– Ну и что? – хмыкнул Экеблад. – Расследование надо вести по горячим следам. Или уже забыли, что на вас двое искажённых, которые непонятно откуда взялись, непонятно что приняли и вообще вели себя странно. Не так, как полагается себя вести этим тварям.
Забрав у служанки трость и шляпу, Арильд ушёл, и Рейер тоже стал собираться.
– Я, наверное, тоже пойду. Если, конечно, тебе не нужен.
– Вообще-то нужен, – сказал я, и напарник вопросительно вскинул брови. – Никогда не наказывал детей?
– У меня же их нет, – расплылся в беззаботной улыбке Таубе.
– Пойдём, проведу бесплатный урок на будущее. А ты мне подыграешь. Просто разговоры, как оказалось, с Эдвиной бесполезны. Придётся переходить к действиям.
– И в чём она провинилась? – заинтересовался Рейер.
– В том, что моя жена осталась одна, в том, что ей было плохо, страшно, больно. Сейчас всё узнаешь.
Напарник тихонько присвистнул.
– А это точно была Эдвина?
Я мрачно кивнул.
– Вот потому мне и не нужны твои уроки. У меня детей нет, не было и никогда не будет! – с уверенностью заявил Рейер, но тут же примолк, стоило мне распахнуть дверь в кабинет.
Эдвина уже была там. Сидела в кресле возле письменного стола и нервно теребила кружево на юбке. При виде нас она вскочила, еле слышно произнесла:
– Дядя…
Бледная, напуганная, напряжённая.
Ну хоть что-то.
– Не садись, Эдвина, – велел я и, прикрыв за Рейером дверь, прошёл в кабинет. – А ты присаживайся, – предложил гостю, и Таубе рухнул в кресло напротив девочки.
На её бледных щеках вспыхнул румянец. Эдвина явно не могла понять, почему она, леди с такой выдающейся родословной, должна стоять в присутствии простого служителя закона.
Ладно, Рейер не простой следователь, но по статусу до моей племянницы явно не дотягивал. Их даже глупо было сравнивать. И тем не менее сейчас в моих глазах она была ниже любой безродной нищенки.
Опустившись в кресло по другую сторону стола, я посмотрел на племянницу:
– Думаю, не стоит объяснять, зачем я тебя позвал.
В ответ – тишина.
Эдвина стояла, опустив взгляд, и продолжала мять ни в чём не повинную (в отличие от неё) юбку.
– Но для мейста Таубе, пожалуй, всё же озвучу вслух, что ты натворила.
Племянница снова стала белее мела, но продолжала молчать, словно язык себе откусила, от злости или, может, страха. Я же продолжил говорить, теперь уже обращаясь к напарнику:
– Раннвей убежала не из-за того, что случилась осечка с даром. Ей стало… больно. Знаешь, что такое Ведьмины капли?
Рейер ошеломленно кивнул:
– Слышал про них… Немало. Ужасного, – добавил он после короткой паузы.
– Вот, – я мрачно усмехнулся. – Ты про них только слышал, а Раннвей была вынуждена испытать их действие на себе. И всё благодаря моей племяннице, превратившей мою жену из красавицы в уродливое существо, на которое без жалости теперь никто не взглянет. Пятна вскоре вскроются болезненными язвами, а потом…
Я замолчал, пристально наблюдая за реакцией племянницы. Жаль, я не эмпат и не способен считывать чужие чувства. Я бы сейчас многое отдал, чтобы понять, что на самом деле она испытывает. Только страх за себя или хотя бы каплю сожаления, стыда.
– Великий Дракон, Эндер! – ещё более ошеломленно выдохнул Рейер.
Может, и стоило его предупредить, что я преувеличиваю, придумываю и добавляю, но мне нужна была не игра, а настоящие эмоции напарника.
Эмоции, которые не заставили себя ждать.
– Эдвина, ты с ума сошла?! – полыхнул он от гнева.
В отличие от меня Рейер не мог похвастаться сдержанностью и слова подбирать зачастую не утруждался.
– Какого харга ты так обошлась со своей тётей?! Как чудовище! Безжалостное… Жестокое! В половине преступников, которых я арестовал, не было и доли твоего коварства! Эдвина… ты ужасна!
Рейер продолжал бушевать, глаза девочки наполнялись слезами. Я не вмешивался и не прерывал. Судя по всему, когда я её ругаю, она мои слова всерьёз не воспринимает. Я ведь любящий и всё прощающий дядя. Всегда таким был.
А теперь пожинаю плоды.
– В голове не укладывается! – негодующе припечатал Рейер и резко откинулся в кресле, так, что то жалобно заскрипело.
Несколько секунд тишины, напряжённого молчания, и Эдвина, не выдержав, зарыдала:
– Она должна была просто зачесаться! Просто щекотка… Ничего больше! Я… я не знала про язвы. Я-а… Клянусь дядя! – спрятав лицо в ладонях, она продолжила истерично всхлипывать и при этом дрожала, словно её пронизывало лютым холодом.
Обычно, едва заметив слёзы в её глазах, я терялся. Сразу пропадало желание отчитывать, наказывать, упрекать. Но не сейчас.
Сейчас я почти наслаждался её истерикой и страхом.
Переглянувшись с Рейером, холодно поинтересовался:
– Где ты взяла яд и когда? Что-то не припомню, чтобы ты одна покидала дом, а у нас такой дряни отродясь не было.
Она притихла, всхлипнула и, по-прежнему на меня не глядя, чуть слышно призналась:
– Мне… мне его дали.
– Дал – кто?!
Великий Дракон, как же сложно держать себя в руках.
Тишина давила на плечи, резала и без того натянутые до предела нервы.