– Как всегда лапша? – спросила она, немного отстранившись от меня. Посмотрев вниз, увидел красное лицо, мокрые от слез щеки, серо-зеленые радужки с крапинками карего смотрели на меня с надеждой.
– Твоя любимая, с лучшими морепродуктами этого города, – улыбнувшись, произнес я, с теплом наблюдая за тем как в ее глазах загорелся огонек, и желудок издал то ли вопль о помощи, то ли крик в ожидании вкусненького. Лу смутилась и обняла живот руками, будто бы так можно его заткнуть. – Ты снова забыла про еду, да? – спросил, стараясь не попрекать ее этим, но похоже вышло плохо.
– Вот так получилось, – обиженно, произнесла она, а после посмотрела на меня с раздражением. – Почему ты сразу не сказал про еду? Она уже, наверное, остыла!
– Я уверен, она еще теплая, – ухмыльнувшись, сказал я. Лу подскочила и направилась к выходу. – Там еще и кислый мармелад, твой любимый.
– Зачем ты такой идеальный? – крикнула она, бросив на меня взгляд, в ответ я лишь пожал плечами. – Чего сидишь, крепкая рука? Смотри, твою порцию тоже съем, – с озорной улыбкой, сказала Лу и побежала на кухню.
– Если бы я и правда был идеальным, то ничего не скрывал бы от тебя, – с грустью, прошептал я, поднимаясь на ноги и направляясь за девушкой.
Порезы под повязками снова напомнили о себе саднящей болью, которая напоминала мне о реальности этого мгновения. Снова смесь этих эмоций: вина, радость и грусть. Лу, я тоже очень устал.
Глава 3. Хёну
8 июля, 2276 года
– Хёну, просыпайся, – услышал сквозь сон, голос Изабель. Узел, который вчера успел ослабнуть, резко стянулся, заставляя меня поморщиться от боли.
Она редко будила меня, учитывая мои проблемы со сном. Наоборот старалась дать мне побольше времени для отдыха. Только подобные ситуации все-таки случались, и в такие дни я жалел о решении, пока что не переезжать.
По-хорошему, у меня по сути не осталось причин оставаться в этом доме. Но из-за Лу, просто не могу взять и уехать. Мне страшно покинув это место потерять с ней связь. А потом случайно узнать, о том, что с ней что-то случилось. Просто потому что меня не было рядом.
– Ч… что случилось? – зевая, спросил я. Глаза не хотели открываться, мое тело просто сопротивлялось вынужденному пробуждению. Так редко удавались такие ночи, когда мне совершенно ничего не снилось.
Изабель сжала мое плечо и легонько потрясла, пытаясь разбудить. Отмахнувшись от женщины, перевернулся на другой бок, не желая покидать такую мягкую и теплую постель. Хоть на улице и была жара, в доме же, напротив, слишком прохладно. Неужели Лу ночью решила понизить температуру, или же датчик внезапно начал барахлить? Не исключено, что это опять проделки Изабель. Порой она так нас будила в школьное время, когда, либо я, либо Лу, не хотели идти на учебу.
В те времена код от термостата знала только женщина и спорить с ней было бесполезно. Из-за чего приходилось идти в школу, где нас пичкали безумно огромным количеством знаний. Порой мне даже становилось завидно людям, которые жили в старые времена, до катастрофы. Тогда обучение проходило в разы легче. Ты спокойно заканчивал школу, потом выбирал куда тебе идти и учился, никуда не торопясь.
В нашем, новом мире, в школу отдавали в пять и сразу начинался ад. В первом классе ребенок должен был уметь читать, писать и складывать шестизначные числа. Этому не учили, ты обязан был все это уметь и плевать учителя хотели на твои детские желания.
Первый год, отчасти, был легким, по сравнению с другими. Подумаешь у ребенка пять дней в неделю по восемь уроков и гора домашнего задания. Во втором классе появлялась куча новых предметов, уроков становилось больше, а желание умереть возрастало на миллион процентов.
