
СЕРДЦЕ ЗА СТЕНОЙ
Я успел разглядеть её сумку – потёртую, видавшую виды, но при этом очень организованную внутри. Телефон лежал в боковом кармане, именно туда я его и положил обратно. Она ни капли не удивилась, не дёрнулась, только тихо прошептала это своё «эврика», будто я каким-то образом разгадал её маленький секрет. Странная девушка. И слишком уж смелая для той, кто столкнулся лицом к лицу с человеком, которого побаивается добрая половина города.
– Прохор Алексеевич, – настойчивый голос Лили резко вырывает меня из размышлений. – Вы вообще слышали, что я говорю? Совет директоров снова хочет получить подробный отчёт по новому проекту к понедельнику. В который раз уже.
– Пусть спокойно ждут, – резко отрезаю я. – У них на руках есть все цифры за прошедший квартал. Этого им более чем достаточно.
– Но они настаивают, – Лиля прищуривается, как кошка перед решающим прыжком на добычу. – Говорят, что без подробного отчёта категорически не подпишут новое финансирование проекта.
– Тогда любезно напомни им, кто именно платит за их утренний кофе и дорогие кожаные кресла, – бросаю я, так и не отрываясь от экрана телефона. – Они подпишут всё, что нужно. Всегда подписывают в итоге.
Каганов тихо хмыкает, Максим молчит, как обычно. Лифт плавно останавливается на шестом этаже. Мой личный этаж. Двери бесшумно открываются, и я уверенно шагаю в просторный коридор, где мягкий свет щедро льётся из огромных панорамных окон, а итальянский мрамор под ногами блестит и сверкает, словно лёд на зимнем катке. Мой мир – холодный, идеально чистый, полностью под моим контролем.
Но эта загадочная девушка… Она совершенно не вписывается в мою картину мира. Её лицо – непослушные кудри, выбившиеся из-под заколки, большие выразительные глаза, горящие какой-то решимостью, – намертво застряло в голове и не отпускает. И этот нелепый галстук-бабочка. Чёрт возьми, он действительно нелепый и старомодный, но на ней он выглядел… странно уместно. Как естественная часть её самой. Она определённо не из тех, кто легко растворяется в безликой толпе. Это одновременно и раздражает меня, и по-настоящему интригует.
– Максим, – говорю негромко, даже не оборачиваясь в его сторону. – Срочно узнай, кто она такая. И главное – зачем была в нашем вестибюле.
– Уже выяснил, – спокойно отвечает он, быстро листая свой планшет. – Охрана говорит, что какая-то Лиза, пришла без пропуска. Сказала охранникам, что идёт на важную встречу, но нигде не зарегистрировалась заранее. Они отправили её разбираться на второй этаж.
– Лиза, – медленно повторяю я, словно пробую это имя на вкус. Оно простое и обычное, как чёрный хлеб, но в нём чувствуется что-то твёрдое и несгибаемое, крепкое, как кость. – Найди абсолютно всё о ней. Кто, откуда родом, зачем пришла.
– Может быть, она просто обычный курьер? – осторожно предполагает Каганов.
– Нет, не курьер, – уверенно отрезаю я. – Курьеры совсем по-другому смотрят на людей. И уж точно не носят такие странные галстуки-бабочки.
Лиля негромко фыркает, но я полностью игнорирую её реакцию. Вхожу в свой просторный кабинет – прозрачные стеклянные стены, массивный чёрный стол, захватывающий вид на огромный город внизу, где практически всё моё. Устраиваюсь в кресле, открываю ноутбук, но назойливые мысли упрямо возвращаются к ней. Она точно знала, кто я такой, и при этом совершенно не дрогнула. Это никак не может быть простой случайностью. Она явно пришла сюда за чем-то конкретным. И я непременно хочу узнать, за чем именно.
Весь мир вокруг – это огромная шахматная доска, а я всегда играю на три хода вперёд соперника. Люди для меня – пешки, ферзи, иногда хитрые кони, но всегда предсказуемые в своих действиях. Они хотят получить деньги, власть, безопасность для себя. Их мотивы легко читаются, словно открытая нараспашку книга. Но эта самая Лиза… Она пока что – непонятная фигура, которой просто нет на привычной доске. Пока что.
