Девять Жизней. Пятница тринадцатое

– Кто я? – спросил я и почувствовал сильную тоску в области солнечного сплетения. Сердце будто замедлило свой ритм. Кажется, я побледнел, потому как Лейла вскочила и тронула мой лоб, а потом принялась делать какие-то манипуляции в области шеи. Ощущений никаких, словно она водила ладонью по воздуху.

– Они не до конца отформатировали ему память, – крикнула она, и в комнату вошла Кэрри. – Он очень тревожен.

– Кажется, его нужно на повторную перезагрузку, иначе ты не оберёшься проблем.

Я хотел что-то сказать, но язык, на который меня запрограммировали не был рассчитан на глубокие размышления лишь на бытовые фразы, а потому я раздумывал как сказать то, чего я хочу.

– Давай я введу ему инъекцию «Би-10» и вызову ассистентов, – Кэрри вынула из кармана маленький пистолет с инъекцией.

Я вскочил, выставив ладони вперед.

– Нет! Не надо!

– Кэрри, он не опасен? – забеспокоилась Лейла.

– Я собиралась его парализовать до приезда ассистентов, но чувствую, он не даст мне этого сделать. Поговорим.

Она целилась мне в область шеи. Должно быть там находилось то устройство, которое держало меня во власти страха и паники, оно было для меня вне зоны доступа, потому как я даже не мог посмотреть на свою шею, если только в зеркало. Но пока я раздумывал пойти поискать зеркало, Кэрри приблизилась ко мне и попыталась ввести «Би-10», но я отскочил влево, и пистолет выпал из её рук.

– Оставайся на месте, Лейла! – скомандовала Кэрри.

Женщины замерли в ожидании, а я обессиленно сел на стул, потому что и сам не знал, как повести себя в такой ситуации. Меня окутывало отсутствие силы воли и желание к сопротивлению, мне не хотелось ничего делать, я осознавал неправильную картину своего мира, но ничему не сопротивлялся.

– Кто я? – спросил я.

У Лейлы задрожали губы. Кажется, с самого начала что-то пошло не так, потому как я понимал больше, чем должен был понимать и никакие инъекции и перепрошивка не могли вычистить из моей головы знания, что я не Янг. А может быть это находилось вовсе не в моей голове и не имело никакого отношения к мозгу? Как память души, на которой остаются отпечатки последних переживаний оставленной жизни.

Я медленно встал и пошёл в другую комнату, там я увидел большое зеркало в пластмассовой раме в виде странного орнамента. В отражении на меня смотрел молодой мужчина с тёмными короткими волосами, серо-зелёными глазами и натянутой улыбкой. Средний рост, широкие плечи, все органы на месте – ничего особенного. Я прикоснулся к своей шее, чтобы проверить её на чувствительность и почувствовал, что она отзывается. Но всё же, что-то было не так.

Я вспомнил, что ночью мне снился странный сон, я где-то на улице, за мной гонятся. Мы на высоких домах, на живущих своей жизнью крышах, которая кишит опасными субъектами с электрическими дубинками, и мой страх высоты всё решает в последний момент. Я вижу канаты, по которым мог бы спуститься на землю и попасть вне зоны их доступа. Там внизу какие-то люди, женщины, мужчины, дети. Их движения медленные, а выражения лиц растерянные, как будто они не знают, что делать дальше. Так высоко… так страшно… и я повернул обратно, чтобы скрыться в чердачный проём крыши.

Вероятно, это не сон, а реальность, предшествующая той, когда я лежал на операционном столе и люди в хирургических костюмах «колдовали» над моим телом.

Я отошел от зеркала и вернулся в комнату, где Лейла что-то взволнованно говорила Кэрри, а та сжимала в руке пистолет с инъекцией «Би-10».

– Кто я?

Лейла странно посмотрела на меня и хотела что-то сказать, но не успела, потому что Кэрри удалось выстрелить мне в шею. Я ничего не почувствовал, лишь странную тоску и парализованную волю к сопротивлению. Впрочем, это чувство не покидало меня никогда, а сейчас только усилилось. А затем я отключился.

•

Проснулся я от того, что услышал странные звуки, похожие на плеск воды. Открыв глаза, я снова видел себя в ванной, рядом со мной стояла Лейла и манипулировала с моим телом, которое потихоньку приобретало чувствительность. Я больше не задавал ей вопросов, решив затаиться в глубине души и притвориться тем, кем она хочет меня видеть.

– Как ты себя чувствуешь, Янг? – спросила она.

– Нормально, – ответил я глазами.

Она помогла мне подняться, выдала накрахмаленное белье и мягкую одежду. Затем мы сидели за столом, и она налила мне в кружку лекарства, я выпил, почувствовав всё тот же горький вкус с привкусом тоски.

Я продолжал всё осознавать и помнить. Секрет заключался в том, что это находилось не в моем мозге, а в другом месте, предположительно в душе. И хоть я не мог вспомнить – кто я такой, я знал что-то очень важное, что делало меня особенным и свободным, не похожим на этих мёртвых людей, которые ничего не чувствуют.

– Что я должен делать для тебя? – спросил я.

– Ты мой муж, – ответила Лейла.

– Я не совсем понимаю, какие у меня права и обязанности.

– Ты отлично готовишь и хорош в постели, – сказала она и нахмурилась. – Но ты ведешь себя очень странно, Янг.

– Я бы хотел приготовить тебе что-нибудь очень вкусное, – сказал я, напряженно соображая.

– Попробуй, тебе встроили такую программу.

Я прошёл в другую комнату и осмотрелся на светлой кухне.

– Может быть пудинг или омлет? – спросил я.

– Что захочешь, – ответила она, следуя за мной.

Я брал продукты, смешивал ингредиенты и пытался расставлять посуду, но все валилось из рук.

– Я приготовлю твой любимый яблочный пирог.

– С чего ты взял, что я его люблю?

– А как насчёт груш?

– Можно…

Если меня перепрошили, сделали новые установки, перекроили тело, то что во мне осталось прежнего? Почему память не стирается до конца? Значит, она находится не в мозгу и её невозможно подтереть… Она в самой потаённой глубине. В душе.

Значит душа – это и есть суть человека, а всё остальное только приложение к пользованию тела и его составляющих. Тогда если всё разрушимо, и все можно переделать и перепрограммировать, то душа все равно остается не тронутой. Она неразрушима и не подвластна времени и переменам, значит – она вечна…

– Эврика! – воскликнул я и заулыбался.

– Ты догадался, что я люблю груши? – спросила Лейла.

– Импровизация.

– Или настройка…

Она присела на мягкий стул у окна, а я формировал пирог на силиконовом противне и нарезал груши. Если душа вечна и не разрушима, значит она уникальна. Любовь…

Я вспомнил любовь, необычное чувство, его невозможно было забыть или вытравить, потому как любовь – это природа души.

– Душа… любовь, – произнес я, выкладывая тесто на противень.

– Что ты сказал? – удивилась Лейла.