсунула, – шептались «добрые» старушки по лавочкам.

Заступиться за девушку было не кому. Родители давно умерли. Мама не пережила тяжелые роды, а отец вскоре на охоте сгинул. Так и осталась Любава круглой сиротой. Но девкой выросла красивой и доброй. Не озлобилась на односельчан. И дар был у нее особый. Коль бралась лечить кого – больной обязательно выздоравливал, каким бы тяжелым не казался. Была, только, у Любавы одна слабость – уж больно вспыльчивый характер ей достался. От малейшей искры загоралась. Да так, что воздух дрожал от гнева и огонь зеленый в глазах полыхал, грозя перекинуться на обидчика. Тут уж прятались все, кто рядом оказывался. Что сделаешь? Ведьма. Но из деревни не гнали. Своя, все-таки. Да и лекарь – каких поискать.

– Я достану! – поджав в меру полные губы выкрикнула Любава Снежане. – И ты отдашь мне Златозара.

– Ну, приказывать же я ему не могу, – развела руками соперница.

– Ты, главное, его отпусти, а там мы сами разберемся, – заверила Любава.

– Сначала цветок принеси. А то еще дело не сделано, а ты уже на Златозара планы строишь.

По девичьей стайке подружек Снежаны пробежал нестройный шепоток. Они окатывали ведьмину дочку нескрываемым пренебрежением, словно ведро помоев выливали.

Любава зло посмотрела на заклятых подружек (те вмиг притихли, уловив зеленые всполохи зарождающегося гнева) и вспомнила статную фигуру Златозара, его колдовские глаза, которые в мечтах девушки принадлежали лишь ей. Сердце наполнилось агрессивной решимостью.

Златозар был ее тайной любовью. Ну, Любава думала тайной. На самом деле об этой страсти знала вся деревня, включая сам объект девичьих грез. Видя явный интерес ведьминой дочери к симпатичному парню, Снежана тут же закрутила с ним роман, впрочем, не заходящий дальше посиделок на завалинках и тайных поцелуев под луной. Скрипнув зубами от досады, Любава посчитала, что, если бы не давняя соперница, Златозар отдал бы свое сердце ей. И девушка решила проявить терпение, поджидая удобного случая добиться желаемого. Наконец, такой случай представился.

– Принесу! – Любава, сверкнув глазами, резко развернулась, задев Снежану кончиком своей черной косы и отправилась в лес.

Сначала все шло хорошо. Девушка прекрасно ориентировалась в окрестностях, поэтому она расслаблено брела по мягкому ковру из мха, иголок и опавшей листвы. Постепенно мох сменился высокой травой, разбавленной крупными лапами папоротника. То здесь, то там синели, желтели и краснели стыдливые головки лесных цветов, которые Любава собирала и заботливо вплетала в изящный венок. Получилось – просто загляденье. Девушка полюбовалась на свое творенье и водрузила его на голову, точно драгоценную диадему. Огляделась по сторонам. К ее ужасу, местность оказалась незнакомой. Кажется, она заблудилась. Наверно, отвлекшись на плетение, где-то свернула со знакомой тропы. В ответ на Любавины невеселые мысли заухала какая-то птица… Очень хотелось думать, что это была птица, а не шаловливый лесной дух.

Так, неизвестно какими путями, Любава оказалась у озера. Солнце стремительно катилось к закату, одаривая ее прощальными лучами. Сумерки сгущались, порождая множество незнакомых звуков. Хорошо, хоть, лягушачий базар голосил на всю округу, скрывая большую часть неизвестных шорохов.

Любава застыла в нерешительности. Лесная чаща не вызвала желания близкого знакомства. То там, то здесь среди деревьев мелькали яркие огоньки, призывно мигая незадачливой путнице. Воспитанная на сказаниях о лесной нечисти, девушка не очень-то стремилась узнать их происхождение.

Но и ночное озеро не внушало доверия. Россыпь мелких белоснежных искорок пронеслась над его спокойной поверхностью, прячущей в воде отражение звездного неба. Тяжелый мрак летней ночи прорезал звонкий девичий смех. Плеск воды, сопровождающий веселье, не оставлял сомнений – из темных озерных омутов выплыли русалки.

Любава очень хотела вернуться в деревню. Знала бы как, давно бы опрометью кинулась прочь из ставшего вмиг враждебным леса. Но она не знала, поэтому просто стояла на месте, позволяя липкому страху расползаться по телу и сковывать суставы бессильной покорностью судьбе.

– Давай к нам, дочь Мары, – мелодичный голосок русалки вернул Любаве временно утраченную способность двигаться.

Из осоки показалась красивая женщина со светло—зелеными волосами, украшенными ожерельем из водорослей и ряски. Любава инстинктивно отступила назад.

– Дочь Бажены, – поправила она русалку.

– Такого прозвища у Мары я еще не слышала, – удивилась водяная дева. – Иди к нам. Поиграем. Да не бойся ты, на дно не утянем, – рассмеялась она, видя страх в глазах Любавы. – Только позабавимся, пока луна на середину озера не заглянет.

Девушка покопалась в своей памяти, но случаев проявления доброты со стороны русалок не припомнила.

– С чего бы это вам делать для меня исключение? – спросила она.

– Мать твоя озеро высушит, да из нас уху приготовит, коль мы зло причинить тебе вздумаем.

– Мать моя уже восемнадцать лет, как Явь покинула, – вздохнула Любава.

– Здесь ее отродясь не было, – удивилась русалка, – Приходит, она, конечно, коль надобно. Но живет в Прави… Ну да ладно, вижу не хочешь с нами поиграть. Чего тогда пришла?

– Жду, когда папоротник зацветет, – вздохнула девушка.

– А чего ждать-то? Вон он цветет, – всплеснув руками, русалка указала куда-то в лес.

Любава оглянулась назад. Среди толстых стволов деревьев дремучего леса пылал, переливаясь разными оттенками красный огненный цветок.

– Спасибо, – с восхищенно выдохнула она и отправилась выполнять данное Снежане обещание.

Позади послышался плеск воды. Русалка поплыла к своим подружкам, пробормотав вслед Любаве что-то невразумительное. Под ногами захрустели сломанные ветки. Заросли густой травы очень мешали быстрому перемещению к желанной цели, цепляясь за подол сарафана. Но девушка упорно двигалась вперед. Наконец, после довольно долгих мучений, Любава предстала перед волшебным цветком.

– Интересно, он не завянет, если я его сорву, – подумала она.

– Не завянет, – ответили ей приятным женским голосом.

Любава вздрогнула и подняла глаза. Перед ней стояла ослепительно красивая молодая женщина с черными как смоль волосами и ярко-зелеными глазами. Что-то знакомое угадывалось в ее облике. И это что-то Любава видела в зеркале каждое утро.

– Вы кто? – испуганно спросила она.

– Здравствуй, дочь! – мягко ответила женщина. – Выросла, смотрю, красавицей стала.

– Матушка? – не поверила своим ушам Любава. Она слышала много историй о коварстве лесных духов и кидаться в объятья первой встречной совершенно не хотела.