Я медленно откидываюсь в удобном кресле, задумчиво глядя на шумный город внизу. Москва гудит и кипит – нескончаемый поток машин, толпы людей, вечная суета. Все они мои, стоит мне только захотеть. Но её взгляд – такой прямой, почти дерзкий – никак не даёт мне покоя. Она не боится меня. Или всё-таки боится, но умело не показывает. Это большая редкость в наши дни. И определённая опасность для меня.
– Максим, – зову я снова, чуть громче. – Если она всё ещё где-то в здании, немедленно приведи её ко мне. Прямо сейчас.
– Понял вас, – коротко кивает он и быстро выходит из кабинета.
Лиля внимательно смотрит на меня, слегка прищурившись.
– Что такое? – недовольно рычу я в её сторону.
– Да ничего особенного, – небрежно пожимает она плечами, но её умные глаза откровенно смеются. – Просто мне искренне интересно, что же это за редкая птичка сумела заставить холодного скорпиона всерьёз задуматься о ней.
Я намеренно не отвечаю на провокацию. Открываю очередной финансовый отчёт на экране, но надоедливые буквы предательски расплываются перед глазами. В голове стоит только её лицо, эти непослушные кудри, нелепый галстук. И это тихое «эврика», произнесённое так, будто она вдруг нашла что-то по-настоящему важное для себя. Может быть, она действительно нашла. Меня самого.
Я органически не люблю всякие загадки и головоломки. Но вот эту конкретную загадку я обязательно разгадаю до конца. Лиза, кто бы ты ни была на самом деле, ты уже прочно попала на мой личный радар. А я никогда не отпускаю свою добычу просто так.
Вы так добры.
Это едва ли вообще можно было назвать настоящей добротой с моей стороны. Просто она была такой… зажатой и скованной, словно старательно застёгнутой на все пуговицы до самого верха, прямо до того самого бантика у горла, который будто громко кричал всем вокруг о её упрямом стремлении к идеальному порядку во всём. Она судорожно собирала свои разбросанные по полу вещи, раскладывая их обратно с какой-то маниакальной точностью и педантичностью. Я просто стоял рядом, смотрел на неё и вдруг почувствовал… что-то совершенно необъяснимое, какую-то странную искру внутри, которая неожиданно заставила меня инстинктивно схватить её выпавший телефон. Я сразу же понял, я просто знал наверняка, что она непременно хотела бы, чтобы он аккуратно оказался именно в боковом кармане – там, где ей было бы максимально удобно его достать. И, разумеется, я оказался совершенно прав в своих догадках.
Мне всегда нравилось быть на целый шаг впереди остальных. Умение безошибочно читать людей, понимать их желания – мой главный козырь в жизни. Именно это и есть то самое, как именно я побеждаю всех и всегда.
Это был всего лишь небольшой эксперимент, простая проверка рабочей гипотезы, ничего более серьёзного. А она… она оказалась как открытая настежь книга, едва ли вообще пытавшаяся хоть как-то защититься от таких опытных людей, как я.
Вы так добры.
Явный недостаток здорового инстинкта самосохранения. Совсем не самый лучший жизненный образ для молодой женщины в большом городе.
С этими циничными мыслями я мысленно отмахнулся от неё и пошёл дальше.
И всё же мои коллеги серьёзно ошиблись, легкомысленно называя её «серой птичкой». Как же поверхностно и неправильно они её оценили! Серая птичка – это обычно что-то совершенно обыденное, абсолютно неприметное в толпе, а она была совсем-совсем не такой. Она скорее напоминала мне благородный песчаник – бледный, тёплый, с мягким золотистым отливом на свету. Её волосы были чуть темнее той россыпи мелких веснушек, густо усеявших всё лицо, словно яркие звёзды в сумеречном вечернем небе. Нос с лёгким, едва заметным изгибом, будто намёк на плавный лыжный склон. А как ловко и уверенно двигались её тонкие, но сильные пальцы, когда она собирала вещи – вот этого мои коллеги точно не заметили и не оценили. И её приятный аромат витал в воздухе – что-то вроде спелой малины с лёгкой кокосовой ноткой, наверное, это был её шампунь или кондиционер.
И этот старомодный чопорный бантик у воротника блузки. На один долгий, странный момент я неожиданно для себя живо представил, как медленно развязываю его своими руками.
Развязать аккуратный бант. Разгадать её саму, как сложную загадку. Словно неспешно распаковываешь невинный подарок, завёрнутый в красивую бумагу. Медленно снять шёлковую ткань с её бледной тонкой шеи, полностью обнажить нежную кожу под ней. Расстегнуть первую пуговицу на блузке. Затем ещё одну, потом следующую. Россыпь веснушек на груди, пылающая разгорячённая кожа, мои пальцы, медленно скользящие по ней, методично вытаскивающие все её маленькие тайные секреты из всех её потайных кармашков.