Выпускаясь, я много думал об этом, даже спрашивал у учителей, почему так. На что мне объяснили довольно грустную вещь: так выявляли гениев. Те, кто справился с нагрузкой, продолжали учиться по такой адской программе. Других переводили в класс по уровню ниже и так далее, пока не будет определен точный показатель ученика. Оказалось, от этого зависело наше будущее, ведь, таким как я и Лу, открыты все дороги, а другим…
К сожалению, те кто находился на нижнем уровне, не смогли после школы получить высшее образование, пусть хоть они с возрастом и стали умнее. Вот такой идеальный новый мир, лучше старого. Только вот, сколько бы я не видел данных из прошлого, тогда было намного лучше и проще, во всех смыслах. В те времена люди были свободны в своем выборе, вне зависимости от успеваемости в первом классе.
Самое грустное, детки богатых и влиятельных родителей учились наравне с лучшими, даже порой не справляясь с этой нагрузкой. Как я это ненавидел…
– Почему… – начала Изабель, вытягивая меня из размышлений. – Почему ты не рассказал о проникновении Лилу в офис владельца «Винта»? – строго спросила она. Мои глаза резко распахнулись и тут же заслезились из-за непривычно яркого света. Черт, эта женщина все продолжала открывать шторы в моей комнате, и похоже ей плевать на все мои просьбы этого не делать. В ее голосе звучал металл, Изабель точно хотела на меня наорать, но она говорила тихо, как всегда, почти пробирающим до костей шепотом.
Лу не могла рассказать своей тете правду, зная какая будет реакция. Поэтому остается один человек. Чертов Генри, вот же предатель. Я так и знал, что его влюбленность не даст нам спокойно проводить поиски дальше. Только не думал, что он так быстро сдастся и расскажет все ей.
– Откуда ты узнала? – спросил я, перевернувшись на спину. Белый потолок казался более приятным, чем свет, исходящий с улицы. Сколько сейчас времени?
Мы с Лилу сидели до трех часов ночи, обсуждая Алана Миллера. Лу была просто в гневе от того, что ей пришлось примерить личину этого урода. Девушка представляла мармеладных мишек, в кислой посыпке, этим человеком, а после лишала их головы ножом для масла, жестко, но справедливо. Когда Лу успокоилась, мы перешли на более нейтральную тему и просто говорили обо всем, даже вспомнили наше знакомство. Тогда мы оба были потерянными, разбитыми от горя детьми, которые потеряли родителей и отчего-то сразу же нашли общий язык. Может быть, так на нас повлияла свежая душевная рана?
???
Неужели душа может так сильно болеть?
Саднящее чувство внутри пыталось поглотить меня. Слезы то и дело выступали на глазах и скатывались по щекам, опаляя их огнем. Смущенно утирая мокрые капли, смотрел на женщину, которая вела автомобиль по автостраде. Она молчала и время от времени поглядывала на меня, наверное, проверяла не притронулся ли я к пакету с едой, которую та купила мне на станции подзарядки для автомобиля пару часов назад.
– Хёну, может ты немного поешь? – спросила тетя Изабель, так она представилась, когда забирала меня из больницы. Столько боли было в ее голосе, мне тут же захотелось закричать, зарыдать и кинуть в нее этот пакет.
Нельзя! Мама говорила, что едой плохо бросаться…
Мама…
Мамочка…
Слезы с новой силой хлынули из глаз. Изо рта послышался слабый всхлип, щеки вспыхнули от боли и смущения. Мальчик не должен плакать, он будущий мужчина и опора для близких, так говорил отец…
Закрыв лицо ладонями, пытался взять себя в руки, но рыдания были слишком сильны. Я скучал по родителям, очень сильно. Мне так сейчас больно, будто бы внутри кто-то пытался вырвать все воспоминания о них и выкинуть в пылающих костер.
– Хёну, может остановиться? Подышишь свежим воздухом? – обеспокоенно, спросила тетя Изабель. Она искренне переживала за меня, мои родители завещали ей мое воспитание. Я обязан вести себя правильно, но смогу ли? Мне нельзя кричать на невинную женщину, которая просто выполняла последнюю волю папы и мамы.
– Н… е… т…– заикаясь, произнес я, боль внутри становилась сильнее, хотелось кричать. Почему так произошло? За что? Почему господь, в которого так верила мама, забрал их у меня? Неужели я сделал что-то плохое и меня решили наказать? Я всегда старался быть хорошим мальчиком, не грубил, помогал и был добрым. Тогда почему так вышло?
Тетя Изабель молчала, не упрекая меня за слезы, она просто ждала.
