И мир, восторженный, земной,
И голос, самый дорогой!
24 января 1970 г.
«Стеной вставали тополя…»
Стеной вставали тополя,
Московский вечер, грустный, серый…
И обнажалася земля,
И открывалися пределы.
Толпа людей, движенья рук…
Так было, есть и долго будет.
А ты уходишь в новый круг
И ждёшь того, кто очень любит.
апрель 1970 г.
«Я выхожу из тьмы собора…»
Я выхожу из тьмы собора
Прощально сомкнутых берёз,
Во мне обрывки разговоров,
Во мне печаль всех прежних слёз.
Безумный лист сухой осины
Меня хватает за рукав,
Сегодня буду я красивой,
Сегодня будет всё не так.
Дрожанье маленькой рябины,
Осенний холод на ветвях…
Я напишу о самом синем,
Я рассмеюсь в твоих глазах.
19 октября 1970 г.
«Впускаю снова одинокий вечер…»
Впускаю снова одинокий вечер,
С ногами забираюсь на диван,
Смотрю в окно и расслабляю плечи,
Берусь за недочитанный роман.
Кончаю. Ставлю нужные пластинки.
Кидаюсь открывать в прихожей дверь —
Соседка. Маринует подосиновики,
А я у ней прошу попутно дрель.
1973 г.
«Застыл лягушкой телефон…»
Застыл лягушкой телефон,
И не шевелятся страницы.
Останься окриком, углом,
Останься поднебесной птицей!
Часы спокойно говорят
О том, что вечер убывает.
Я их ловлю мгновенный взгляд —
Он ничего не обещает.
Я думаю: «Всё хорошо,
Ведь я пишу про час и вечер
И многое отдам ещё
За выразительность «невстречи».
Но я забуду все слова
И все усвоенные роли
За смех, за слёзы в три ручья,
За глупый срыв, за чувство боли!
1973 г.
«И я встречала поезда…»
И я встречала поезда
В застывших сумерках морозных,
И страшная моя судьба
Меня гнала, и было поздно
Остановиться, переждать,
Не слышать вкрадчивого зова,
И знать о том, что надо знать,
Когда дрожит декабрьский воздух.
О, сколько будущих минут
Осыпется, поддастся тлену!
Но поезда ещё бегут
И крупяную рушат стену.
октябрь 1974 г.
«Тоска по людям – тем, которых не узнаю…»
Тоска по людям – тем, которых не узнаю,
Тоска по незнакомым городам,
По улицам, где я не побываю,