Вы так добры.
Интересно, что именно нужно сделать, чтобы полностью её раскрыть? Как бы выглядел её открытый, прямой взгляд, если бы он вдруг по-настоящему загорелся настоящей страстью?
И, самое главное, почему я всё ещё продолжаю думать о ней? У меня сейчас миллион важных дел, и она уж точно не входит в их число. Мне срочно нужно сосредоточиться на предстоящем слиянии двух крупных компаний – я даже специально выделил время в дороге, чтобы спокойно обдумать все детали этой сделки.
Я демонстративно подношу телефон ближе к лицу. Когда передо мной светится экран, для всех это чёткий сигнал: не трогайте меня сейчас, я занят. Моя личная версия отрубленной головы на высокой пике. Потому что второй важный секрет моего стабильного успеха – это железный, жёсткий тайм-менеджмент.
Но через минуту я снова опускаю телефон и невольно касаюсь своей шеи рукой.
– И что это вообще было такое? То странное, что на ней было? На шее у неё?
– Это называется бабочка, – спокойно отвечает Лиля. – Женский галстук-бант, если точнее.
Я молча жду логичного продолжения объяснения. Не дождавшись, терпеливо повторяю:
– Женский галстук-бант.
Простой секрет, чтобы заставить людей говорить больше, – просто повторить их последние произнесённые слова. Нет ничего более вдохновляющего для любого человека, чем приятный звук его собственной речи, отражённой эхом.
Лиля, хоть и прекрасно видела, как я мастерски использую этот психологический приём сотни раз на переговорах, всё равно послушно поддаётся на уловку.
– Да, именно женский галстук-бант, что-то в дешёвом стиле из распродажи далёкого 1989 года. Немного корейская прилежная школьница, немного провинциальная деревенская мышка, собирающаяся на воскресную церковную службу. Сегодня никто нормальный такое бы просто не надел на себя.
– Так женщины теперь тоже носят галстуки? – с притворным возмущением вмешивается Каганов. – Да оставьте хоть что-то нам, несчастным мужчинам!
– Нет, это совсем не мужской классический галстук, – терпеливо объясняет Лиля. – Бабочка – это широкий шёлковый бант с длинными концами, свободно свисающими вниз. Представь себе тонкий изящный шарфик, аккуратно завязанный красивым бантом прямо у шеи. Хотя я готова держать пари, что у неё он точно был на простой клипсе. Это так в её стиле – типичная серая птичка.
Я хмурюсь, чувствуя разочарование. Клипса определённо безжалостно рушит мою красивую фантазию – такой бант на клипсе невозможно медленно и томно развязать, осторожно потянув за самый кончик, не получится дразняще и игриво вытащить его из-под накрахмаленного воротника блузки.
Если бы она вдруг была моей женщиной, я бы обязательно настоял на настоящем длинном куске шёлковой ткани, правильно завязанном вокруг воротника, который можно неспешно развязать, словно распаковывая драгоценный подарок – символ её полной и абсолютной капитуляции передо мной. Я бы очень медленно вытащил его из-под воротника блузки. Убрал бы аккуратно в сторону. А затем принялся бы за пуговицы – одна, вторая, третья. Обязательно появился бы кусочек простого белого бюстгальтера, без всяких лишних изысков и кружев.
Клипса или по-настоящему завязанный бант? Завязанный, конечно, был бы намного лучше – развяжешь не спеша, и длинная ткань останется в руках. Всегда весьма полезная вещь для… разных игривых затей и экспериментов. Я бы медленно поднял его, наглядно показывая ей. Изменился бы тогда её открытый взгляд? Почувствовала бы она наконец настоящую тревогу и волнение?
Хотя, если честно подумать, в банте на обычной клипсе тоже есть своя особая прелесть. Умная женщина, которую я мог бы воспринимать действительно всерьёз, обязательно выбрала бы именно клипсу. Мода – пустая трата драгоценного времени. Женщина, которую я искренне уважаю, непременно ценит практичную эффективность и строгий порядок, а вовсе не бесполезную возню с долгим завязыванием красивого банта перед зеркалом.
