+7 965 8167702
Маргарита Смородинская
Я буду смотреть на далекие вспышки планет…
Я буду смотреть на далекие вспышки планет
И тайно мечтать о загадочных звездных мирах,
А ты мне подаришь с Плутона огромный букет
И будешь кружить меня долго на сильных руках.
Улыбка как бабочка сядет на плечи ко мне
И душу растопит как солнышко мартовский лед,
А ты мне расскажешь о жизни на синей Луне
И рядом посадишь меня на большой звездолет.
И вихрем закружится даль синевы из окна,
И искры рассыплются маленьких ярких комет,
Когда мы рукою достанем до самого дна,
До самого дна не родившихся черных планет.
И томными пальцами бусинки все перебрать,
Что нежностью шелка по коже твоей проскользнут.
И капельки влаги с бутона губами собрать,
Что блеском и свежестью страстно манят и влекут.
И слезы мои умиления есть океан,
В котором построим волшебный воздушный корабль,
Летящий сквозь время и мертвенно-белый туман
К запретному счастью, влекущему словно Грааль.
Томительно- долго ты будешь меня целовать
И тонкими пальцами гладить с Плутона букет…
Чтоб не было больно от сладкой любви умирать,
Я буду смотреть на далекие вспышки планет…
Маргарита Смородинская
Сирень
Иван проснулся, огляделся. Все вроде было так, как обычно, но в то же время что-то не давало ему покоя… Запах. Запах сирени. Почему в его комнате пахнет сиренью? Этот запах сводил его с ума. Иван приподнялся в кровати. По всему полу валялись ветки сирени…
Иван начал вспоминать. Вчера утром он со своим братом Виктором ходил к матери на другой конец деревни. Мать встретила их ласково, достала соленых огурцов, нарезала сала и, порывшись где-то глубоко в шкафу, извлекла бутылку водки. Иван пил без удовольствия. Постоянно поглядывал то на мать, то на брата. Всегда она была с братом ласковее, чем с ним, любила его больше. Иван ревновал, злился, но никогда об этом не говорил, всю обиду копил в себе. Когда братья были еще мальчишками, мать любила брать Виктора на колени, ласкала его, гладила по голове, щекотала, зацеловывала его пухлые щеки, а когда к ней подходил Иван, она с какой-то будто бы брезгливостью наспех обнимала его костлявое тельце и, хлопнув по худой попке, отправляла играть на улицу.
Однажды Иван в порыве нежности к матери нарвал для нее сирени в чужом саду. Каким счастьем светились его глаза, когда он бежал домой, представляя, как сейчас обрадуется его мама. Она сидела на кухне вместе с Виктором и читала ему какую-то детскую книжку. Иван с грохотом ворвался в кухню: «Мам, я тебе букет нарвал». Мать, не отрывая глаз от книги, взяла сирень и бросила ее на подоконник. «Спасибо, сынок». Букет так и провалялся на подоконнике целую неделю. А когда мать затеяла очередную уборку, сгребла его вместе с ненужными бумажками и выбросила в мусорное ведро.
Вскоре Иван оставил попытки приласкаться к матери. Между ними росла стена отчуждения. Иван внешне был также внимателен к своей матери, говорил с ней, как и прежде, но в глубине его мутно-серых глаз навеки затаилась обида.
Мать суетилась вокруг своих сыновей, расспрашивала, как у них идут дела, беспрестанно нахваливала Виктора, который открыл в городе свой бизнес, и то и дело подливала водку в стаканы.
– Витенька, а как там у тебя с личной жизнью? Когда женишься-то? Мне внуков хочется понянчить, – вдруг с дрожью в голосе спросила мать.
Виктор улыбнулся, погладил мать по руке:
– Мам, мне пока некогда о личной жизни думать. Сама понимаешь, бизнес. Вот когда все наладится, устаканится, тогда…
– Я уж немолодая, Витюш, годы берут свое, боюсь, что не дождусь внуков-то…
– А у тебя еще Иван есть, – засмеялся Виктор. – Может, он быстрее меня женится.
Мать замялась, затем смущенно потрепала Ивана по голове, быстро отдернула руку и начала разглаживать на себе мятое платье, как будто пыталась стереть следы от прикосновения к волосам Ивана.
Виктор, заметив неловкую паузу, встал из-за стола, подошел к матери сзади и обнял ее за хрупкие плечи:
– Мамулька ты наша. Не переживай. Женимся, нарожаем тебе внуков.
– Витюшка, помнишь, когда ты маленький был, я тебя за щечки трепала? Они у тебя такие пухленькие были, сладенькие…
Внезапно Ивана накрыла волна ненависти, бесконтрольной, всепоглощающей.
Иван спокойно встал из-за стола. Дрожи в руках никто не заметил.
– Нам пора, мам. Завтра дела, – спокойным голосом сказал Иван. Лишь одна фальшивая нотка проскользнула в слове «мам», но этого тоже никто не заметил – водка притупила внимание.
Мать проводила сыновей до калитки и долго стояла, вглядываясь в ту сторону, куда они ушли.
Попрощавшись с Виктором, Иван побежал домой. Ненависть душила его, не отпуская ни на минуту. Сердце колотилось в груди, пытаясь выбраться наружу. Голова болела, мыслей почти не было. Вот дом бабы Клавы, вот деда Макара, а следующий его. Хорошо, что дверь Иван не запер, когда уходил, иначе бы не смог попасть ключом в замочную скважину. Дрожь в руках мешала искать пистолет в ящике письменного стола. Блокнот, старая помятая фотография, засохшие краски, грязный носовой платок, скрепки, разбросанные по всему ящику. В дальнем углу Иван нашарил наконец то, что искал. Мысли путались. Когда дрожащие руки Ивана прикоснулись к холодному металлу, сознание его отключилось…
Выходя из дома матери, Иван споткнулся о порог. Из рук вывалился пистолет. Как он там оказался, Иван не помнил. В сознании мелькали обрывочные образы. Сирень. Ласковое лицо матери. Колыбельная. По лицу Ивана текли слезы; он, будто не замечая их, вытирал грязным кулаком.
По дороге к себе домой Иван нарвал сирени для своей мамы. «Завтра подарю», – подумал он. Ему так хотелось прижаться к ней, обнять крепко-крепко, сказать: «Мамочка. Как же я тебя люблю! Мамочка…» Забыть годы, проведенные без ласки, и окунуться наконец в безграничную нежность мамы, вобрать в себя всю ее теплоту и заботу. Ему так хотелось вернуться в детство и начать все сначала…
Иван проснулся, огляделся. Все вроде было так, как обычно, но в то же время что-то не давало ему покоя… Запах. Запах сирени. Почему в его комнате пахнет сиренью? Этот запах сводил его с ума. Иван приподнялся в кровати. По всему полу валялись ветки сирени…
Гульмира Джумагалиева
Придёт однажды день и мы уйдём,
В тот мир, куда уходят безвозвратно.
Богатства мы с собой не заберём,
И не вернёмся мы к родным обратно.
Душа, очистившись, взлетает в небеса,
Ей чужды всё тревоги и печали.
На небе встретив мать или отца,
Умчится в неизведанные дали.
Но на земле оставит всё же след,
Та нить в крови его потомков.
И будет зажигать в их душах свет,
В сны приходя, земных не зная блоков.