Когда мне стало легче, оказалось, что мы въехали в Филони, столицу Эвинсо. Если бы не произошедшее, то я бы давно смотрел с родителями новый дом. Мама и папа, наверное, думали бы какую купить мебель. А я просто бегал бы по дому, восхищаясь его просторами. В Лимву наш дом был небольшим, почти крохотным по сравнению с другими, но таким уютным и теплым.
Автомобиль медленно останавливался, начал снижать скорость, вскоре мы и вовсе прекратили движение. Когда машина опустилась на асфальт, Изабель вышла и помогла мне выбраться из детского сиденья. Желания осмотреться по сторонам совсем не было, поэтому опустив глаза вниз видел лишь серый асфальт, коротко подстриженный газон и дорожку. Оказавшись в доме ощутил приятный аромат корицы и какао, слезы снова выступили на глазах. Мама так любила добавлять корицу в кофе и пироги. В груди вспыхнула боль, кто-то опять пытался вырвать воспоминания.
– Изабель? – послышался мужской голос. Невольно подняв голову увидел его обладателя. Высокий незнакомец, русые волосы которого зализаны назад, карие глаза смотрели на меня с беспокойством и сожалением, отчего в горле появился ком.
Осмотрев незнакомца, невольно шмыгнул носом. Одет он был также, как и обычно ходил папа. Внутри с новой силой открылась та болезненная рана, которая заставила меня рыдать в машине. Черные брюки, серая водолазка без горла, под которой скрывалась белая рубашка. Из-за спины мужчины выглядывала маленькая девочка, казалось ей страшно, но, когда наши взгляды встретились я будто бы ощущал ее боль. Сейчас девочка чувствовала такую же уничтожающую боль, глаза блестели от набегающих слез.
– Генри, мы дома, – грустно, произнесла тетя Изабель.
После этих слов девочка вышла из-за спины мужчины и подбежала ко мне. Серо-зеленые глаза с карими крапинками изучали мое лицо пару секунд, а потом она неожиданно обняла меня. Так, как не мог обнять никто другой прежде. Даже там, в больнице, тетя Изабель обнимала меня по-другому, да и медсестры, которые пытались меня успокоить. Она, эта девочка, обнимала меня в попытках разделить со мной эту боль, пытаясь помочь пережить потерю…
???
На мгновение я стал тем восьмилетним мальчиком, который незадолго до своего дня рождения, потерял все. В груди вспыхнула огненная боль, такая знакомая и ненавистная. Смогу ли я когда-нибудь вспоминать о тех временах без этого, или же прошлое навсегда останется незаживающей и саднящей раной?
Прикусив губу, резко сел. Женщина рядом молчала. У нас так и не появились теплые отношения с Изабель, как бы она не пыталась все эти годы стать для меня хоть кем-то. Я перестал называть ее тетей через пару месяцев после окончательного переезда в этот дом. Потому что просто не мог, это каждый раз причиняло мне такую дикую боль, что выворачивало наизнанку.
Нет, я не испытывал к ней ненависть, но отчего-то мой организм реагировал на слово «тетя», произнесенное из моих уст по отношению к ней, именно так. Знаю, она переживала за меня как за родного, поэтому не выгнала из дома, когда у меня появились свои деньги. Но ничего по сути между нами нет, я просто тот уже выросший мальчик, который свалился на ее голову почти пятнадцать лет назад, всего лишь.
– Генри рассказал, – смягчив свой тон, произнесла она.
Блондинистые волосы Изабель собраны в высокий пучок, белая рубашка местами помята, а черная юбка имела пару пятен от белой краски. Как жаль, кажется, это была ее любимая юбка. Похоже женщина сразу пришла ко мне для разговора, даже не переодевшись и не отдохнув после работы.
– Снова много работы? – спросил я, в надежде немного перевести этот неприятный разговор в другое русло. Снова будет скандал, Лу с таким трудом вчера успокоилась. Черт, не хочу больше видеть ее слезы и боль, она не заслуживает всего этого. Когда же Изабель поймет, для ее племянницы поиски формулы важны, также как кислород для жизни?
– Не пытайся увести тему, мой хороший, – слабо улыбнувшись, сказала она, красная помада немного смазана. Видно, что Изабель пыталась ее поправить, может она и не совсем работой была занята этой ночью. Неужели Генри все-таки добился своего? Расколол этот лед и вкусил запретный плод, под именем Изабель?