И вот у меня в голове уже целых две совершенно лишние фантазии о какой-то провинциальной деревенской мышке, которую я, скорее всего, больше никогда в жизни не увижу.
Или всё-таки увижу?
Кто она такая на самом деле? Что конкретно она здесь делала сегодня утром? Мой бизнес – это огромное множество самых разных направлений и отделов. Может быть, она просто шла в наш отдел кадров на собеседование?
Я беру со стола толстую стопку бумаг. Это важные документы, которые срочно нужно подписать сегодня. Все необходимые изменения в контракте уже отмечены цветными закладками для удобства.
Я машинально хватаю дорогую ручку, но в голове вдруг возникает яркий образ: я медленно провожу языком по изящному изгибу её тонкого носа. Неожиданно представляю её, распростёртую подо мной на широкой постели, с волосами цвета песчаника, красиво рассыпанными, словно золотистое сияние вокруг головы, полностью распущенную, тяжело задыхающуюся, совершенно обнажённую в моей собственной постели. Или обнажённую, но всё ещё с этим загадочным бантом-бабочкой на шее.
Я с трудом сглатываю, пытаясь унять неприятную сухость во рту.
В кабинет негромко заходит один из младших помощников.
– Ой, простите, Прохор Алексеевич, – виноватым голосом говорит он, заметив моё хмурое лицо.
Он пришёл именно за этим контрактом, который лежит передо мной.
– Нет, подожди минуту, – останавливаю я его.
Я быстро просматриваю все внесённые изменения в документе, ставлю размашистую подпись в нужных местах и молча передаю ему готовые бумаги.
– Скажи мне, в отделе кадров сегодня проводят какие-нибудь собеседования?
– Собеседования на какую конкретно должность? – уточняет он, немного растерянно.
– На работу, – отвечаю я коротко. – Просто узнай и доложи мне.
Он кивает и быстро выходит из кабинета, прижимая папку к груди.
Я откидываюсь в кресле и снова смотрю в огромное панорамное окно. Москва расстилается внизу, как на ладони – бесконечные ряды зданий, извилистые улицы, крошечные фигурки людей. Мой город. Моя территория. Моя шахматная доска.
Но почему-то мысли всё равно возвращаются к ней. К этой Лизе с нелепым бантом и бесстрашным взглядом.
Что она искала в моём здании? Зачем пришла без пропуска? И главное – почему совершенно не испугалась меня?
Я привык получать ответы на все свои вопросы. Быстро и точно. И этот случай не станет исключением.
Максим появляется в дверях через несколько минут.
– Просмотри все записи. Узнай, с кем эта Лиза встречалась, в какие кабинеты заходила, сколько времени там провела.
– Уже поставил задачу службе безопасности, – кивает Максим. – К вечеру будет полный отчёт на вашем столе.
– К обеду, – поправляю я жёстко. – Мне нужно знать всё уже к обеду, Максим.
– Понял, – он снова кивает и исчезает за дверью.
Лиля всё ещё сидит в кресле напротив, внимательно наблюдая за мной с плохо скрытым любопытством.
– Что? – раздражённо спрашиваю я, чувствуя её пристальный взгляд.
– Ничего особенного, – она медленно качает головой, но в уголках её губ играет едва заметная улыбка. – Просто я работаю с вами уже восемь лет, Прохор Алексеевич. И никогда, слышите, никогда ещё не видела, чтобы какая-то случайная девушка так сильно вас заинтересовала. Это… необычно.
– Меня интересует безопасность моей компании, – холодно отвечаю я. – Посторонний человек без пропуска проник в здание. Это нарушение протокола, которое требует расследования. Вот и всё.
– Конечно, конечно, – соглашается Лиля, но её глаза продолжают смеяться. – Только безопасность. Ничего личного.
Я не отвечаю, снова уткнувшись в экран ноутбука. Но буквы в отчётах расплываются перед глазами. Вместо цифр и графиков я вижу россыпь веснушек на бледном лице. Вместо финансовых показателей – чёрный бархатный бант у тонкой шеи.
Вы так добры.
Нет, милая Лиза. Я совсем не добрый. И очень скоро ты это поймёшь. Потому что я не из тех, кто просто отпускает загадки. Я их разгадываю. Всегда. До самого конца.
И ты, моя загадочная деревенская мышка с бесстрашными глазами, станешь моей следующей разгаданной тайной.
Хочешь ты того или нет.
Глава 3
Лиза
Лифт, в который мне разрешено войти, медленно поднимается только до второго этажа. Двери открываются с тихим шипением, и я шагаю к стойке ресепшен, стараясь выглядеть уверенно. Женщина за стойкой, прижимая телефон к уху, поднимает указательный палец, жестом прося меня немного подождать. Её светлые волосы туго закручены в высокий пучок на макушке, с тоненькой косичкой, искусно вплетённой в причёску, словно нитка жемчуга в дорогое ожерелье. На небольшой табличке перед ней выгравировано имя – Екатерина.
– Чем могу помочь? – спрашивает Екатерина, наконец оторвавшись от телефона и посмотрев на меня.
– Мне нужно встретиться с Прохором Алексеевичем, – говорю я, стараясь звучать максимально уверенно и твёрдо.
– У вас назначена встреча с ним? – её тон становится более официальным.
– У меня есть кое-что очень важное, что я должна ему показать, – отвечаю я, непроизвольно сжимая свою сумку покрепче. – Это касается недвижимости.
– Назначена ли у вас конкретная встреча? – повторяет она более настойчиво, прищурившись и оценивающе глядя на меня.
– Нет, к сожалению, – вынуждена признать я.
– Без предварительной записи вы не сможете его увидеть, – отрезает она. – Звоните по главному номеру компании и записывайтесь через секретаря.
Я ещё крепче прижимаю сумку к груди, чувствуя под пальцами твёрдый знакомый контур планшета, на котором уже давно загружено и готово к просмотру наше видео.
– Я уверена, что он захочет это увидеть, – настойчиво повторяю я, не отступая. – Это действительно важно.
– Вам нужно говорить с его помощниками, – Екатерина качает головой. – Контактный номер есть на официальном сайте компании.
– Но это срочно, – не сдаюсь я. – Речь идёт о здании на 2-й Строительной улице, которое он недавно приобрёл.
– В чём именно заключается срочность вашего вопроса? – Екатерина смотрит на меня теперь уже с нескрываемым лёгким раздражением.
Я делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями.
– Это связано непосредственно с самим зданием, – осторожно начинаю я. – Ему действительно нужно это увидеть собственными глазами.
– Вам придётся объяснить гораздо подробнее, – холодно говорит она, демонстративно скрестив руки на груди.
– Эта информация только для его глаз, – максимально твёрдо заявляю я. – Это крайне важно и конфиденциально.
Екатерина оценивающе смотрит на меня долгим изучающим взглядом, словно пытается разгадать непростую загадку или определить, насколько я серьёзна. Наконец, она со вздохом берёт телефонную трубку.
– У меня тут одна женщина с какой-то информацией по поводу здания на 2-й Строительной, – говорит она в трубку, не сводя с меня внимательных глаз. – Не хочет конкретно говорить, что именно за информация. С её слов, всё это только для Прохора Алексеевича лично. Не знаю, насколько это серьёзно. Она утверждает, что это срочно, но категорически отказывается уточнять детали.
Она кладёт трубку на место.
– Идёмте за мной, – коротко командует она и решительно ведёт меня по длинному коридору мимо целого ряда одинаковых офисных кабинок. Мы проходим мимо ещё одного современного лифта, у которого тоже установлена чёрная сенсорная панель. Неужели все эти таинственные лифты с чёрными панелями ведут напрямую в роскошные кабинеты наверху, к самому руководству? Наконец, мы останавливаемся у двери с небольшой табличкой «Маркина Ольга Викторовна». Екатерина деловито стучит в дверь.
– Подождите минутку, – быстро вмешиваюсь я. – Мне нужен именно Прохор Алексеевич. Только он лично, никто другой.
Из-за двери сразу доносится уверенный женский голос:
– Да, входите.
Екатерина приглашающим жестом показывает мне войти.
Ольга Маркина – статная представительная женщина примерно лет сорока с изящной длинной шеей, ухоженными каштановыми волосами и ярко-алыми губами, которые кажутся будто нарисованными профессиональной кистью настоящего художника.
– Что именно вы хотите показать Прохору Алексеевичу? – спрашивает она официальным тоном, окидывая меня оценивающим холодным взглядом.
– Это исключительно для него, для его глаз, – упрямо повторяю я.
– У нас так не работают дела, – сухо отрезает Ольга. – Я сама посмотрю, что у вас там такого срочного и важного, и уже сама решу, стоит ли это вообще передавать наверх.
– Но это предназначено только для него…
– Мой ответ категорически отрицательный, – она нетерпеливо машет рукой, словно отгоняя назойливую надоедливую муху. – Можете идти, не тратьте моё время.
– Пойдёмте отсюда, – подхватывает стоящая рядом Екатерина.
– Нет, подождите! Пожалуйста! – я невольно повышаю голос. – Это обращение от жильцов дома. Важная информация о здании, которую он должен обязательно знать.
– Ему совершенно не нужно ничего знать о том здании, – Ольга говорит с ледяной непоколебимой уверенностью. – Он сносит его в ближайшее время, и это, знаете ли, автоматически решает абсолютно все существующие проблемы.
– Нет, он должен знать правду… послушайте, пожалуйста, мы теряем свои родные дома! Я просто хочу показать ему одно короткое видео. Всего несколько минут. Оно о том, что это особенное место значит для всех нас…
– Это категорическое твёрдое нет, – резко обрывает меня Ольга. – Самое твёрдое категоричное нет, какое только можно себе представить.
– Пойдёмте уже, – повторяет Екатерина, явно начиная терять остатки терпения.
– Но ведь мы теряем свои единственные дома! – пытаюсь достучаться я.
– Никто абсолютно ничего не может с этим поделать, – холодно отрезает Ольга окончательно.
Я не понимаю до конца, почему именно её равнодушные слова так невыносимо сильно меня злят и задевают, но внутри закипает настоящий гнев.
– Прохор Алексеевич может что-то сделать! – почти выпаливаю я. – Он вполне может изменить своё решение, пересмотреть его. Я слышала от людей, что есть другие возможные способы реализовать этот строительный проект. Если бы он только посмотрел наше видео хотя бы раз… Это просто мы, обычные люди, рассказывающие свои истории… – я быстро открываю портфель дрожащими руками, включаю планшет и решительно нажимаю кнопку «плей», наклоняя экран так, чтобы обе женщины могли хорошо видеть изображение. Видео начинается с Людмилы Васильевны – она у нас самая убедительная и искренняя. Она спокойно и проникновенно говорит о том, что значит для неё родной дом на 2-й Строительной улице.
– Господи Боже мой, – стонет Ольга, театрально закатывая глаза к потолку.
– Пойдёмте уже отсюда, – снова настойчиво тянет меня Екатерина за рукав.
– Дайте мне всего одну минуту его драгоценного времени! Всего минуту! – я торопливо закрываю портфель, невольно обрывая трогательный рассказ Алины на полуслове.
– Вот что вам нужно хорошенько понять, – Ольга наклоняется ближе ко мне, и её голос звучит теперь твёрдо, как холодная сталь. – Даже если бы сама принцесса-лебедь из сказки и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна собственноручно приковали себя тяжёлыми цепями к этому старому зданию, Прохор Алексеевич ни за что не остановил бы запланированный снос. Более того, скажу вам честно, если бы они действительно там стояли, он с особым садистским удовольствием сам лично запустил бы в них тяжёлый кран с огромным металлическим шаром.
Я ещё крепче сжимаю планшет в руках. Какой же человек мог бы получать удовольствие от разрушения здания, если бы там реально стояли принцесса-лебедь и Великая княгиня Елизавета Фёдоровна? И именно этот безжалостный человек сейчас держит в своих могущественных руках нашу общую судьбу?
– Я не верю в это, – упрямо говорю я, невольно вспоминая, как совсем недавно Прохор Агатов очень аккуратно убрал мой выпавший телефон в маленький кармашек моей сумки – такой маленький, но невероятно тёплый человеческий жест, когда я сидела на холодном полу на корточках, буквально умирая от дикого страха. У меня мелькает какая-то безумная смутная мысль: может быть, эти холодные женщины просто совершенно не понимают его настоящего?
– Он получил бы особое садистское удовольствие именно от этого, – настойчиво повторяет Ольга с какой-то пугающей уверенностью. – Нравится вам это или категорически нет, поверьте, я делаю вам настоящее огромное одолжение прямо сейчас. Потому что, если бы я действительно отправила вас наверх к нему, и – поверьте моему опыту, это было бы настоящим чудом, – вас бы каким-то образом пропустили туда, и вы успели бы показать ему эти жалкие несколько секунд вашего трогательного видео? Он незамедлительно ускорил бы снос здания назло. Если есть что-то, что Прохор Алексеевич ненавидит всей душой, так это когда его драгоценное время бессовестно тратят на подобные сентиментальные глупости.

